— И ты получил все, что хотел, — усмехнулся Эреб. — И лицензию, и школу. И истинного грифа. Была бы Фортуна с нами, я бы сказал, что это ее проделки.

Человек в плаще снял капюшон. Непроглядная тьма, скрывавшая его лицо только что, медленно растаяла, и в свете масляных ламп показались черные впадины глаз, смуглые щеки, тощая седая борода и глубокие борозды морщин на высоком лбу.

— Появление этого ученика — очень тревожный знак, Янус, — голос Эреба стал тише, и теперь он словно клокотал у него в груди. — Оно может означать и дурное, и хорошее. Когда миф, который ты сам придумал, вдруг обретает жизнеспособность вопреки всем известным законам — это или великое чудо, или ловушка.

— Но только мне выбирать, в какой из этих вариантов верить, — мрачно заявил Янус.

— Бесспорно, — почтительно склонил голову старик. — Но я бы хотел напомнить, что мертвые обычно не воскресают. Даже если речь идет о богах.

— Я не требую, чтобы ты непременно следовал за мной, Эреб. Ты можешь оставаться в тени столько, сколько пожелаешь, — сказал магистр.

Эреб покачал лысой головой.

— Нет, Янус. Я буду следовать за тобой до конца. Я слишком стар для того, чтобы покупать себе новую лодку. И если ты решил сорвать маску с лица, значит, пришло время и мне явить миру свой облик. В конце концов, рано или поздно это должно было случиться.

Янус кивнул.

— Тогда привези сюда остальных к началу осени. Успеешь?

Старец снова склонил голову в полупоклоне.

— Я все сделаю.

— Хорошо.

И Ян направился к выходу из подземелья.

Рассказ Берна оказался захватывающим, как хороший триллер с элементами детектива и легкой эротики.

Родителей он никогда не знал. Младенцем его оставили на ступенях святилища какого-то бога, имя которого я не запомнил да и выговорить вряд ли бы смог без тренировки. До пятнадцати лет его воспитывали жрецы, пока одним прекрасным утром не обнаружили своего подопечного в каморке для хранения праздничных риз с двумя голыми девицами в обнимку. Берна выставили из святилища без гроша за душой, так что дальше ему пришлось добывать себе пропитание самостоятельно. Прямо из пропахшего благовониями храма он попал в разбойничью шайку, где тут же оценили его способности по заслугам и научили обращаться с мечом и ножом. Все эти ценные умения привели Берна в темницу на пять лет, однако дожидаться завершения срока он не стал и сбежал оттуда через год, а по пути переспал с дочерью засудившего его королевского обвинителя. Потом наш герой-любовник уехал в другое княжество, переспал с княгиней, очутился у позорного столба и уже оттуда приехал сюда, чтобы выступить на арене.

— Я раньше никогда особо не задумывался, что со мной будет, — признался он, выпивая на голодный желудок очередную кружку пустой воды. — А потом вдруг меня осенило. Я же огненный маг! Иметь такую магию — это же как наследство получить. А я, как придурок, от палача к палачу бегаю. Вот и решил, что лучший вариант — пойти в школу боевых искусств.

— А почему ты выбрал именно эту школу? — спросил я. — Наверняка ведь тебе немало предложений сделали.

— Магистр Ян — легендарная личность, — ответил Берн, усаживаясь на свою кучу соломы. — Я узнал о нем еще в княжестве Агирры. Встретил одного из его учеников в кабаке — и понеслось. Куда бы я не пошел, так или иначе о магистре Яне вспоминают везде. А если человек умеет оставлять в мире след — он может научить этому и других. Такие дела.

— А мне вот странно, что ты со своей любовью к прекрасному полу против нашей наставницы вдруг пошел, — признался Эрик. — От такой красоты в ближнем кругу отказался!

Берн высокомерно фыркнул.

— Так я ж не в блудном доме себе девку выбираю. Красивых дур на свете полно, а жизнь у меня одна. Просрать ради любования женской жопой свою единственную законную возможность подняться из говна? Да ну…

— Раньше, вроде, тебя такие мелочи не останавливали, — рассмеялся я. — Мне кажется, у тебя все беды по жизни — от женщин. Не было бы их, жил бы ты сейчас в святилище, носил бы праздничные ризы…

— Да уж, прям счастье великое, — иронично протянул Берн. — Мясо нельзя, вина нельзя, бабу нельзя, к оружию прикасаться — и то нельзя. Ну и нахрена вообще такая жизнь? Никакой радости. А в жизни, брат, должна быть радость… Ладно, я вроде как про себя рассказал все. Теперь твоя очередь, обрезок.

