В этот момент ее чуткое ухо уловило поворот ключа в замке входной двери. На какой-то миг она перестала ощущать биение сердца в груди, но, сделав большой глоток мартини, овладела собой, поспешно поставила бокал на поднос и вышла в холл навстречу Гарри.

— Здравствуй, дорогой, — сказала она и сама удивилась тому, сколько спокойствия и уверенности в ее голосе. Она подошла к Гарри, обвила его шею руками и прижалась к груди, ожидая приветственного поцелуя.

Гарри стоял как изваяние, опустив руки вдоль тела, и равнодушно смотрел на нее. Морган отстранилась, и в глазах ее промелькнула злоба.

— Как ты долетела? — спросил он.

— Спасибо, хорошо. — Морган развернулась и направилась в гостиную, гордо неся свою печаль. «Гарри! Люби меня, как раньше! Обними меня и прижми к своей груди! Я не могу жить без тебя!» — стонало ее сердце. — Выпьешь что-нибудь?

Он молча кивнул. Морган налила в бокал джин, добавила лед и тоник и протянула бокал Гарри. Он неловко переминался с ноги на ногу, охваченный стыдом и раскаянием — в то время когда он занимался любовью с Элизабет, его жена хоронила брата.

— Тяжело тебе пришлось? — сочувственно поинтересовался Гарри.

Морган закурила сигарету и ответила только тогда, когда почувствовала, как ее легкие с наслаждением вбирают в себя дым:

— Нелегко. Мама до сих пор не может подняться с постели, а папа винит в смерти Закери себя…

— Гм-м… Представляю себе!

Непроницаемая тишина окутала гостиную. Каждый лихорадочно искал какую-нибудь нейтральную, безопасную тему для разговора.

— Дэвид прекрасно выглядит, — сказала наконец Морган.

— Угу.

— Много работы в галерее?

— Да, очень. Вчера мы продали три картины.

— Рада слышать. Как твоя голова? Не болит больше?

— Нет, спасибо. Я чудесно себя чувствую. Многих удалось повидать в Нью-Йорке?

— Всех… все были на похоронах.

— Да, конечно.

И снова тишина.

Когда Перкинс пришел доложить, что обед подан, их сиятельства встретили его как старого друга, с которым не виделись много лет, на основании чего дворецкий сделал вывод, что господа не могут больше долго находиться наедине. О чем он и сообщил впоследствии на кухне миссис Перкинс.

Гарри допоздна просидел в кабинете один, слушая музыку и попивая джин. И то и другое служили ему прекрасным утешением. Морган давно легла спать, пожелав ему на прощание спокойной ночи с таким достоинством и покорностью судьбе, что у него невольно сжалось сердце. В какой-то мере он чувствовал себя виноватым перед ней. Нет слов, она поступила с ним подло и жестоко. Мама была права в том, что по натуре Морган — бессовестная авантюристка. Но Гарри не был уверен, что сейчас самый подходящий момент для разговора о разводе. Морган ужасно выглядит, сильно похудела и все время пребывает в депрессии. И в глазах у нее появилось отчаяние. Не исключено, правда, что это связано со смертью брата. И еще с тем, что она после долгого перерыва встретилась с Тиффани.

Гарри закрыл глаза и стал внимательно вслушиваться в пассаж Бетховена, который особенно любил. Это помогло ему привести свои мысли в относительный порядок. Имеет ли он право так просто избавиться от Морган? Сколько миллионов долларов вложила ее семья в реконструкцию замка и в этот дом? Он обвел туманным взором кабинет. Книжные шкафы красного дерева, камин, подвесной потолок, итальянские портьеры тяжелого шелка — все это стоит целое состояние, и ему никогда не выплатить такую сумму отцу Морган.

Конечно, дом он может оставить ей, но замок — фамильная ценность, и распорядиться им по своему усмотрению он не вправе. Замок принадлежит семье Ломондов, но как раз в него Морган вложила основную сумму. Вдруг она потребует большого содержания? Скорее всего да. Наверняка она наймет в адвокаты Марвина Митчелсона, а тот знает свое дело.

Вернет ли она ему фамильные драгоценности, целых двенадцать коробок? Бриллиантовую диадему и ожерелье, жемчуга, сапфиры и рубины, которыми он щедро осыпал ее? Вряд ли. По крайней мере добровольно не вернет. Значит, бракоразводный процесс будет долгим и мучительным, затянется на многие месяцы и потребует денег.

