Сяпа послушно вскарабкался на колючую ветку и после неимоверных усилий все же умудрился попасть внутрь гнезда.

— Ну как? — спросил снизу Тука.

— Очень тесно. Я еле поместился. Для яйца совсем нет места. И меня тут укачивает, — всхлипнул Сяпа.

— Вылезай, — сказал Тука. — Если бы ты был ремезом, то и тебе, и яйцу места бы хватило.

Сяпа высунулся и, не удержавшись на краю, камнем полетел вниз.

Тука едва успел соскочить с пушистой моховой кочки, в которую тут же головой воткнулся Сяпа.

— С благополучной посадкой, — переводя дух, сказал Тука. — Ты цел?

Сяпа выбрался из мха, вяло отряхнулся и пожал плечами:

— По-моему, я не ремез, Тука.

— По-моему, тоже, — согласился тот.

Наконец друзья добрались до рощи и сразу заприметили сову, мирно дремавшую на одном из дубов. Тука не стал ничего выспрашивать у Сяпы. Он и так знал — Сяпа не из таких. Сяпа своих не ест. И мышей тоже. Он — вегетерианец. К тому же ночью малыш крепко спит, а совы совсем наоборот.

Кыши довольно долго бродили по роще, потом спустились к болоту.

Глядя на уток, Сяпа вспомнил, что не умеет плавать.

Цапля Сяпе решительно не понравилась: слишком большая и много ест.

Пеночка, наоборот, была так мала, что, похоже, не ела вообще.

Сяпа сильно смахивал на воробья — и размером, и окраской, но они разнились характером: воробей был суетливым говоруном, а Сяпа — задумчивым молчуном.

Даже к концу прогулки друзья так и не поняли, какой птичкой может быть Сяпа. Устав и проголодавшись, кыши повернули к дому. Тут Туку осенило, и он спросил напрямую:

— Сяпа, а почему ты больше не хочешь быть кышем? Отчего ты решил стать птичкой?

Сяпа застенчиво прошептал:

— Понимаешь… сегодня ночью мне приснился сон: будто я летаю высоко-высоко над нашим холмом и вижу сверху рощу, ручей и ваши домики. А своего дома не вижу. Нет его, и все тут. Вопрос: почему? Ответ: потому, что я — птичка. У птиц нет домиков, они живут в гнездах. Конечно, это всего-навсего сон. А если он вещий?

— Никаких «если», — нахмурился Тука. — Это неправильный сон. Отчего такая несправедливость: у всех есть домики, а у тебя нет? Думаю, ты просто плохо смотрел. Вот что! Идем к старику Асю. Он во всем разберется.

Это было правильным решением: Ась был не только самый старый кыш на холме, но и самый умный. И кыши повернули к роднику Плюхи-Плюхи-Бульку, рядом с которым жил старик.

Дом Ася они разыскали быстро, в окружении молодых дубков, которые старик несколько лет назад посадил сам. Деревца были так малы, что не могли укрыть Асев дом от непогоды, но кыш верил: когда-нибудь из этой поросли вырастут огромные деревья и в их крепких корнях, конечно же, найдется место его хижинке. А раз так, то зачем переезжать?

К счастью, Ась оказался дома. Он пил чай со своим соседом, большим пауком Прухом. Увидев в окно приближающихся кышей, Прух деликатно покинул хижинку через чердачный лаз и удалился в заросли сочной молодой сныти. Тука и Сяпа старательно вытерли лапы о половик и постучались.

— Эй, Ась, у нас к тебе срочное дело!

— Для кыша любое дело шрочное. Входите! — шепеляво отозвался старик.

Когда Тука поведал Асю о том, как Сяпа стал птичкой, тот почесал мохнатое ухо и сказал:

— Ох уж эти шны… Во-первых, во шне летает каждый, кто растет. Таков Закон! Во-вторых, шны иногда бывают загадками, иногда — разгадками. Твой шон, Сяпа, — загадка-перепуталка. Пошмотри… Вешной на деревьях почти нет листьев и сверху хижинка отлично видна. Но весь фокус в том, что твой шон летний. Летом у липы, под которой спряталшя твой дом, очень густая крона. Вот почему твоей хижинки не было видно. Не шомневайся, Сяпа, ты не птичка, ты — кыш. И притом очень хороший.

