— Понимаешь, — продолжал рассуждать Тука, — когда к кому-то испытываешь плохие чувства, надо непременно выплеснуть их. Но только в стихах — такова наша традиция. Тогда низменная злость проходит и приходит благопристойное раздумье — следует ли ссориться из-за ерунды. Вот попробуй отругай меня как следует, но только складно.

— Ладно! — Идея высказаться в адрес Туки очень понравилась Хлюпе. Он покрепче уперся задними лапами в пол, втянул голову в плечи и, сдвинув брови, открыл было рот… но почему-то поэтический слог к нему не пришел. — Ну нет, я так не могу! — Он расстроенно дрыгнул задней лапой. — Я же тебя в этом году второй раз вижу, у меня и злости-то к тебе еще не накопилось. Как я смогу тебя как следует отругать?

— Во-о-от! — торжествующе заключил Тука. — Сначала нужно что-то узнать друг про друга, чайку вместе попить. Тогда, может быть, чего плохое и подметишь. У тебя чай есть?

— Да. Из молодой крапивы. И еще найдется немного желудевых пряников, — примирительно пробурчал Хлюпа. — Слюню звать будем?

— А как же, — отозвался Тука, — это ведь он подвывает за стенкой?

— Конечно он — я его связал. Мы поссорились. Он мне проиграл в «шишки-камешки» и, стало быть, должен был мыть посуду. А он сказал, что не может, потому что у него важное дело: он идет качаться на качелях. Но это вранье! Его на качелях укачивает и тошнит. Значит, этот предатель просто-напросто собирался сбежать от грязной посуды!

— Подходяще! — обрадовался Тука. — Определенно, ты на Слюню очень сердит. Из тебя злость так и сочится, значит… Значит, ты можешь прочитать ему свои ругательные стихи! Обида пройдет, и вы помиритесь. Благодаря такой замечательной традиции кыши надолго не ссорятся. Давай выскажи брату все, что ты о нем думаешь.

— Ну, Слюнька, держись, — прошипел Хлюпа и начал:

Хлюпа всхлипнул и замолк. И тут раздалось из-за стенки:

Тука подумал, что сейчас братья опять подерутся, но Хлюпа вдруг ударил кулаком по столу и рассмеялся:

— Какой высокий слог! Молодец, Слюня! Поэт! — И, гордо поправив шарф, решительно отправился к брату. Вернулись они вместе. Обнявшись.

Чай быстро организовался сам собой, и все расселись за столом. Кыши бросили жребий: Хлюпе досталась оранжевая чашка, Слюне — голубая, а Туке — белая с зеленым ободком.

— Хоть ты и гость, но я сейчас отниму у тебя белую чашку, — ни с того ни с сего сказал Хлюпа Туке.

— Почему? — удивился Тука.

— Потому что я сильнее, — гордо выпятил живот Хлюпа.

— Да я тебе ее и так отдам. Что, разонравился оранжевый цвет? Бывает. Я слышал, есть такая болезнь — кышья идиосинкразия. Это когда кышу кто-то или что-то очень не нравится.

Говорят: «У меня на что-то там идиосинкразия». Ничего не поделаешь: болезнь. Главное, вовремя распознать, что тебе не нравится, тогда…

— Тогда можно забрать и поделить все Хлюпкины оранжевые жилетки и носки, — с энтузиазмом закончил Слюня.

— Нет-нет, я совсем не это хотел сказать, — возразил Тука. — Я хотел сказать, что тогда сразу станет интересно, что же ты любишь.

— Я люблю передники с карманами, — пробурчал Хлюпа, — про них рассказывал Ась.

— А что такое «передник»? — заинтересовался Тука.

— Глупый вопрос! Ты бы лучше спросил, что такое «карманы». Это гораздо интереснее.

— Что же это?

— Это то, куда можно складывать все, что захочешь.

— И?..

— И носить с собой.

— Носить с собой? — засомневался Слюня. — Допустим, у меня есть енот. Ну зачем мне его класть в карман и носить с собой, если он может возить меня на спине?

— Енот большой и как пример не годится, а я говорю про разные там малюсенькие разности, — не сдавался Хлюпа. — Ма-а-алюсенькие такие, но которых очень много. Положил все это в карманы и пошел, а?

— Ужас! — сказал Слюня. — Положил «много» в карманы и пошел! Далеко ты с этим «много» уйдешь? Да и зачем с собой таскать столько-то? Ты это «много» положи в большую салатницу и крышкой накрой. А если не поместится, то и в чайник. И никто не тронет это «много», потому что не найдет. А не найдет, потому что не догадается, что ОНО в чайнике.

Хлюпа сдвинул брови и сжал кулаки:

— Все, Слюнька! Все! Сейчас я тебя точно отлуплю!

У Слюни задрожал подбородок, но он промолчал.

— Слова нельзя сказать этому Слюне, все ему не так, — раздраженно пояснил Туке Хлюпа. Потом он обернулся к брату и долго сверлил его гневным взглядом. — За твою вредность, Слюня, я тебе непременно наподдам. Да так, что ты улетишь вверх и размажешься по потолку! — Вдруг Хлюпина мордочка скуксилась, и он схватился за живот. — Ой! Ой! У меня на Слюньку уже начинается кышесинкразия.

Слюня тоже стал раздуваться от злости. Его уши покраснели. Он угрожающе набычился, но в это время Тука тронул его за лапу:

— Слюня, дружище, передай, пожалуйста, чайник. Чай у вас замечательный. Выпью-ка я еще чашечку.

Все опять расселись. Пять минут пили чай молча. Потом Тука сказал:

— Слюня, конечно, слабее тебя, Хлюпа. Но не легче! И если ты размажешь его по потолку, то когда-нибудь он непременно отклеится и упадет вниз. И обязательно треснет собой тебя по голове. Пребольно. Так что лучше оставь эту затею.

Они опять немного помолчали, и опять Тука заговорил первым:

— Кыши, вот вы знаете, что такое «близнецы»?

Слюня и Хлюпа непонимающе переглянулись.

— Это такое удивительное явление природы! Феномен! Два кыша вылупляются из одного яйца. Яйцо — чудо, а два кыша в одном яйце — это два чуда сразу! А потом эти феномены дерутся друг с другом, не моют посуду и не стирают носки! Обидно, кыши! Ну да ладно, за окном уже темно. Давайте спать ложиться. Чья эта оранжевая кроватка? Твоя, Хлюпа? Я, пожалуй, на ней и лягу. Тебе ведь разонравился оранжевый цвет, так чего зря мучиться? А мне все равно. Вот помою уши — и на боковую.

Кто сглазил Сяпу?

Что Сяпа за птица?

Кыш — не кукушка.

Ась умный, он разберется.

Самым красивым деревом на холме был Дуб. Он рос на его вершине, чуть в стороне от лиственной рощи под названием Маленькая Тень. В хижинке кыша Туки, притаившейся под Дубом, было уютно и сухо. Кыш и Дуб были давними друзьями. Дуб укрывал малыша от непогоды, подкармливал желудями и терпеливо выслушивал кышьи новости. Тука ставил вокруг Дуба обереги от молний и ласково называл его «Мое Дерево».