Что же ему делать, если он категорически не может существовать с Морган под одной крышей? Все в ней его раздражает и вызывает изжогу — начиная с американского акцента и кончая вечным упреком во взгляде. Гарри налил себе еще джина с тоником и проклял мысленно тот день, когда его угораздило влюбиться в хорошенькое личико и пару стройных ножек, за которыми скрывалось коварство и духовная пустота.

Он любил Элизабет. В их отношениях все так просто и вместе с тем сложно. С того самого дня, когда ее впервые привезли в замок — ей было двенадцать, а ему пятнадцать — он, сам того не замечая, полюбил ее, и их родители решили тогда, что они вырастут и поженятся. И нот появилась Морган на его жизненном пути. Она ослепила его, заворожила и тайком украла его сердце. Надо было ему сохранить хоть остатки разума и не возвращать ее, когда она уехала в Штаты, обидевшись на мать!

Гарри задумчиво смотрел в потолок. Морган лежит сейчас одна в постели в шелковой ночной рубашке. Ее спальня как раз у него над головой. А ему вовсе не хочется пойти к ней, хотя еще полгода назад он сгорал бы от желания при мысли о ее соблазнительном теле. Все в прошлом, все исчезло, растворилось, как ночная тень, отступающая перед лучом утреннего солнца. Единственное, чего ему хотелось сейчас, это оказаться в жарких, нежных объятиях Элизабет, ощутить успокаивающее, умиротворяющее тепло ее кожи.

Но есть еще Дэвид. Как быть с ребенком? Это, пожалуй, самое сложное во всем деле. Впрочем, весь путь к Элизабет обещает быть непростым. Что ж, пора выбираться из грязи, в которую он так опрометчиво вляпался.

34

Тиффани застегнула ремни на чемодане и в последний раз оглядела комнату. Не забыла ли чего? Домой она вернется теперь не скоро. «Магнима филмс» предложила ей контракт на создание костюмов для нового телесериала «Связи», продолжения того фильма, от работы над которым ей пришлось отказаться из-за Морган и который теперь с таким успехом вышел на экраны. Уже вечером она будет в Голливуде.

Судьба словно давала ей второй шанс, и, без сомнения, благодарить за это Тиффани должна была Ханта. Вероятно, он узнал о ее разводе с Акселом и замолвил за нее словечко на студии. Тиффани вот уже несколько дней пыталась дозвониться до Ханта, но у него либо занято, либо его домоправительница отвечала, что хозяина нет дома.

Ей пришлось смириться с тем, что их разговор откладывается до приезда. Что ж, тем лучше, у нее будет время как следует к нему подготовиться. Не исключено, что они увидятся уже сегодня вечером, поскольку Тиффани получила приглашение на обед от продюсера «Связей», и скорее всего Хант будет там, чтобы познакомить ее с людьми, с которыми предстояло так долго работать вместе, и возможно… Тиффани решительно отвергла саму мысль о каких-либо возможностях. Однако справиться с дрожью в руках, когда делала макияж, так и не смогла, хотя очень старалась. Через несколько часов она снова его увидит!

В отеле ее ждала записка. Нетерпеливо разорвав конверт, как только оказалась в своем номере, Тиффани прочла, что в семь часов в баре ее будут ждать продюсер фильма Дон Хаузе, директор Лоу Власто, помощник режиссера Абе Гросс и оператор Изидор Гертц. И никакого упоминания о Ханте. Подавляя в себе чувство глубокого разочарования, Тиффани принялась распаковывать чемоданы, и вскоре забыла про Ханта, радуясь тому, что оказалась в Лос-Анджелесе, о чем мечтала долгие годы. Теперь она не упустит своего шанса! Стоя под душем, Тиффани не размышляла лишь о новом витке своей карьеры.

Она тщательно продумала свой туалет и остановилась на простом черном платье, отделанном золотистыми кружевами. К нему она надела золотые серьги и несколько тонких браслетов. Осмотрев себя в зеркале, Тиффани осталась довольна. Она выглядела шикарно, но без излишнего роскошества, ее кожа и волосы отливали бронзой на темном фоне. Хант любил ее в черном и имел обыкновение говорить: «Мужчина не устанет повторять, что тебе идет розовый цвет, но женщину в черном не пропустит». Улыбаясь про себя, Тиффани вошла в лифт и через несколько минут оказалась в шумном, переполненном баре.