Сел он на нее верхом и крикнул:

— Но-о, конек!

Кизиловая веточка взлетела и понеслась над тростниковыми хижинами. Мальчик снял шапку, взмахнул ею на прощанье и понесся в родной край. Спустя семь дней он опустился на отцовский двор и побежал к открытой двери, но мать не узнала сына — так он вырос.

— Я же твой сын! — воскликнул мальчик.

— Мой сын, — печально покачала головой его мать, — был меньше. Он исчез два года назад. Будто сквозь землю провалился.

Тогда мальчик рассказал ей, где он был и что видел.

— А как ты можешь доказать, что ты мой сын, а не чужой? — спросила мать.

Мальчик немного подумал, а потом рассказал матери о монетке, о том, как он взял ее и спрятал в пух, в аистовом гнезде.

Он приставил к стене лестницу, поднялся на крышу, разрыл пух в гнезде и вытащил оттуда золотую монетку. Мать поняла, что здесь нет обмана, признала сына и крепко обняла его.

— Обещай мне, — сказала она, — что больше никогда не будешь убегать из дома и превращаться в аиста.

— Обещаю, мама, — ответил мальчик и спрятал кизиловую палочку на чердаке.

— Дед, а, дед, — сказала как-то вечером старуха, — что же нам с тобой делать? Глаза у нас плохо видят, ноги заплетаются, руки ослабели. Как мы будем хлеб себе добывать без помощницы?

— Не знаю, — ответил старик и тяжко вздохнул.

— Вот кабы у нас была доченька, другое дело было бы! — совсем пригорюнилась старуха.

Случилось, что разговор их услышала луна, и ее сердце исполнилось жалости. Тень легла на ее чело.

— Давай-ка, старый, — молвила старуха, — попытаем счастья в последний раз. Авось выпадет нам удача. Пойди на реку и поставь старую вершу, которой ты рыбу ловишь. Что нам принесет вода, то и возьмем к себе, и будет оно нашим ребеночком.

Собрался старик и пошел на реку — туда, где серебрилась мель большого брода. Поставил вершу, прилег на бережку и задремал. Когда пропели третьи петухи, он поднялся и вошел в воду — вершу искать. Нащупал ее, поднял и что же видит — попалась в вершу уточка с пестрыми перышками, с золотым клювом и серебряными лапками. Старик поспешил отнести ее домой и еще с порога крикнул старухе:

— Гляди, старая, что к нам в вершу ночью попалось!

— Ах, какая пригожая уточка! — обрадовалась старуха и принялась гладить гостью по мокрым крылышкам. — Ничего-то она делать не может, но хоть будет с нами досуг делить. Все живая душа! Пусть копошится возле меня, уж очень мне скучно одной. Скажи что-нибудь, родимая!

Уточка подняла кверху голову, разинула клюв и молвила:

— Кря!

— Будь жива и здорова! — приветствовала ее старуха. — Никто на свете не умеет так хорошо крякать.

И, достав с чердака дырявое решето, она уложила туда уточку и сказала:

— Здесь твое место!

— Кря! — снова молвила уточка.

Как только рассвело, старуха замешала отрубей, налила воды в миску и наказала уточке:

— Мы идем в лес по грибы, а ты сиди здесь, стереги дом. Никуда не выходи, потому что под дровами завелась ласка. Попадешься ей на глаза, она тебя тут же задушит. Берегись, уточка, ты ведь нам теперь вместо ребеночка.

И старики, взяв с собой по лукошку, заперли дверь и потихоньку-полегоньку отправились в лес. Как только затихли их шаги, уточка вылезла из решета, расправила крылышки, три раза взмахнула ими, четыре раза крякнула. В тот же миг с нее спали все перья, и она превратилась в стройную девушку с золотыми волосами и с серебряными туфельками на ногах.

— Ну, а теперь за работу! — сказала девушка и взялась за веник.

