И тут земля сотряслась: то Зга смеялась.

А Перун и в Упирь молнией — та задергалась и скрылась до времени.

«А у Даждьбога, Стрибога да Велеса какая Сила против меня?» — Перун думает.

Стрибог дождем все залил — ну да Перуну что в дождь, что в сушь молнии кидать, похохатывает и огненными стрелами мечет.

Даждьбог солнце скрыл, и холод с тьмою настали. Не унимается Перун. Добить хочет братьев и в ливневой темноте одними молниями другим дорогу освещает.

Закричал Велес:

— Скот заморю!

И пал скот на земле темной, водой залитой.

Но ничего не слушает Перун.

Стрибог изо всех сил старается — но не вязнут в ливне молнии. Даждьбог сам едва за солнце держится. А Велес уже все сделал, что мог; стоит, в ладони лицо спрятавши. Стали звать Мокошь:

— Мать! Мать!

Но равнодушна Мокошь и к дождю, и к молниям, и к холоду. Снова обвила ее змея Упирь, и смотрят они на битву безучастно.

— Мать! Мать! Погибло все!

— А мне что, — говорит Мокошь спокойно. — Лучше б я вас вовсе не рожала.

А на земле в это время случились потоп, глад и мор. Все люди молниями побиты, а кто не побит, тот от холода и голода помер или в потопе захлебнулся.

Не стало людей.

А звери дикие забрались на верхушки деревьев — кто мог (ящерицы и змеи первые были), а кто не мог — погибли тоже.

Но стал Перун уставать. И понял он, что Сила его кормиться чем-то должна.

Кончил молнии метать, говорит братьям:

— Ладно, давайте, как прежде, жить, только я теперь среди вас главный.

— Какой же ты главный, — Велес возражает, — когда без скотинки моей пропадешь?

— А потому я главный, — Перун говорит, — что лучше вас всех сожгу, а от своего не отступлюсь и сам погибну.

Подивились братья на первенца Мокоши, Згиного старшего внука. Но тут Вилы заговорили, и снова мир установился.

И говорят Даждьбог, Стрибог и Велес:

— Не знаем, какой ты главный, но старший — ты.

И успокоился Перун. Говорит Велесу:

— Надо людишек вернуть, чтоб животину нам носили.

Велес отвечает:

— Скот-то я верну и зверюгу всякую, а людей творить не умею. Упирь надо с Мокошью.

Заголосили боги:

— Упирь! Мокошь!

Мокошь молчит. А змея Упирь говорит:

— Поищите получше, может, остался кто.

Засуетились. Даждьбог всю землю освещает, живых выглядывает — ему сверху лучше всех видно. Закричал радостно:

— Есть тут одна.

Выжила женщина в потопе, Дарой ее звали. Забралась на ель и хвою ее глодала.

— Не справится она одна животину нам таскать, — качает головой Перун. — Надо, чтоб снова много людей было. Как быть?

А змея Упирь советует:

— Сойдите кто-нибудь к ней в лоно.

Посовещались — послали Даждьбога. Он луч солнечный пустил — и забеременела Дара, и родила семерых детей от Даждьбога. Так род людской восстановился.

И передалась от Даждьбога, и стала гулять по людскому миру Сила.

Но Мокошь покоя не знала. Мать свою, Згу, прогнала и с тех пор металась. Детей рожала на забаву, землю творила, но не было Мокоши покоя.

И вот снится ей, будто заговорила с ней Зга:

— Вернись ко мне, дочь. Только для этого все обратно повернуть надо. Чтобы ни детей твоих, ни земли, ни неба.

Проснулась Мокошь и думает: не говорит со мной мать наяву, а вот во сне заговорила. Чтобы к ней вернуться, надо детей моих извести.

Долго думала, потому что дети уже в силу вошли, но придумала все ж таки. Но одного не знала: что змея Упирь все ее мысли читала.

А змея Упирь обратно в Згу не хотела. Не тосковала она по Зге, а хотела и дальше по свету ползать и советы давать.

И сказала змея Упирь детям Мокоши, как от матери обороняться.

Приходит Мокошь к Велесу и говорит:

— Сын, решила я тебя позабавить и животинку лесную тебе ручную подарить. Ты всякую животинку любишь, а эта вовсе не обычна будет.

— Спасибо, мать, — Велес говорит. — Когда принесешь?

— А завтра по росе.

Приходит Мокошь к Стрибогу и говорит:

— Сын, ты вот водичкой балуешься, а я тебе забаву водяную приготовила.

