Грустно. Печально. Вот.
Ася луна зовет.
Наша луна хороша,
Там отдыхает душа.
Грустно. Печально. Вот.
Ночью трава поет.
Слух прошуршал глухой:
«Бяка — самый плохой!»
Бяка? Да, Бяка я!
Грустная жизнь моя.
Я — самый напрасный,
Самый несчастный
Здесь на холме в Тени,
Прямо
Хоть прочь беги.
Далеко,
Далеко,
в Да-Да…

Этот стих, похожий на тушканчика — кривой, нескладный, с длиннющим хвостом, — крепко засел в Бякиной голове и нудно трындел там надоедливым сверчком. Предсказание Ася сбывалось: Большого Кыша мутило от себя самого. И он решил обратиться за поддержкой к Еноту.

Енот крепко спал. Он не услышал Бякиного зова, а вот Кроха на зов явился сразу.

— Бр-р-ряка, привет! Дай р-разминашки для поддер… поддер-р-ржания здор-ровья!

Бяка захлопотал на кухне и через минуту уже потчевал любимца домашними разносолами. При этом он с удовольствием отводил душу: жаловался на Ася и читал обо всех ругательные стихи.

В ответ Кроха неестественно долго безмолвствовал. Потом вдруг встрепенулся и гневно прокаркал:

— Кышмар-р! Дело др-рянь! Пр-ровокация. Фар-рмакок. Он — вр-редина, гадкое созданье! Бр-ряка, скор-рей в дор-рогу! Твои собр-ратья за холмом в опасности, а ты и в ус не дуешь!

— Уймись! — обиженно оборвал его Бяка. — У меня здесь хозяйство: вы с Енотом и чайники. Куда я от чайников-то?

Кроха набрал со стола полон клюв разных вкусностей и взмыл к потолку. Он решил больше не спорить с Бякой. Но на высоте пяти хвостов воронья натура взяла верх, и он презрительно прокаркал:

— Одиночка Бр-ряка! У тебя что, нет сер-рдца? Бр-росаешь р-родню на р-р-растер-рзание Фар-рмакоку, пр-р-редатель?

И на голову Бяке посыпались вареники и ляпушки.

Этого Бяка вынести не мог. Он выгнал Кроху, наорал на вылезшего невесть откуда сонного Енота и заперся в мастерской. Там Большой Кыш в праведном гневе сел на сырой, еще не обожженный чайник и сплющил его до неузнаваемости. Дело довершила некстати появившаяся в окне плутоватая рожица Люли.

— Бяка, а Бяка, — с ходу выпалил он, — я краем уха слышал, что ты хороший и благородный. Ась сказал, что ты идешь спасать кышей из Большой Тени. А я считаю, что это вранье! Как обстоит дело на самом деле?

— Чего тебе тут надо, заноза? — прорычал Бяка.

— Я насчет Большой Тени. Ты идешь или не идешь?

Бяка размахнулся и метнул в Люлю испорченный чайник.

Частенько благодаря случаю рождаются уникальные новаторские произведения. Оттиск Люли на сырой глине, позже старательно обожженный Сяпой, вошел в историю кышьего изобразительного искусства под названием «Кислая мордашка» и имел повсеместно шумный успех.

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

За цветком папоротника

Сяпино Великое Предназначение.

Лекарство от страха.

Сяпа заглянул в подземный ход, оттуда на него пахнуло сыростью и чем-то прелым. Кыш собрался с духом, покрутил хвостом на счастье и шагнул в темноту. Родной и знакомый мир Маленькой Тени остался позади. Впереди была пугающая неизвестность.

Вначале ход был пологим. Но вскоре он круто нырнул вниз, и скудный свет, шедший снаружи, совсем пропал. Путешественник снял панаму, ощупью достал дремавшего под ней Светляка и посадил малыша себе на плечо. Стало светлее. Подтянув гульсии, Сяпа бодро зашагал вперед, стараясь не отвлекаться на червяков, снующих туда-сюда, неожиданно выскакивающих снизу прямо под лапы, образуя маленькие земляные пирамидки, о которые Сяпа то и дело спотыкался.