Подмела горницу, застелила деревянную кровать стариков, принесла на коромысле два ведра воды, полила цветы в садике перед домом, нарубила дров, развела огонь, повесила над ним котелок, достала с чердака связку сушеных грибов и положила их вариться. А пока грибная похлебка поспевала, проворная девушка достала из сундука старухи кусок белого полотна, скроила две рубашки, в два счета сшила и украсила их чудесным узором. Весь день трудилась. А как только солнце зашло, три раза взмахнула руками, словно крыльями, четыре раза крякнула и опять превратилась в уточку. Каждое перышко пришлось на свое место, и уточка забралась в решето.

Воротились старики и диву дались, увидя прибранный дом, горячую похлебку и новые рубашки. Принялись расспрашивать уточку:

— Кто тут был? Кто развел огонь? Кто рубашки сшил?

А уточка лежит себе в решете и молчит. Усталые старики поужинали и спать легли. А на другое утро опять ушли в лес — на этот раз за кизилом. Вернулись к вечеру, а в доме еще лучше вчерашнего: в котелке над огнем сваренные бобы булькают, а на крюках висят две новые телогрейки, связанные из мягкой шерсти и подбитые заячьим мехом.

— Таких вкусных бобов я сроду еще не ел! — сказал дед, проглотив первую ложку.

Всю ночь старики глаз не сомкнули. Вертелись в кровати и шептались:

— Тут что-то не то. Кто-то приходит, когда нас нет!

— Надо узнать, кто здесь убирает, готовит и шьет нам новую одежду.

— Как узнаешь-то? — опечалился дед.

— А вот так! — смекнула хитрая старушка. — Завтра вместо того, чтобы в лес идти, мы залезем на крышу и будем подглядывать в трубу.

Сказано-сделано. На утро старики заперли за собой дверь, а сами тихонько приставили лесенку к задней стене дома, взобрались на крышу и стали смотреть в трубу.

Немного погодя уточка поднялась, три раза крылышками взмахнула, четыре раза крякнула, оборотилась девушкой и говорит:

— А теперь за работу! Сперва подмету, потом просею муку через сито, замешу тесто, протоплю печку и поставлю хлебы. Покамест хлеб испечется — свяжу деду и бабке по паре шерстяных носок, чтоб у них ноги не мерзли.

Засучила она рукава и принялась за дело, а старики сидят на крыше, и сердца у них от радости выскочить готовы.

— Ах, какое счастье нам выпало! Не будет у нас в старости забот! — шепчут они друг другу.

Когда девушка затопила печку и вышла во двор за веником, чтобы смести уголья, старуха сказала:

— Не хочу я, чтобы наша дочка опять оборотилась уточкой. Хочу, чтобы осталась девушкой!

— Что же мы можем сделать? — спросил старик.

— Если сожжем ее утиную одежку, она останется такой, как есть!

— Верно! — воскликнул старик и спустился через трубу.

Следом за ним спустилась и старуха. Схватила утиную одежку и, не долго думая, кинула ее в горящую печку. В ту же минуту к ним вошла девушка.

— Что вы наделали? — вскричала она, увидев в печи свой утиный наряд. — Вы сожгли мои крылья. Теперь я уже не смогу ходить по небу, потому что нет у меня крыльев!

— А зачем тебе ходить по небу? — спросила старуха.

— Ах, — стала ломать руки девушка, — ничего-то вы не знаете. Я не уточка, я та, которая светит по ночам в небе. Я — Луна! Однажды вечером заглянула я в открытое окошко вашего домика, услышала, о чем вы говорите, и мое сердце исполнилось жалости. Тогда пошла я к колдунье, которая собирает разные травы и лечит ими все живое, и спросила ее, что мне сделать, чтобы помочь вам. Знахарка сказала мне, что ночью я должна светить в небе, а днем, если хочу, могу сходить на землю и помогать вам, но для этого мне нужны утиные крылья. И, хлопнув три раза в ладоши, собрала она всех лесных птиц и молвила им:

— Наша круторогая Луна хочет днем спускаться на землю к одним одиноким старикам. Для этого у нее на плечах должны быть утиные крылья. Сделайте милость, вырвите из своего оперенья по перышку, а из пушка на шее по пушинке, и я смастерю Луне крылья.