— Вот ты дураааак, — протянул Та’ки.

— Это да, — мрачно отозвался я. — Сам не знаю, чего на меня нашло. Прям будто кто за язык дергал.

— Дурость на тебя нашла… Несусветная. Ладно, ты это… Гирлянду-то корнеплодную снимай? — сказал он, покосившись на первых посетителей тренировочной площадки, показавшихся со стороны жилого корпуса.

Я потянулся было к веревке с репой, висевшей у меня на шее…

И тут меня осенило.

Ну нет, второй раз подряд я глупостей делать не стану!

— Не-а, — сказал я, отступая. — Мы как договаривались? Если я перестану носить репу — ты больше не придешь меня тренировать. Стало быть, до тех пор, пока я эту репу ношу, ты будешь продолжать тренировки согласно обещанию…

Та’ки сделал неожиданный рывок вперед, но я, придерживая веревку на шее, изо всех сил рванулся в сторону, уворачиваясь от пьяных медвежьих лап.

— Не-не-не, мне слишком нравится с тобой заниматься! — выкрикнул я. — И я готов носить репу, тыкву и даже яблоко в зубах, если потребуется — но от меня ты так просто не отделаешься!

Медведь выпрямил спину, норовя поймать меня вторым броском. Я метнулся в сторону, пригибаясь пониже — так, как он сам меня учил, сгибая колени и нещадно наклоняя корпус, будто подныривая под натянутым канатом.

— Смертный… мальчишка!.. — протянул Та’ки, пошатываясь, и по его интонации я не мог понять, досадует он, насмехается или доволен моими успехами.

А к нам спешили зеваки. Еще бы, не каждый день увидишь, как зеленая панда ловит овощного чувака!

— Пользуешься тем, что я пьян? — со смехом в голосе сказал Та’ки. — Как не стыдно…

— Не стыдно, — прищурился я. — И потом, ты ведь можешь и протрезветь на раз, если вдруг захочешь.

— Так если я по-трезвому на тебя рукой махну, тебя ж в землю по макушку вкрутит, — отозвался Та’ки.

— Маши, если хочешь, — сказал я. — Только я все-равно рискну. За такое стоит рисковать, знаешь ли!..

Не обращая внимания на собравшихся рядом с лужайкой изумленных учеников, мы препирались и продолжали играть в ну-ка догони, как дети.

А те смотрели на нас во все глаза и перешептывались.

— Да не хочу я больше тебя тренировать! И вообще, я свое дело сделал… Где благодарность, человек? — с пьяным смехом крикнул мне Та’ки.

— Увы — мир несправедлив. И моя безграничная благодарность нихрена не влияет на мое неудержимое желание продолжать тренировки! — парировал я.

— Ты — не человек! — пьяно рассмеялся Та’ки, повалившись на спину. — Ты — бараносвин. Упертый и бес… бес…

Он вдруг повернулся на бок и звучно срыгнул пенистой зеленой массой.

— …бессовестный… — закончил реплику Та’ки.

В воздухе приятно запахло свежескошенной травой и полынной горечью, но девушки и числа учеников все равно схватились за носы и поотворачивали головы.

Я кивнул.

— Знаю, об этом мне с самого детства говорят.

— Ладно, хрен с тобой. Потерплю тебя еще немного… — вздохнул мой наставник.

Я просиял.

— Но фигню эту все равно сними, — покосился на меня Та’ки. — По-честному… Завязывай. И это… — он понизил голос. — До кустов меня доведи… Чето я пережрал ночью.

— Ладно, — кивнул я.

Стащив репу, я с удовольствием покрутил освободившейся головой. Как же все-таки хорошо без лишнего веса на шее! Потом подмигнул красивой темноволосой девице, у которой кожаная амуниция чуть не лопалась на богатой, сдобной груди, помог подняться своему наставнику и почтительно сопроводил его в кусты проблеваться.

Довольно насвистывая, я двинулся на кухню — тренироваться у всех на глазах после всего случившегося было как-то недостаточно эпично. Да и со временем уже как-то не складывалось.

А когда я уже собирался взбежать по ступенькам, кто-то окликнул меня.

— Эй, погоди минуту!..

Обернувшись, я увидел нашего аристократа — того самого, чей папаша присылал в школу свое посольство, рассчитывая вернуть в лоно семьи непутевого сына.

