Бяка подошел к «Моей Радости» — своему прежнему домику, в котором теперь жил Енот, и свистнул. Дверь распахнулась. Из нее пулей выскочил лохматый зверь и завертелся волчком вокруг Большого Кыша. Вообще-то Бяка был кышем-одиночкой. И у него почти не было друзей. Но с недавних пор он отчего-то сильно привязался к Еноту, к этому глупому, но очень доброму зверю. Кыш научил Енота чистить шкуру, купаясь в песке, ежедневно вылизываться и даже вытирать грязные лапы о половичок при входе. Енот слушался Бяку беспрекословно. А Бяка в прямом смысле садился Еноту на шею: изредка он надевал на резвого зверька сбрую с котомочкой и раскатывал верхом по всему холму. Еноту это доставляло массу удовольствия.

Вот и сейчас, подбежав к своему другу, Енот низко нагнул голову, приглашая Бяку покататься. Кыш ласково почесал зверя и оседлал его. А потом направил своего «коня» в сторону домика Фуфы и Утики, чтобы хоть одним глазком взглянуть на яйцо. Подъезжая к ореховым зарослям, где располагался домик счастливых родителей, кыш-одиночка еще издали услышал испуганный возглас Фуфы:

— Утика, закрывай скорее окна и двери — Бяка едет!

От обиды у Бяки засвербило в носу и глаза наполнились злыми слезами: «Что такого, если я один разочек взгляну на яйцо? Украду я его, что ли?» От такой страшной мысли сердце Большого Кыша похолодело и сжалось в комок. Но все же обида взяла верх. «Да, да, да! Правильно! Украду! Раз вы так, то и я так! Я украду яйцо и сам выращу маленького кышонка. Он станет брать с меня пример, научится быть одиноким и чистоплотным. Я подарю ему Енота. И много зубочисток. И носовые платки. И тапки». Мысль о собственной щедрости так воодушевила Бяку, что он решил действовать немедленно.

— Енот, жми к Шалуну! К домику вреднючих Утики и Фуфы. Я знаю, как отплатить им за их вредность. Они не хотели показывать яйцо? Пусть поплатятся за это! Вперед, Енот! — скомандовал Бяка и лихо присвистнул. Енот припустил что было сил.

Подъехав к ручью, Большой Кыш спрыгнул на землю и начал энергично собирать камни. Потом он стал бросать их в ручей. Бросал и бросал до тех пор, пока каменная плотина не перекрыла течение. Вода прибывала и искала выход, а запруда все росла. Наступил момент, когда плененный Шалун в негодовании сделал рывок вправо и, накатив на кочку, где рос орех, устремился внутрь хижинки. Из домика выскочили испуганные Утика с Фуфой. Поняв, что вода прибывает и они не в силах справиться с ней, супруги бросились за помощью.

Бяка, спрятавшись в зарослях незабудок, наблюдал, как бурлила вода в хижинке. «Пора доставать яйцо», — подумал он и, подобравшись к домику, распахнул дверь. Навстречу ему в колыбельке из прутиков медленно выплыло яйцо. Оно было такое красивое, золотисто-розовое, как солнышко на закате. Бяка хотел взять его, но на мгновение замешкался. В этот самый миг поток подхватил колыбельку с яйцом, вырвал ее у кыша из лап и утащил на середину ручья. «Какой ужас! — испугался Бяка. — Там, ниже по течению, прямо за домом Хлюпы и Слюни, бурлит водоворот и грохочет водопад. Яйцо упадет вниз и разобьется о камни! Что я наделал!» Бяка обхватил лапами голову и заплакал от ужаса.

Когда Утика и Фуфа прибежали к соседям за помощью, те не раздумывая бросились к ручью. Но подмога опоздала — домик был целиком затоплен. Тука и Хнусь отважно бросились в холодную воду и принялись разбирать запруду.

Когда ручей вернулся в свое русло, вода из хижинки стала медленно уходить. Но, о ужас! Яйца в домике не оказалось! Утика горько заплакала. Кыши посоветовались и решили, что яйцо смыло потоком и унесло. И хоть надежды на его спасение почти не было, кыши продолжали поиски: Дысь, Сяпа, Бибо и старый Ась пошли вдоль ручья. Ась нес Амулет — прозрачный как слеза камень овальной формы, который, по старинному кышьему поверью, отводил несчастья. Они миновали хвощовый луг, заросли незабудок и подошли к кривой хижинке братьев-близнецов Слюни и Хлюпы, что ютилась в корнях склоненной ивы на берегу ручья. Постучали. В доме стояла тишина.