— Спасибо, мать, — говорит Стрибог. — Когда забава-то будет?

— А завтра по радуге.

Приходит Мокошь к Даждьбогу и говорит:

— Сын, ты огнем правишь, хочу тебе игрушку огненную принесть.

— Спасибо, мать, — говорит Даждьбог. — Когда игрушки-то ждать?

— А завтра на зорьке.

Приходит Мокошь к Перуну и говорит:

— Сын, ты у меня старший, чудо одно у меня для тебя есть.

— Спасибо, мать, — говорит Перун. — Когда чудо-то увижу?

— А завтра по холодку.

«Вот и ладно, — Мокошь думает. — А Вил я и так раздавлю».

Поднялась Мокошь затемно, ходила и улыбалась: скоро-де с матерью буду. Собрала подарки детям своим и пошла.

Приходит к Велесу и бросает на него духа малого, до Силы богов охочего, всю выпивающего, до дна.

А Велес глиной намазался, и увяз в волосах его дух малый; выловил его Велес и на землю бросил. И стал этот дух малый лешим.

Заплакала Мокошь.

Приходит к Стрибогу и сажает ему на колени двух духов малых — мужского пола и женского, воду выпивающих до единой капли. А Стрибог маслом коровьим натерся, и соскользнули с него духи, и упали на землю, и стали водяным да русалкой.

Еще пуще закручинилась Мокошь.

Приходит к Даждьбогу и напускает на него Змея огнедышащего, солнце пожрать норовящего. А Даждьбог вместе с солнцем в небо ушел, и ударился Змей мордой о небо и отлетел на землю, где Змеем огнедышащим и остался.

«Ну, — думает Мокошь, — последняя надежда на чудо для сына моего Перуна». И протягивает Перуну яйцо зеленое. Перун по нему молнией ударил, а яйцо пухнет. Перун — пучком молний, а яйцо крепнет и смарагдом[2] переливается. Перун напрягся, заревел, оплел яйцо молниями, а оно все больше и больше и светится уже, и смех из него идет нехороший.

Рада Мокошь. Страшную игрушку сыну принесла.

А яйцо уж с Перуна ростом. Вот-вот трескаться начнет и выползет из него кто-то. Только Мокошь да знают кто.

Но тут-то Упирь и появилась. Сжала яйцо, но мало что не дала ему лопнуть. Упирь была необыкновенная змея; яйцо стало уменьшаться…

Мокошь бросилась к ней, потому как в яйце была ее последняя надежда, но Перун выпустил веером молнии и преградил ей путь.

Упирь билась на яйце; в нем бушевала такая Сила, что Упирь просвечивала насквозь, и боги видели, как напрягаются ее позвонки и как колотится ее сердце. Но вот яйцо стало тускнеть, и, наконец, Упирь бросила его оземь.

Мокошь дико закричала и вцепилась себе в волосы, а боги перевели дух.

Но яйцо не погибло. Оно упало на землю, и с ним пришло к людям великое лихо, потому что в яйце билось лютое создание Мокоши, ее последняя надежда, предназначавшееся на погибель богам, а доставшееся людям…

Не буду таиться: да, в яйце был Кащей.

Не смогли боги победить Мокошь, а Мокошь их не одолела. Ушла от всех Мокошь и затаилась. Но звала ее в снах Зга, которая от обиды на единственную дочь посулила всему, что она творила, несчастливую жизнь, звала и говорила: поверни все обратно. А наяву никогда с ней не говорила и не отзывалась, даже когда Мокошь в голос плакала.

И решила Мокошь: если детей своих извести не могу, то изведу людишек, чтобы некому было богов кормить. А если не кормить богов Силой людской и духом звериным, зачахнут боги и исчезнут. Только Зге, Мокоши и Упири питаться было не нужно. И ополчилась Мокошь против людишек. И пошли по земле войны, и истребление, и коварство, и подлость, и страх, и ярость.

Зга была под землей, и не знал на земле почти никто о ней. Не добра и не зла была Зга, но вся Сила, что в мире была, от нее исходила. Не думала Зга о людях, а только о том, как дочь мучить. И не вредила им, и не помогала.

После Мокошьих дел скользнула змея Упирь на землю и решила там жить: не простила бы ей Мокошь предательства, а на земле Упирь никто не одолеет. Не хочет Упирь людского исчезновения, потому что тогда мир в обратную сторону вертеться начнет, и придется ей в Згу возвращаться. А не хочет Упирь этого.