— Добрыня! Эй!

Пепельные одежды Волхва мигали черными молниями. Он ринулся навстречу мне, промахнулся, молча поворотил коня и поскакал в чащу. Я долго видел его, хотя, будь то ясный день и стой я с открытыми глазами, он бы уже давно скрылся за деревьями. Он несся прочь, превращаясь в тусклое лунное пятнышко, потом — в точку и исчез вовсе.

Почему-то все так же, не открывая глаз, я поворотился на голоса и увидел голубой лик Алеши. Я поднял веки и не различил почти ничего. Внезапно на меня как-то разом пахнуло погребной сыростью и смертью. Я опустился на землю.

Алеша с Ильей бежали ко мне, и я чувствовал, как запах смерти и нечисти сменяется горьким запахом мокрого осеннего леса.

— Добрыня! Ты цел? — крикнул Алеша.

Горло мое пересохло, голова кружилась, Силы не было вовсе, но я уже понимал, что я не ранен, а рука онемела не от раны, а от удара.

— Кто был здесь с тобой? — кричал Алеша, кружа по поляне. — Кто это был? Он? Он?!

— Здесь пахнет смертью, да? — наконец выговорил я.

— Вы — бились?!

— Можно и так сказать.

— Это великий подвиг, — прошептал Илья.

— Ну что, князь Ярослав решил, наконец, как ему въезжать в Киев? — спросил я, слабо усмехаясь.

— Здесь пахнет смертью, — все повторял Алеша вполголоса, волком рыща по кустам.

— Пойдемте под звезды, — сказал я.

— Какие звезды, Добрыня? — осторожно сказал Илья. — Тучи, тучи.

— До рассвета еще далеко, но звезды уже взошли. А это уже кое-что, ведь так? — с трудом выговорил я.

— Ты не ранен, Добрыня? — наклонился ко мне Алеша.

— Я-то нет, а вот меч мой сломался.

— Ну, это полбеды, — вздохнул Илья.

— Не скажи, Илья, не скажи, — поднимаясь, проговорил я.

Лопнули красные ягоды под лапой угорского волка; пал загнанный конь под новгородским гонцом; легкой тенью проскользнул по Божемильскому лесу леший; воин на муромской дороге прижал ухо к земле, предощущая стук копыт чужих; по обочине степей промчалась черная стая; Дышащее море покатило приливом на Русскую землю; треснула и пошатнулась церковка в Киеве; вепрь вышел на опушку, задрал клыкастую морду к вечереющему небу, и в каждом глазу отразилось по месяцу; странник, прячущий лицо, постучал в окно к ворожее; порвались и рассыпались четки в руках монаха в Царьграде; на юге наперерез русскому дозору выползли степняки; над Ильменем в воду гроздью посыпались звезды — все вижу.

Когда князь Ярослав Владимирович вступал в Киев, его конь споткнулся на левую ногу.

Был гололед, а конь по льду не ходок. Однако большинство свидетелей этого случая полагали, что это знамение неудачного княжения.

Знамение или нет, но только правление Ярослава было так же устойчиво, как конь на льду. Но Ярослав не хотел об этом думать.

Вон он хохочет, не замечая хмурых лиц и угрюмого перешептывания вокруг, приподнимается в седле, торопясь увидеть знакомые крыши, с наслаждением вдыхает влажный холодный воздух; глаза его блестят, и, как кажется ему, всем вокруг должно быть ясно, что он победитель.

Но всем вокруг ясно другое: молодой князь просто беспечен. Смута на Русской земле; вот уж воистину — пошел брат на брата: Ярослав воюет с братом своим Святополком. Сходятся и бьются насмерть русские рати, зовут в союзники Степь — против русских же; кругом стон и плач; воинам не в радость эти победы, а уж о богатырях и говорить нечего. Знаем мы, знаем, что не простая это смута, а чей-то прыжок к власти. Знаем чей.

Я невольно оглядываюсь по сторонам, словно ожидая увидеть его в киевской толпе. Он может появиться где угодно, он бесстрашен в своем неукротимом зле, и если черная надобность позвала бы его в Киев, куда, мня себя победителем, вступает сейчас князь Ярослав Владимирович, то он бы объявился здесь, щуплый, скованный в движениях (но это кажущаяся скованность), со своей вечной усмешечкой, и бросил бы нам вызов. Но я не вижу его. Впрочем, это ничего не значит. Он может смеяться надо мной из-за чьей-то спины.

