— Да, — улыбнулся я.

— Поэтому ты явился, будто с пожарища? У тебя случилась вспышка магии?..

Я улыбнулся.

— Типа того. А сейчас мне надо по-быстрому ополоснуться с дороги и на кухню бежать лепить пирожные. Нельзя оставить проверяющих господ без десерта!

И я потопал к бане — так быстро, как только мог.

Греть воду мне было некогда. Раздевшись догола, я закусил губу, чтобы не заорать, и выплеснул на себя пару ведер ледяной воды. Потом насухо вытерся и более-менее чистый отправился к Леандру, которому без сноровистой помощницы, должно быть, приходилось на кухне туго.

А на подступах к нашему местному храму сытого желудка я почувствовал устойчивый и горький запах. Из открытого окна кухни валил дым.

Я рванул по ступеням, как на крыльях, мгновенно позабыв о всех своих недугах. И, влетев на кухню, увидел сквозь белый густой туман силуэт Леандра, с отчаянной бранью склонившегося над дымящимся противнем с угольками.

— Что случилось?! — воскликнул я.

— Задумался… О кошках задумался, подай им боги здоровья, и вот! И с чем сейчас чай наши гости пить будут?.. — с мукой в голосе отозвался Леандр.

А в раскрытое окно со стороны конюшни вдруг донеслось:

Говори-и-ила мне мать,
Девкам нехер доверя-ять,
Они — твари и паскуды,
бросят в сено помира-аать!
Ой ты пой, моя душа-а-а,
За душою ни гроша-а-а,
Зато есть сарай дурмана,
но не дам вам ни шиша-а-а!

Мы с Леандром переглянулись.

— Королевская проверка будет в восторге, — пробормотал я.

Глава 22. Как фанера над Парижем

Как и следовало ожидать, после всего случившегося высокие гости в школе не задержались.

Мы даже не успели вытащить из печи пироги — выстраданные, замешанные моей криворукостью на отборной леандровской брани, как от Яна прибежал дежурный сообщить, что больше нет повода тратить наши нервы и дорогие продукты.

Больше никаких новостей не было, и в школе воцарилась выжидающая, недобрая тишина.

Ян не выходил из своего кабинета, Та’ки наконец крепко уснул где-то в кустах, а встревоженная обслуга переговаривалась между собой вполголоса даже на улице.

В положенное время все ученики, включая первогодок, вышли на вечернюю тренировку. И поскольку Нике больше не было нужды прятаться, она подменила меня на кухне, и я смог присоединиться к остальным.

Медитация проходила в полной тишине. Мы сидели четкими рядами и с хмурыми лицами делали вид, что усиленно работаем над «источником магии».

Но вся эта конспирация была шита белыми нитками, потому что никакого марева над головами не наблюдалось — мысли у всех, как ни крути, были заняты совсем другими проблемами.

Мои недавние сокамерники время от времени косились на меня: им явно не терпелось задать целую кучу вопросов.

А мне меньше всего на свете хотелось сегодня отвечать на них.

В голове кружились мучительные воспоминания о минувшей ночи, и о позорном утреннем шоу.

Твою ж мать…

Какую же суку я прикормил под своей крышей!

А ведь мы больше двух лет жили вместе, спали и жрали вместе. Я терпел ее истерики и платил по счетам. Я даже старался заботиться о ней… Единственное, чего я не собирался делать, так это жениться.

А теперь, когда трешка в Москве уплыла в закат вместе со всем остальным барахлом и деньгами, я ей стал демонстративно не нужен?

Ну что же, флаг тебе в руки, родная. Иди, куда хочешь. Или, верней, под кого хочешь.

Причем Ленка со своим интеллектом инфузории туфельки, похоже, так и не поняла, что опять прогадала — перстни-то на ее руках очень мало походили на обручальное кольцо. Да и кто в здравом уме будет жену или невесту называть «милочкой»?

От отвращения у меня аж зубы сводило, как от кислого яблока.

Это походило на то чувство гадливости, которое я испытал, увидев однажды на обоссанном бомже свое выброшенное на помойку пальто. То-то счастья ему привалило! Он весь светился от удовольствия и сладострастно причмокивал синими губами, оглаживая коричневыми лапищами свое новое сокровище.

