— Мм… да. Я смотрю, ты очень похудел, — участливо заметил Гарри.

Зак более всего напоминал живой труп, джинсы висели на нем, как на вешалке, грудная клетка выпирала так, что можно было без труда пересчитать ребра, скулы обтягивала желтоватая кожа, которая просвечивала насквозь.

— Так, значит, вы с Морган недавно виделись? — небрежно поинтересовался Гарри. — Она прекрасно выглядит, несмотря на беременность, не так ли?

Закери часто заморгал и уставился на Гарри, как на слабоумного.

— Да не видел я Морган! Ты же уже спрашивал об этом ночью!

Гарри ласково улыбнулся и сказал с мягкой настойчивостью, с которой обычно говорят с детьми:

— Ты видел ее, Зак, вспомни. Подумай как следует. Вы вместе целую неделю жили в Нью-Йорке в отеле «Алгонкин».

Закери опустился в шезлонг у окна и сжал голову руками. Наступило долгое молчание. У гостя было такое лицо, словно его просили вспомнить сон, приснившийся ему неделю назад.

— Нет, Гарри, — сказал он наконец. — Я не был в Штатах около года. Я не видел Морган.

Гарри знал, что Зак говорит правду. Он рывком схватил телефон с ночного столика и стал яростно набирать номер «Алгонкина».

Воскресное утро в Вайнленде выдалось жарким и душным. Морган так и не отошла ни на шаг от своего поста в больничном холле. Она чувствовала себя разбитой и опустошенной, под глазами у нее залегли темные круги. Казалось, о ней все забыли — ни один человек не обратил на нее внимания с тех пор, как она поговорила с доктором. В какой-то момент ей послышался вдалеке долгожданный детский плач, но здравый смысл подсказывал, что это мог быть крик роженицы или звон медицинского инструмента, упавшего на кафельный пол.

Если что-нибудь случится с ребенком… Нет, об этом лучше не думать, последствия будут слишком ужасными. Ей придется сказать Гарри, что произошел выкидыш, он рассвирепеет, потому что она не послушалась его и не поехала рожать в Шотландию, но главное — у него никогда не будет наследника. Судьба Морган всецело зависела от того, что происходило в эту минуту в палате «Е05». Она должна немедленно узнать, что с ребенком, иначе ее рассудок не выдержит более такого напряжения.

— С вами все в порядке? — обратилась к ней проходившая мимо медсестра. Она выглядела свежей и совсем не уставшей, вероятно, только заступила на дежурство. — Что я могу для вас сделать?

— Не могли бы вы узнать, что с моей сестрой? — взмолилась Морган. — Она в палате «Е05»… ее фамилия Киддер. Она рожает и…

— Я попробую. А пока не хотите ли чашечку кофе?

— Спасибо.

Морган в отчаянии смотрела вслед удалявшейся медсестре. Сердце подсказывало ей, что ждать осталось недолго. В эту минуту дверь палаты Тиффани распахнулась настежь, и из нее вышел уже знакомый доктор. Он медленно двинулся по коридору прямо к ней. Взгляд его покрасневших от усталости глаз был туманным, а губы плотно сжаты.

Морган поднялась и сделала несколько шагов ему навстречу, шатаясь от изнеможения и чувствуя, что колени у нее подгибаются от страха.

— Миссис Ломонд, счастлив сообщить вам, что жизнь вашей сестры вне опасности. Обошлось без кесарева сечения. Нам удалось развернуть плод.

— А ребенок? Что с ребенком? — не помня себя закричала Морган.

Доктор странно посмотрел на нее и удивленно приподнял бровь. После паузы он сдержанно ответил:

— Ребенок в порядке.

— Слава Богу! — Морган с облегчением вздохнула. — Мальчик?

— А разве это так важно? Самое главное, что они оба в безопасности. Но роды были очень трудными, поэтому им нужен отдых. Никаких посетителей, — с этими словами он развернулся и пошел прочь.

Морган хотела было догнать его, расспросить про ребенка, но что-то удержало ее. Уже в конце коридора доктор вдруг остановился и, поразмыслив немного, обернулся к ней.

— Мальчик, — сказал он тихо и почти с нежностью.

Тиффани захотела повернуться на бок, но не смогла. У нее было такое ощущение, словно по ней проехал асфальтовый каток и расплющил ее кости и мышцы, превратив их в кашу.

— У вас родился настоящий богатырь, — попыталась приободрить ее медсестра. — Хотите посмотреть?

