Бу чуть-чуть подумал, нет ли здесь подвоха, но рот открыл.

— Давай есть за хороших кышей. А за плохих ни за что не станем! Первую ложечку съедим за папу Хлюпу. Ведь он тебя так любит! — ласково предложил Слюня.

— Он меня не любит, он жадный, — воспротивится Бу.

— Не может быть! — изумился Слюня.

— Да-да, — топнул лапкой малыш. — Я его как-то попросил: папа Хлюпа, крикни червяком! А он ни в какую! Нет, говорит, червяки кричать не умеют.

— Папа прав. Кричать червяки не умеют. Зато едят с большим аппетитом. Давай съедим ложечку за Нукася, он хороший червяк. Умный и здоровый. Червяк-здоровяк.

— Не буду! Он скользкий!

— Ну уж какой есть. Тебя же никто не дразнит за то, что ты розовый и пушистый. И хвост у тебя розовый, и язык. А ну открой рот, я посмотрю, какой у тебя язык.

Бу послушно открыл рот.

— Хороший язык! — похвалил Слюня. Ложка чмоки протиснулась внутрь и была проглочена. — Но тоже скользкий.

— Это от твоей противной желудёвой чмоки! — рассердился Бу.

— Правильно, желудёвой. А жёлуди на чем растут?

— На дубе, — буркнул малыш.

— А под лучшим в мире Дубом кто живет? Кто каждое утро обнимает Дуб и ласково называет его «Мое Дерево»?

— Тука! — хихикнул Бу. — Ты мне про него рассказывал. Тука мне нравится.

— Так неужели ты не съешь ни ложки за хорошего Туку? — с укоризной покачал головой Слюня.

— Пол-ложки, — уперся Бу.

— Ладно, но другую половину ты съешь за Хнуся. Идет? Ведь под тем же Дубом находится и его хижинка, а они с Тукой большие друзья.

Бу кивнул и проглотил чмоку.

— А кто в Маленькой Тени самый старый и самый умный?

— Ась, — заулыбался Бу. — Он такой забывчивый. Все время забывает у нас интересные и вкусные вещи: красивые камешки, жареные каштаны, сушеную чернику, маленькие корзиночки, жилеточки и носочки — как раз на меня. А вчера он забыл дудочку!

— Вот видишь! Ну как за него не съесть ложечку чмоки?

— За Ася я съем две полные ложки с горкой, — решительно заявил Бу и широко распахнул рот.

— Ну и правильно! — похвалил малыша Слюня. — А теперь съедим ложечку за Сяпу.

Слюня был уверен, что здесь отказа не будет. Но он ошибся.

— Гамачок раньше был Сяпин?

— Нет, Бякин.

— А почему тогда я должен есть за Сяпу?

— Кроме гамачка у тебя есть гремелки, поилка, маленькие гульсии, которые сделал Сяпа. Он очень изобретательный.

— Сяпа дохлый и трусливый, — нахмурился Бу.

— Ужас какой! Что ты говоришь! — всплеснул лапками Слюня. — Никогда не говори слова «дохлый», это неприлично.

— А быть дохлым прилично? Прилично спотыкаться на каждом корешке и падать только головой вниз? Жилетки обо все рвать, ос бояться? Вот я ос не боюсь и падаю всегда на хвост.

— Это все, конечно, так… Но зато Сяпа умный и справедливый. Он хороший друг. Я его уважаю. Он очень правильный.

— Ладно уж, давай сюда свою чмоку. Ради тебя я положу ее за щеку, как бы за Сяпу, а уж проглочу за кого-нибудь получше. Не люблю правильных зануд.

Слюня вздохнул и подчинился. Букина щека сразу раздулась.

— Если я тебя верно понял, ты уважаешь кышей сильных и ловких? — продолжил Слюня. — А кто на нашем холме самый сильный и самый азартный? — Слюня хитро подмигнул кы- шонку, но Бу молчал, как будто в рот воды набрал, вернее, не воды, а чмоки. — Бибо! — подсказал Слюня. — Он все время гоняет по лесу на Сурке, хорошо плавает, дальше всех швыряет каштаны. И еще он — красивый!

Тут Слюня заметил, что щека у Бу больше не топорщится. Бу высоко оценил достоинства Бибо.

— А вот за Сурка мы есть не станем. Это вопрос принципиальный. — Слюня нарочно сказал это сердитым голосом — посмотреть, что будет. — Этот предатель женился и сбежал в Большую Тень.

— Папа Слюня, ты злой! — нахмурился малыш. — Сурок не сбежал, он отлучился. Ненадолго. И обязательно вернется, я знаю.

— Значит, ложку за Сурка? — поспешил уточнить Слюня.

— Сурок бо-о-ольшой, — размышлял Бу, — и в ложку надо класть мно-о-ого чмоки. Правильно?

