Полет вниз.

Поход.

Перламутрово-розовый рассвет постепенно озарил мир.

Достав из торбы острый камень и отжав им кусок коры, закрывавший вход, Сяпа заглянул в дупло. Там он не увидел ровным счетом ничего. Ничего, кроме черной как сажа темноты. А из темноты могут выползти и напасть на слабое, беззащитное существо страх и ужас. Про них Сяпа знал с малолетства. Но он также знал и то, что страх — сам трусишка. И если ты с ним будешь построже, если дашь ему отпор, то непременно его победишь. Настырных страх не любит. Цыкни на него — он тут же задаст деру. И ужас с собой прихватит. Проверено не раз.

Сяпа сдвинул брови и грозно топнул лапой. Огляделся: ни страха, ни ужаса нигде не было видно. Кыш довольно хмыкнул и принюхался. Его чуткий нос (о радость!) уловил слабый запах полыни!

— Нет никого на всем свете, кто бы так любил натираться полынью, как Бяка. Значит, он где-то тут! — обрадовался кыш.

Передвинув торбу за спину, Сяпа растопырил лапы в разные стороны, высунул язык и двинулся вдоль по стенке. Этому древнему способу передвижения в темноте его научил Ась. Способ был хорош тем, что, во-первых, лапы и язык всегда предупреждали тебя о препятствии заранее, во-вторых, идти после языка было не так страшно, в-третьих, чувствительный язык прекрасно определял на вкус все встретившиеся на пути предметы. Вот Сяпа почувствовал вязко-смоляной вкус еловой древесины, затем кислую труху, потом душно-сладкий птичий пух, а вот… вот… что-то солененькое. Тьфу. Ну конечно же, это вкус потной, испуганной мокрицы. Сяпа сплюнул мокрицу и услышал, как та в панике бросилась от него наутек. «Все не то!» — обиделся на судьбу Сяпа, развернулся и пошел в обратную сторону. Через мгновение его чуткий язык ощутил устойчивый горьковатый привкус едкой полыни.

— Бя-ка! — сдавленным шепотом позвал Сяпа.

— Что? — раздался в ответ сонный голос Большого Кыша.

— Это я, Сяпа! — радостно сообщил маленький. — Поторапливайся, надо поскорее выбираться отсюда, пока сова не вернулась. Тебе повезло: птица накануне плотно поужинала и оставила тебя на десерт, как земляничную разминашку.

— Я бы ей показал разминашку! — пробурчал Бяка, с неприязнью вспоминая громадную когтистую лапу и шаря вокруг в поисках мухобойки. — Я бы ей перья-то из хвоста повыдергал!

Сяпа хрюкнул, представив сражение кыша-одиночки и огромной совы. Но времени на фантазии больше не было. Он схватил Бяку за лапу и потянул за собой к выходу. Добравшись до края дупла, приятели сели передохнуть. Светало. Сяпа взглянул на Бяку и улыбнулся: обычно аккуратный и опрятный, он выглядел весьма встрепанным и помятым — шерстка свалялась колтунами, уши забились смолой, а в усах запуталась паутина.

— Как же мы спустимся вниз? — хмуро осведомился Бяка.

— На пропеллерах. Надо только прицепить их к палочкам, — ответил Сяпа.

Бяка лег на живот и по-пластунски пополз вперед по еловой ветке. Вскоре два прутика были доставлены Сяпе. «А Бяка смельчак! — подумал маленький кыш. — Я бы так не смог. На такой высоте и без страховки». Запасливый Сяпа достал из торбы два компактно сложенных пропеллера, сделанных из жестких вороньих перьев, расправил их, насадил на принесенные Бякой палочки.

— Хватайся быстрее! — скомандовал Сяпа. — Вытягивай вверх лапы с пропеллером и прыгай вниз. Да хвост подожми, чтобы им за что-нибудь не зацепиться.

Бяке не надо было повторять дважды. Зажав в зубах мухобойку, он решительно оттолкнулся от края дупла и сиганул вниз. Пропеллер с кышем весело закрутился.

«Эх, жаль, Кроха не видит, как я лечу!» — торжествовал Большой Кыш.

Увы, полет вскоре закончился — его задние лапы мягко коснулись земли. У Бяки продолжало мелькать и рябить перед глазами. Он попытался пройтись, но не смог. Кыш плюхнулся на влажный от утренней росы мох и посмотрел наверх. Сяпа, скрючившись от страха в неестественной позе, с зажмуренными глазами и поджатыми ушами, вращаясь волчком вместе с пропеллером, быстро опускался следом. В десяти хвостах от земли малыш неожиданно выпустил из лап пропеллер, который тут же подхватил и унес ветер, и приземлился, как всегда, головой вниз, увязнув в моховой кочке по самые плечи.