А тут, блин, речь шла совсем не про пальто.

Чтобы не думать о Ленке, я начал думать о самой проверке и ее внезапном отъезде.

Но мысли о молчании Яна оказались еще страшней, и я поспешно отмахнулся от них, уставившись на сидевшую передо мной красотку.

Это была Майя, которую Ян лишил статуса подмастерья. Теперь она тренировалась наравне со всеми остальными, и я мог лицезреть прямо перед собой ее затылок с тугим пучком светло-русых волос и красивую спину. Спина была худая и прямая, как струна — словно в противовес угловатому и какому-то надломленному характеру ее обладательницы.

Я не понимал Майю. Но чувствовал нутром, что есть в ней что-то неправильное.

Она казалась надменной и самоуверенной, но при этом почему-то побоялась сказать про сестру. Доучилась до степени подмастерья, но готова прижиматься к обрезку, лишь бы что-то там выведать. Красивая, но не смотря на это ни один ученик или наставник почему-то не проявлял к этой красоте никаких поползновений. Когда я только пришел в школу, мне грешным делом показалось, что Майя имеет какие отношения с самим Яном, но сейчас даже вспоминать об этом предположении было смешно.

Так что с ней не так?..

Тут все вокруг меня как-то зашевелились и зашептались.

Я отвлекся от своих мыслей и тоже закрутил головой, чтобы понять, что происходит.

И увидел, что к тренировочной площадке энергичным пружинистым шагом идет Янус. В руке у него трепетал какой-то свиток с красно-коричневым плевком печати внизу.

Все напряженно уставились на магистра, и только Майя, вместо того, чтобы смотреть вперед, вдруг обернулась и метнула в меня строгий взгляд через плечо.

Ммм, бесталанный обрезок вдруг на мгновенье стал тебе интересней, чем магистр с новостями? Приятно, однако.

Спрятав дурацкую самодовольную улыбку, я сконцентрировал все свое внимание на Яне.

Тот подвинул растерянного наставника, громко кашлянул и заявил:

— Так, слушайте все сюда. Королевская проверка постановила, что школа боевых искусств Терпения грифа преуспела только в наращивании ленивой жопы и отсиживании яиц, что, как мы знаем, отчасти является правдой. Отчасти — только потому, что, как мы знаем, не всем из вас есть чего отсиживать, но жопы имеются у всех, и с этим поспорить нельзя. В силу обнаруженных обстоятельств вот этим вот указом… — Ян помахал свитком, как флажком на демонстрации. — нашу школу отрывают от бездонной королевской сиськи, полностью прекращают государственное финансирование и, не побоюсь этого слова, опускают нашу школу в красный сектор на последнюю позицию…

Лично я из сказанного мало что понял, кроме того, что все плохо и денег на поддержание кабака у Яна больше не будет.

Но другие, видимо, неплохо ориентировались в позициях и секторах. Потому что их лица изменились. Кто-то выглядел растерянным, кто-то — взбешенным. Тишина взорвалась недовольным гулом. Ученики принялись подниматься на ноги один за одним, бормоча что-то про «права» и «закрытие».

— А ну заткнулись все! — рявкнул Янус, и от его рычания недовольное ворчание испуганно притихло. — Школа еще не распущена, и я до сих пор остаюсь ее магистром, так что обратно на землю все рухнули и слушаем дальше! Да, у меня больше нет золота, чтобы вас кормить, поить, оплачивать чистку сортира и стирку белья, а также содержать нанятых инструкторов.

И если до зимнего турнира мы не получим двенадцать королевских наград за будь-оно-неладно служение мать его обществу, школа будет официально расформирована. Двенадцать — это если очень повезет и две другие школы, оказавшиеся в красном секторе, будут ровно сидеть на своих задницах, а не пытаться всеми возможными способами тоже послужить мать его обществу. Ну или нам с вами помешать это сделать. Потому что в этом случае ставки будут еще выше, поскольку только одна из трех школ будет допущена к турниру и получит право восстановить свое честное имя. Всем остальным выпишут ярлык неудачников на лоб и штраф за тунеядство и растрату выделенных на их обучение средств. Заявленная сумма штрафа равняется затратам государственной казны на содержание одного ученика в течении трех лет. А это не много, не мало, а полторы тысячи золотых.