— Да нет их, — сказал Бибо. — Если бы они были там, мы бы издалека услышали: они весь день дерутся и ругаются. Держу пари: эти остолопы устали валтузиться и спят где-нибудь в тени.

Старик Ась вздохнул и сказал, пришепетывая:

— Дальше водопад. Что тут поделаешь? Яйцо, должно быть, упало и ражбилошь. А оштатки шклевали птицы. Ражбитое яйцо — очень плохая примета. Пошледняя наша надежда — Амулет. Вешь день буду вождавать ему почешти. Но, боюшь, беду не отвешти.

Ась повернулся и засеменил прочь. Остальные на всякий случай спустились к водопаду, но безуспешно: яйца нигде не было.

Только к вечеру усталые кыши разошлись по домам. Около своей хижинки Сяпа встретил Утику с Фуфой. Они стояли порознь, не глядя друг на друга.

— Не хочу возвращаться в дом под орехом, — тихо сказала Утика, — ведь там больше нет яйца.

Фуфа озабоченно жевал сосновую иголку.

— Знаешь, Утика, — заявил он, — раз яйцо пропало, мы можем вернуться домой, в Большой лес. Все забудется. Мы займемся делами и заживем счастливо.

— Какой ты бессердечный, Фуфа! — гневно ответила Утика. — О каких делах ты говоришь? Главное наше дело было яйцо. Мы его потеряли. Если хочешь, возвращайся домой. А я останусь здесь, в Маленькой Тени. — Утика повернулась к Сяпе и попросила: — Можно я поживу у тебя, пока не построю себе новый домик?

— Конечно, — кивнул Сяпа, — живи сколько хочешь. А я попрошусь к Бибо. Он мой друг. Он не будет против. — Повернувшись к Фуфе, Сяпа холодно уточнил: — Ты, Фуфа, уходишь завтра на рассвете, так? Я тебя правильно понял?

Мордочка красавца сморщилась — так ему было себя жаль — и сразу потеряла свою привлекательность. Фуфа затянул жилетку кушаком и твердо сказал:

— Да, я ухожу. А ты, глупышка Утика, поступай как знаешь. У тебя вдруг совершенно испортился характер. Прощай!

— Поздно уже. Пора спать, — сухо заметил Сяпа. — От недосыпа красота пропадает. Усы и брови вылезают. Полоски линяют.

Широко зевнув, Фуфа важно кивнул:

— Да-да, столько волнений… Но, как бы ни было тяжело, надо держаться, надо есть, надо спать. — И, подкрутив тугой ус, он медленно удалился в одну из спален Сяпиного дома.

Сяпа застенчиво взглянул на Утику. Кышечка внимательно рассматривала луну. «Какая Утика красивая! — подумал Сяпа. — Но на луну ей смотреть не надо. Луна — это дверь в мир, куда нас не приглашают до глубокой старости. Не по Закону ломиться в нее самому».

— Сяпа, — не поворачиваясь, сказала Утика, — я и не знала, что яйцо так много значит для меня. Я поняла это только тогда, когда его не стало. Я скучаю без него.

— Не надо думать о плохом. Время — наш друг. Оно вылечит твою печаль, — тихо ответил Сяпа. — Знаешь, тут Сурок живет рядом. Он такой круглый и толстый, как большое яйцо. Попробуй подружиться с ним. Ты ему понравишься, я знаю.

Утика улыбнулась:

— Как же так вышло? Ты, Сяпа, сам маленький, а душа у тебя большая…

Она помахала Сяпе лапкой и скрылась в доме, а Сяпа замер перед открытой дверью. Ему вдруг показалось, что в потайном кармашке его души тихо мерцает светлячок, наполняя ее теплом и светом.

ВСЛЕДСТВИЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СУЕВЕРНОСТИ КЫШЕЙ, В ЗНАК УВАЖЕНИЯ КЫШЬИХ ОБЫЧАЕВ ПОСЛЕ ГЛАВЫ ДВЕНАДЦАТОЙ СЛЕДУЕТ ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ!

У болота.