— Как ты меня нашел? — расспрашивал Бяка Сяпу, когда они вышли на тропинку, ведущую в Большую Тень.

— Раскидал чайники и гульсии по всему лесу, а теперь удивляется, — хмыкнул Сяпа. — Когда я вышел из подземного хода, то сразу отправился в рощу. Заблудился и вернулся к тоннелю. Смотрю — чайничек-выхухоль валяется у пня. Признаюсь, Хнусь с Бибо рассказывали мне про твою посудку. Ну я и понял, что ты за мной увязался следом.

Сяпа вынул из торбы подобранные им Бякины гульсии и чайник, протянул хозяину. Бяка обулся, взял чайник и, нахмурившись, сказал:

— Я никогда ни за кем не увязываюсь, я сам по себе.

— Вот-вот. И я так подумал. Думаю, раз этот кыш сам по себе, пусть сам и выпутывается. А потом понял: ты попал в переделку, ведь за просто так ты свой чайник никогда не бросишь. Решил искать. В траве нашел твою левую гульсию, а на елке увидел правую. Хорошо, мне луна со Светляком помогли, а то ни за что бы мне тебя в темноте не найти.

— А потом? — буркнул Бяка.

— А потом я сову увидел. Она спала на соседнем дереве. Тогда я догадался, кто тебя сцапал. Спрятал барабан под куст и полез на елку. Повезло, что она ветвистая оказалась, только смолистая очень. Но я в лист вяза завернулся, чтобы не прилипать. Снаряжение для лазания у меня всегда с собой. В общем, добрался кое-как до дупла, выковырял совиную затычку и принюхался: пахнет мятой и полынью, значит, ты здесь. Вот и все.

Бяка чувствовал, что надо поблагодарить Сяпу за спасение, но никак не мог найти нужные слова. Он тер уши, надувал щеки, выпучивал глаза, но все равно сказал не то, что следовало:

— Сейчас найдем твой барабан и пойдем в Большую Тень. Тебе ведь туда надо? А мне все равно куда.

— Нет, не пойдем, — воспротивился Сяпа, — я один пойду. У меня ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ! Я должен найти цветок папоротника, вылечить Ася и снять проклятие с нашего племени за то, что ты разбудил Хнуся и погубил яйцо. Это важное и опасное дело, а ты ко мне просто так приблудился, от нечего делать. Иди домой.

Бякины глаза потемнели.

— Нет, не уйду. Тебе повезло — ты уже знаешь свое ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ, а я еще нет. Ась сказал, что не все кыши узнают о нем сразу. А те, кому это знание пока не открылось, должны пытаться понять, зачем они родились на свет. Поэтому мне ничего не остается, как идти вместе с тобой, да и две пары лишних лап в трудном походе не помешают.

Сяпа молчал. Сяпа думал. Вдруг Бякой движут не вредность и упрямство, а раскаяние и благородство? Что тогда? Тогда очень глупо с его, Сяпиной, стороны нападать на Бяку и отказываться от помощи.

— Ладно, — сдался маленький кыш, — раз судьба свела нас вместе, пойдем. Вот только отыщем мой барабан.

И пусть не осуждают Сяпу те, кто никогда не шел один по темной лесной дороге навстречу опасности и неизвестности. Пусть они убедятся сами: вдвоем трудный путь покажется легче, даже если твой попутчик — Бяка.

Сяпин супчик.

Честная дележка.

Суровые законы большого леса.

Вот он, берег!

Шел второй день пути. Лучики рассветного солнца пробрались-таки в шалаш, сложенный на скорую лапу маленькими путешественниками накануне вечером, и стали щекотать кышьи носы и пятки. Тщетные усилия! Кыши дружно сопели, накрывшись большим толстым лопухом. Прошло не менее часа, прежде чем солнышко разбудило лежебок. Первым проснулся Сяпа. Он проснулся оттого, что большой ночной мотыль, спасающийся от света и утренней прохлады, терся о его брюшко в поисках убежища. Сяпе хотелось перевернуться на живот, но он боялся раздавить мохнатого летуна и терпел, сколько мог, согревая его своим теплом. Только когда от мотыльей щекотки у кыша зачесались лапы и бока, он осторожно пересадил настырное насекомое на освещенный солнцем теплый корешок. Благодаря своей маскировочной окраске тот мгновенно слился с коричнево-серой поверхностью дерева. «Умеют же некоторые устраиваться! Это вам не заметная розовая шкурка, это — шкурка-невидимка. Никто тебя в ней не видит, а значит, никто не съест», — позавидовал он мотылю и принялся за дела.