— Правильно, — согласился Слюня и поспешил выполнить приказ главнокомандующего. Взглянув в миску, он вдруг обнаружил, что чмоки осталось совсем чуть-чуть, на донышке.

— Помнишь, Бу, как я тебе рассказывал на ночь леденящие душу истории про сыщика БЖ? — хриплым, страшным голосом сказал Слюня. — Про то, как он вывел на чистую воду колдуна Фармакока? Как поймал и перевоспитал пиявку-обжору? Как урезонил мошенника головастика, который прикидывался крокодильчиком и отнимал у проходящих мимо болота кышей желудевые лепешки? Про загадочный муравейник, в котором пропадали кышата, про термита-кышегрыза?

Бу открыл рот. Не то чтобы он испугался, но…

— Ложку за Дыся и ложку за маленькую Утику? Так будет справедливо. А, Бу?

— За кышек есть не стану, они все хитрюги!

— Откуда ты знаешь? — удивился Слюня.

— Папа Хлюпа говорил.

Из педагогических соображений Слюня не стал обсуждать с малышом этот предмет.

— Тогда за Люлю? Хотя… Он и сам за себя хорошо ест.

— Я буду есть за Люлю, — упрямо сказал Бу. — Я хочу, чтобы он поправился и никогда не болел больше фуфой.

— Все, — улыбнулся Слюня, — каша кончилась.

— Как это кончилась? — удивился Бу. — А Бяка? Почему ты не дал мне каши за Бяку, Енота и Кроху? Ты ведь рассказывал о них такие хорошие истории.

— Я? О Бяке? Хорошие истории? Ты что-то напутал, Бу. Все было как раз наоборот.

Бу топнул лапкой:

— Это нечестно, папа Слюня! Ты хороший, Бяка хороший, почему же ты его не любишь?

Слюня помолчал и тихо сказал:

— Да вроде за компанию. Его у нас как-то все не очень любят. Ты, наверное, первый, кто сказал, что Бяка — хороший.

— В следующий раз начнем есть чмоку с Бяки, — пробурчал кышонок.

Он влез Слюне на колени и пристроился подремать. Слюня тихонько покачивал малыша и приговаривал:

— Знаешь, Бу, сегодня ты ел не зря. Мы похвалили хороших кышей и признали свои ошибки.

— Да, папочка. Чмока была сегодня необыкновенно вкусной.

А про себя Слюня подумал: «Какой у нас чуткий и справедливый кышонок! Чрезвычайно».

Кышьи пересуды.

Хлюпа выдумывает трясучку с галлюцинациями.

Неразумное Бякище.

Настырный Люля застукал-таки малыша Бу на лужайке у ручья. А потом разнес по всему лесу — в Маленькой Тени объявился ничейный кышонок! Люле, конечно же, никто не поверил. Тогда тот при большом скоплении кышей поклялся пуховой шкуркой своей прабабушки, что это — чистая правда, а для пущей убедительности съел охапку горьких одуванчиков, свернул в узелок хвост и произнес торжественную клятву: «Чтоб меня кусил Бешеный Шершень, если вру!»

Тут уж ни у кого больше не осталось сомнения в правдивости его рассказа. Кышье общество терялось в догадках, откуда взялся кышонок и что означает его появление. Люля по очереди предлагал все новые и новые версии.

Первая: кышонка притащили из Большой Тени вороны, точнее — Бякина ворона, как самая наглая и гадкая из всех наигнуснейших птиц.

Вторая: яйцо не погибло. Его выкрал из хижинки Фуфы и Утики Бякин Енот. И вырастил себе кышонка-прислужника, чтобы тот вычесывал его блох и скреб ежедневно пятки.

Третья: кышонка привезла на еже для подмены Бякина бабуля Ёша, чтобы скрыть уничтожение яйца Бякой. Кышонок, конечно же, ворованный, так как видно невооруженным глазом, что эта бабка нечиста на лапу.

Четвертая: этот кышонок — вражеский засланец. Одним словом, агент. Что затеяли его хозяева, пока не ясно, но что-то затеяли, это точно. Скорее всего отвратительную гнусность.

Пятая: яйцо все же погибло. И теперь призрак невылупившегося кышонка, как живой укор, появляется там и сям, оглашая Маленькую Тень душераздираюшим писком.

Кыши все это выслушали и ужаснулись. В хижинках начались споры и пересуды. Что касается Туки и Хнуся, то они панически боялись ворон. Очень и всегда. Выслушав Люлины предположения, друзья сразу смекнули, что во всей этой истории ясно угадывается цепкая, воровато-когтистая воронья лапа. Не вороны ли это выкрали где-то кышонка и притащили на холм, чтобы съесть? Только они решили как следует это обсудить, как в окне появилась возбужденная мордочка Люли.