Вдруг кыш почувствовал рядом чье-то присутствие, червяки были не в счет. Он поправил вязаный бронежилет, утыканный иглами боярышника и ежевики, и вынул из кармашка свисток, сделанный из липового сучка, — подземные жители привыкли к тишине, и неожиданный резкий свист мог отпугнуть незнакомца. Вооружившись таким образом, кыш почувствовал себя увереннее и прислушался. В этом месте ход резко поворачивал влево, малыш мог только догадываться, кто прячется за земляным выступом. Крадучись Сяпа подобрался к повороту. Впереди хрустнуло. Стало быть, зверь тоже готовил какой-то маневр. Не в силах ждать, Сяпа кинулся за угол, надеясь нанести удар первым, и лоб в лоб столкнулся с огромной мышью. Раздался глухой стук, и два бойца повалились в разные стороны на мягкую влажную землю. Мышь вскочила первой. Сяпа увидел испуганные черные глазки и розовый, как августовская клюковка, нос. Только тут Сяпа догадался дунуть в заранее приготовленный свисток. Жаль только, что он забыл вынуть предохранительную затычку. Вместо сильного свиста раздалось страшное змеиное шипение, которое, к слову сказать, на мышь произвело гораздо большее впечатление, чем само столкновение. Грызун развернулся в прыжке, хлестнул Сяпу похолодевшим от страха хвостиком и бросился наутек. Только Сяпа его и видел.

— Мышь! Надо же, это была всего-навсего мышь, — рассердился маленький философ, потирая шишку на лбу, — а страху я натерпелся, как от громадного хоря.

Чтобы успокоиться и отбросить остатки страха, Сяпа начал сочинять для мыши ругательные стихи. Он шагал вперед, бубня себе под нос едкие словечки, и испуг проходил, а дорога не казалась такой опасной:

Подземный ход позвал в дорогу Сяпу.
Но там темно! Жуки и червяки!
А он — трусишка, плакса и растяпа.
Его защита и оружие — стихи:
«О злая мышь! Я шел вперед без страха,
Пока не услыхал твой гадкий писк.
Ты думала, я — сыр, а может, сахар.
И бросилась ко мне, забыв про риск.
Удар двух лбов, и почва задрожала.
В глазах бойцов — сиянье звезд!
Кыш победил! А мышка побежала,
Поджав свой длинный серый хвост.
Не оправдались грызуна надежды,
Умей проигрывать достойно, мышь.
Так трепещите, серые невежды!
Идет навстречу просвещенный кыш!»

Нет лучшего способа сократить путь, как читать вслух ругательные стихи. Вот впереди блеснул свет. Дорога круто пошла вверх. С удвоенной энергией Сяпа устремился вперед и через несколько мгновений добрался до выхода. Маленькое розовое существо и его приятель Светляк на какое-то время ослепли от яркого солнца. «Это очень опасно — слепнуть на открытом месте, когда ты никого не видишь, а тебя видят все», — подумал Сяпа. Он юркнул под лист борщевика, росшего неподалеку, и там перевел дух.

— Чего я только не наболтал тебе со страху! — подмигнул Светляку Сяпа, лежа в тени и дожидаясь, пока солнце не опустится за верхушки деревьев. — Ты уж, Светляк, извини, что я трезвонил, как колокольчик на лесной поляне в июньский день.

Тот многозначительно промолчал.

— Деликатность — хранительница дружбы, — одобрительно подмигнул ему Сяпа, пряча дружка под панаму.

Подтянув носки, он огляделся и решительно зашагал к лесу.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

Бяку мучит совесть

Когда доверие в тягость.

Прощай, Лошадиная Голова!

Чайник — лучшее оружие в мире.

В плену.

В этот же день Бяка тоже покинул Маленькую Тень. Он ушел тайно, не сказав никому ни одного словечка.