Я вздохнул.

Ну и что же мне рассказать парням про свое босоногое детство? Как английский язык учил с пяти лет и в компьютерных игрушках зависал целыми днями?..

— Чего умолк-то сразу?.. — прищурился Берн.

— Не знаю, с чего начать, — честно признался я. — Родился в обычной семье, не богатой и не бедной. Воспитывал меня в основном дед…

Тут над головой раздался бумажный шелест, и через решетку на окне что-то шлепнулось на пол. Комнату наполнил пленительный съестной аромат.

Я подхватил с пола удлиненный, завернутый в писчую бумагу предмет — и охнул.

— Братцы, живем!

Я развернул посылку, и тут все увидели сокровище, скрывавшееся под бумагой.

Это была жареная кровяная колбаска.

Тут через решетку на пол шлепнулся еще один маленький сверток, и еще, и еще. Ленивую сонливость у всех нас как рукой сняло. Мы подбирали колбасу, сдобные булочки-косички, брусочки сыра и краюшки мягкого хлеба, натертые чесноком, и мир вокруг сразу стал красочным и дружелюбным, а жизнь — прекрасной.

На прощанье под окошком нежно мяукнула кошка — и я сразу понял, что не ошибся в своих предположениях.

Это Ника пожалела незадачливых арестантов и на свой страх и риск передала нам еду.

Парни ели, гадая о том, кому обязаны такой славной трапезой. А я помалкивал и улыбался, мысленно почесывая нашей благотворительнице мягкое ушко.

Ай да Ника, ай да умница!

После перекуса все разом подобрели и расслабились. Да и за окошком медленно темнело, и в нашей каморке по углам начали сгущаться сумерки. А в полумраке все разговоры становятся как-то легче, что ли.

Воспользовавшись удачным моментом, я без особых подробностей рассказал, что волей случая потерял все и оказался в чужом княжестве совсем один, без друзей, родных и без гроша в кармане. Что случайно и по пьяни попал в святилище Арахны и там познакомился с хозяйкой лицом к лицу, а потом нанялся на работу в Ямы.

— В общем, Арахна меня и привела на арену, — сказал я, стараясь не врать, но и в подробности не пускаться. — А там уже меня увидел Ян и взял в школу. Вот и все…

— Угу, — промычал Берн. — Ты нас за дураков держишь? Главного ты ведь так и не сказал. С чего бы вдруг магистру предлагать тебе место в школе, а злобной Арахне тебе благоволить?..

Тут он вдруг закашлялся.

Берн кашлял снова и снова, и каждый его новый вдох все больше начинал походить на хрип.

— Эй, ты в порядке? — всполошился Эрик.

Я не знал, что делать, но вскочил на ноги, чтобы хоть как-то помочь бедняге: по спине постучать, что ли, или дать воды.

И тут в сумерках блеснул золотистым сиянием тонкий луч паутины. Он тянулся от шеи Берна до укрытого мраком угла у дверей.

— Пожалуйста, оставь его! — воскликнул я, повернувшись к тьме в углу.

— Вот еще… — обиженно прошелестел из тьмы знакомый мне голос. — Даня, он меня злобной назвал!

Эрик, дернувшись всем телом, попятился к окну. Берн продолжал кашлять, развернувшись к дверям.

— Но ты же не такая! — попытался я урезонить Арахну.

— Нет, с такими, как он, я как раз такая!

Я увидел, как натянулась тонкая золотистая нить, и Берн, схватившись за горло, упал на колени, пытаясь вслепую нащупать паутину вспыхнувшими огнем ладонями.

— Нет, ну ты посмотри! Мало того, что он оскорбил великую Арахну, так он меня еще и обжечь хочет, глупый смертный! — прошипела паучиха.

— Он больше не будет! — взмолился я. И строго рявкнул на задыхающегося приятеля: — Берн, прекрати обижать богиню!..

Тот ответил мне громким хрипом.

— Великая, ну отпусти дурака! Очень тебя прошу!.. — воскликнул я.