— Нет. — Тиффани отвернулась и закрыла глаза.

— Может быть, после того, как отдохнете немного…

— Нет.

— Но скоро вам придется начать его кормить…

— Нет! Унесите его прочь!

Почему эта чертова сиделка лезет не в свое дело! Где Морган? Пусть забирает своего ублюдка и сама выкармливает его из бутылки! Тиффани незаметно сжала зубами уголок подушки, чтобы никто не услышал ее рыданий.

В полдень Морган вернулась в гостиницу и бросилась в постель. Доктор разрешил ей увидеть сестру и ребенка только во второй половине дня, поэтому она вернулась в свой номер уставшая и разбитая, словно сама только что родила, с единственным желанием выспаться.

Через пару часов Морган проснулась посвежевшей и как будто обновленной. Она быстро поднялась, приняла душ и переоделась. Без кофе можно обойтись, тем более что за предыдущую ночь она выпила норму нескольких дней.

На улице посвежело, утренняя прохлада сменилась ледяным колючим ветром. Морган взяла такси и уже через десять минут была в больнице.

Двери лифта открылись на пятом этаже, и Морган подивилось тому, как преобразился унылый больничный коридор с белыми стенами, который нагнетал на нее ночью тоску и страх — яркое солнце пробивалось сквозь тонкие шторы на окнах и ложилось на пол желтыми подвижными квадратами, фикусы в кадках радовали свежей зеленью, а акварели на стенах, которые Морган даже не заметила прежде, создавали ощущение уюта и покоя. Медсестра везла по коридору каталку, на которой лежала счастливая мать, прижимая к груди запеленутого младенца. Из какой-то палаты доносился веселый женский смех.

Морган остановилась перед дверью с надписью «Е05» и тихонько постучала, затаив дыхание от нетерпения.

— Войдите.

Тиффани сидела в постели, опираясь на гору подушек. Ее лицо походило на трагическую театральную маску — углы губ опущены, в глазах залегла глубокая печаль, кожа отливала болезненной желтизной.

— Привет, Тифф! Как ты себя чувствуешь? — Морган положила у изножия кровати букет алых роз и огляделась в поисках ребенка.

— Хуже некуда.

— Дорогая, мне так жаль… Ну и заставила же ты меня хорошенько перетрусить! Доктор сказал, что дела твои были плохи. Что случилось?

— Не знаю. Давай не будем об этом говорить.

— Хорошо. А где ребенок?

— Наверное, в детской палате вместе с остальными.

— Я не могу удержаться. Очень хочется скорее посмотреть на него. Он красивый?

— Я… я видела его только мельком, — ответила Тиффани и разрыдалась.

Морган бросилась к сестре и обняла ее за шею.

— Тихо, не плачь. Ведь все позади. Ты сможешь теперь вернуться домой и забыть об этом, как о страшном сне. Я так тебе благодарна, Тифф, ты даже не представляешь! Могу вообразить, как ты вымоталась! Не надо, Тифф, не плачь, успокойся.

— Я не могу, — сквозь слезы прошептала Тиффани и закрыла лицо руками.

Морган в замешательстве стояла возле больничной койки. Она ожидала любой реакции от сестры, но только не слез. Теперь Тиффани может вернуться в Нью-Йорк к работе, друзьям, ко всему, что ей дорого, и от чего ей так надолго пришлось отказаться. Так из-за чего тут плакать?

— Почему ты не попросишь, чтобы ребенка принесли сюда? Мы могли бы вдвоем посмотреть на него, — растерянно вымолвила Морган.

— Потому что я не желаю его видеть! — вытирая слезы, ответила Тиффани. — Никогда, слышишь! Он твой, можешь забирать… Я уже сказала доктору, что отдаю его тебе на воспитание, и чем скорее ты уберешься с ним отсюда, тем лучше!

— Но почему?

— Ты что, совсем идиотка? Ничего не понимаешь? Да потому что я люблю его! Он ведь мой… а я должна его отдать! — Новый поток слез хлынул из глаз Тиффани.

Морган не верила своим ушам. Оказывается, Тиффани, которая не собиралась иметь своего ребенка и клялась, что афера сестры ей глубоко противна, жестоко страдает от необходимости расстаться с существом, ею выношенным и пробудившим в ее сердце материнские чувства. Морган понимала, что ничем не может утешить Тиффани, поэтому потихоньку вышла из палаты, осторожно притворив за собой дверь.