Радостные Тука и Сяпа выскочили на улицу, где вовсю сияло солнце. Дул теплый ветер. Добродушно урчал родник Плюхи- Плюхи- Бульк.

С Асем все становится просто! Хорошо иметь в друзьях мудрого старичка. Старики помнят все Законы. С ними не страшно.

Кыши прислушались к гомону птиц, облегченно вздохнули и поспешили к домику Сяпы, где их давно с нетерпением ждал Бибо.

Сирота Енот — захватчик «Моей Радости».

Гриб — частичка космоса.

Погром. Месть.

Новый Бякин друг.

С того момента, как Бяка увидел Енота в своем домике, он не находил себе места. Гадкий Енот не шел у него из головы.

Кышу нестерпимо хотелось отомстить захватчику. Но как? Этот зверь был во много раз крупнее и сильнее Бяки. С таким можно справиться, только прибегнув к уловке. Жаль, ловчить Большой Кыш не умел: для этого нужна фантазия, а с фантазией у него было не очень. Сгоряча Бяка решил разрушить хижинку, чтобы она не досталась никому, но не смог: пожалел. В первый раз у Бяки получился именно такой домик, о каком он всегда мечтал. Он полюбил его с первого камешка. Ему в нем нравилось абсолютно всё. И, наблюдая из-за дерева, как Енот пыхтит и ворочается в доме, Бяка чуть не плакал от обиды.

Шли дни. Как-то раз несчастный Бяка без всякой цели бежал по кышьей тропке, петлявшей между кустами ежевики. Он бежал и бежал, пока не наткнулся на кыша Сяпу, разглядывавшего гриб-сморчок. Бяка набрал такую скорость, что, увидев перед собой гриб и кыша, уже не смог ни свернуть, ни затормозить. Врезавшись в Сяпу, Бяка рухнул на землю. А подброшенный вверх малыш Сяпа три раза перекувырнулся в воздухе, стрижем спикировал вниз, но довольно удачно приземлился, воткнувшись головой в мягкую моховую кочку и воздев хвост к небу. Когда кислород в Сяпиных легких закончился, он выдернул голову из мха и огляделся. Если бы до того Сяпа не находился в состоянии глубокой задумчивости, он наверняка испугался бы. Обычно простое упоминание имени Бяки приводило его в панический ужас, вплоть до икоты. Но сейчас, оказавшись нос к носу с задирой, Сяпа остался спокоен. Кыш размышлял, а когда он размышлял, то никого не боялся. В данный момент маленького кыша интересовал только гриб. Сяпа пытался определить истинное место гриба в этом мире. Ни в каком смысле Бяка не выдерживал сравнения со сморчком. Бяка Сяпе был просто не интересен.

Итак, малыш Сяпа выдернул голову из кочки, отряхнулся и вздохнул. Его задумчивый взор скользнул по небу — бездонной корзине звезд, по молодому дубку — символу кышьего существования, по грибу — частичке общности бытия — и уткнулся в мохнатый Бякин живот. Тут Сяпа наконец-то заметил Бяку.

Бякины глаза смотрели в разные стороны — приземляясь, он сильно боднул «символ кышьего существования».

— Здравствуй, Бяка, — задумчиво сказал Сяпа.

— А по ушам? — понемногу приходя в себя, огрызнулся Бяка.

— Прелестная погодка после дождя, не правда ли? — отозвался философ.

— Хвост бы тебе накрутить, скворец говорящий, — напружинился Бяка. — Чего привязался?

— Похоже, у тебя сегодня не все ладится, Бяка? Не могу ли я тебе чем-нибудь помочь? — участливо поинтересовался Сяпа.

— Помочь? — Бяка вздохнул, вспомнив Енота и «Мою Радость», и неожиданно для себя всхлипнул: — Я — кыш-одиночка. Мне никто не может помочь.

— Это очень романтично — быть кышем-одиночкой, но не всегда удобно. Давай сегодня для разнообразия ты побудешь моим другом, и я внимательно выслушаю тебя и разделю твое горе, — все так же задумчиво сказал Сяпа. — Расскажи, что с тобой случилось, друг?