— Ну?

— А это правда, что тебя тренирует местный бог-покровитель?

— Тебе-то какая разница? — строго прицыкнула на него возникшая будто из ниоткуда Майя, воткнув тонкие ручки себе в бока.

В темной кожаной одежде, обтекавшей каждый изгиб ее стройного длинноногого тела, она показалась мне ослепительной. — У тебя свой наставник есть, и этот наставник — я, и сейчас я говорю тебе: а ну-ка бегом на тренировочную площадку! Разминка и медитация — вот что тебя сейчас должно занимать!

Аристократ, вздохнув, кивнул и поплелся по направлению к площадке, бросив на меня напоследок тоскливый взгляд.

А Майя с лукавой улыбкой вдруг взяла меня под руку и со стороны будто бы невинно придвинулась ко мне, но на самом деле она ко мне прильнула так, что у меня внутри аж вскипело.

— Милый Даниил, скажи мне — как же тебе это удалось?..

— Что именно? — внезапно осипшим голосом спросил я.

Она волнующе рассмеялась, демонстрируя жемчужные зубки в сладкой манящей улыбке.

— Как тебе удалось уговорить Та’ки отнестись к тебе серьезно? Я упрашивала его целых два года — с того самого дня, как однажды Ян по пьяни проговорился, что наш бог-покровитель владеет особыми секретными техниками ведения боя. Но он только облевал меня пару раз, один раз облапал и один раз послал. Во всех остальных случаях он просто закрывал глаза и демонстративно вырубался…

Ее голос становился тише и вкрадчивей, и я понял, что уже не разбираю ни слова. Единственное, что я сейчас слышал — это собственный пульс во всех местах.

После трех недель абсолютного отруба мое тело вдруг вспомнило, что оно еще очень молодо и вполне себе живо!

И эта засранка, кажется, прекрасно все понимала. И рассчитывала, что поманит меня, как голодного пса, своим аппетитным набором из грудок и бедрышек, и я весь растекусь ей под ноги, дожидаясь пинка. Я видел это в надменном снисходительном взгляде — она не заигрывала со мной, а одаривала меня своей милостью.

Ну погоди…

Быстрым взглядом оценив окружающую обстановку, я обхватил ее талию покрепче, резко развернул спиной к стене и в ответку многозначительно вжался в ее упругое тело.

От такой наглости улыбка с ее лица упорхнула, глаза распахнулись.

— Хочешь рассказов — заглядывай ко мне после полуночи, — проговорил я ей на ухо. — Поверь, я умею очень захватывающе рассказывать.

Она попыталась что-то ответить, но от возмущения только схватила губами воздух.

— Да как ты… Как ты смеешь так обращаться со мной! — выдохнула она наконец. — Убери руки, немедленно!

— Ладно, как скажешь, — усмехнулся я и отпустил девушку. — Убрал и не претендую. А ты думала, что запросто подкупишь меня запахом паштета без паштета? Смешная ты.

Я стукнул ее по носу пальцем, как маленькую, и взбежал по ступенькам наверх.

— Кстати, если бы ты просто ко мне подошла без всех этих закидонов, шансов на откровенную беседу у тебя было бы куда больше, — добавил я, обернувшись перед дверью.

А переступив порог, я буквально наткнулся на хмурую и злющую Нику. Подсматривала, что ли?

— Доброе утро, — сказал я ей, уже привычно протянув руку к спрятанному в кудрях кошачьему ушку.

Ника отпрянула, фыркнула, и, высоко задрав голову, торжественно прошествовала в кухню.

Я опешил. Это что вообще такое было сейчас? Ревнует, что ли?…

Вот это дела пошли…

А ведь мне вообще-то сейчас вовсе не о девочках думать надо было. Вечером меня ожидало или досадное поражение, или первая победа.

Закончив работу, я шел на свой экзамен по антизолотушной пронырливости, как на смертный бой.

Сумерки уже загустели, но полная луна достаточно ярко освещала черный силуэт школы, деревьев и высокую зубчатую ограду. Ветра не было совсем, и летняя духота напоминала парную. Я аж вспотел, пока дошел до нашего тренировочного дерева — впрочем, не уверен, что главной причиной была духота.