Вот уже пятнадцать лет мы идем по его следу. Я одержим этой охотой. Илья и Алеша рядом. Мы знаем: раньше по следу шли наши учителя. Мы знаем: если мы его не одолеем, то сегодняшняя смута покажется временем спокойствия и мира.

Мы почти не произносим его имени. Говорят, произнеси его трижды — и он услышит, где бы он ни был, услышит, встрепенется и пойдет за тобой. Его имя известно только знающим. Там, где обычный человек увидит бессмысленную кровь и жестокость, странные знамения, непонятные знаки, знающий содрогнется и прошепчет про себя это имя.

Вот оно.

Волхв.

Объявился новый кудесник? Не зевай, это, скорее всего, его рука. Необъяснимая вражда между князьями? Ты знаешь, как ее объяснить. Степь пошла на Русь? Посмотри: степной ли это ковыль сам собой волнуется или это он гонит волны? Нашим учителям не удалось его остановить. Он идет к своей цели неуклонно и умно, и если по пути он потерял человека, то завтра найдет двоих. Он хочет править Русской землей.

Он русский. Он родился от смертных родителей (хотя некоторые полагают, будто его отцом был сам Сатана). С детства он тянулся ко злу так, как другие тянутся к добру. От рождения он наделен великой Силой, а Сила выше меча и злата. Сила может делать многое. Читать в сердцах, лечить, губить, знать будущее. Может даже останавливать рати. Четыре месяца назад я впервые в своей жизни остановил отряд, несшийся на нас с Ильей. Но то, что умею делать я или Алеша (у Ильи Силы нет), меркнет по сравнению с тем, что умеет делать Волхв. У него были хорошие учителя — к сожалению, неизвестные мне и моему мечу. Говорят, он научился многому на Востоке. Некоторые привозят оттуда благую Силу. Волхв привез зло.

Пожалуй, только богатыри понимают, как он опасен. Мы научились распознавать его руку. Но это не очень нам помогает. И вот теперь — смута. У нас были победы. Волхв хотел именем Святополка править на Русской земле. Мы разбили войско Святополка и сейчас вступаем в Киев. Но защищающийся Волхв еще опасней.

Сколько раз я встречался с ним? Четырежды. В первый раз я был молод и слаб, и его Сила едва не свела меня с ума. Во второй раз он пытал меня. В третий он плюнул мне в лицо и не стал убивать, полагая, что я не переживу позора. Но я пережил позор, и в четвертый раз, две недели назад, Волхв решил покончить со мной. Он застиг меня в лесу, ночью, когда он видел меня, а я его — нет. Но я догадался закрыть глаза и увидел Волхва в сиянии Силы, и бился с ним, и ранил его. Но дело не было кончено, потому что, заслышав Алешу с Ильей, Волхв унесся прочь. Я до сих пор помню, как светящийся всадник растворялся в осенней мгле. А потом я открыл глаза и уже видел только лес, а Волхв словно приснился мне.

Я не знаю, где он теперь. Но пока враг не добит, нам не будет покоя. Вся смута, весь этот кровавый год — за этим стоит он, Волхв.

Я знаю: давно уже он подчинил себе Святополка. Я говорил об этом еще князю Владимиру, отцу братьев. Но Владимир не слушал. Велик был князь Владимир, крестивший Русь, но под конец разум его затмился.

И убит был князь Владимир по приказанию Святополка. Отравлен. Помню его тело. Следы яда…

Я снова смотрю по сторонам. Я ищу Волхва.

И к Ярославу подбирался Волхв. Еще жив был Владимир, а смута уже началась. Ярослав восстал против отца: тесно им было, потому что одинаковы в своеволии и страстях. И пришел тогда к Ярославу странник, и ворожил ему, и нагадал быструю победу над отцом. Сам Волхв ворожил князю Ярославу Владимировичу. Но за странником этим в Новгород пришел я, Добрыня, и Силой остановил князя Ярослава…

Страшен был год. Не уберегли мы светлых княжичей — Бориса и Глеба, солнечных детей Владимира, как я их называл. Погубил их Волхв.