Тут Опп обильно натер мылянкой Люлину голову и принялся драить его уши.

Люлину брань заглушил плеск воды. Лишь изредка угадывались тихие вздохи и угрозы в адрес банщика.

Когда в домик вошел Дысь, Люля, чистый и злой, сидел в вязаном одеяле на скамейке у очага и пил мятный чай.

— Привет, Люля! Как настроение? — доброжелательно поздоровался Дысь, но тот ему ничего не ответил, а лишь натянул одеяло по самый подбородок и отвернулся к стене.

— Ну как? Исправляется? — спросил Дысь.

— Люля? Так много грязь — плохо. Много грязь — много вредность. Надо часто мыть.

— Это конечно, — одобрительно поддакнул Дысь. — Хотя вряд ли поможет, очень все запущено…

— Нельзя опускать хвост! — решительно возразил Опп. — Надо мыть снова и снова. Я уезжать, мыть ты. Главное — много скоблить пятки и уши. На них копится вредность.

— Ах вот оно что! — обрадованно протянул Дысь. — А я-то голову ломаю: при чем тут мытье? А оказывается, все дело в щекотке! Это даже пакостника перевоспитает.

— Сам справишься? Йес?

— Йес, — улыбнулся Дысь. — Выполню всенепременно!

Увы, всему приходит конец. Как бы ни радовались гостям хозяева, наступает минута расставания. А расставанию сопутствуют объятия, слезы…

Как было принято у кышей, Опп уходил на закате. До подземного хода его провожали Сяпа, Бибо и Кроха. Вороненок летел впереди и показывал дорогу. Опп ехал на самокате, бодро отталкиваясь лапой в плетеной гульсии, рядом бежали Сяпа и Бибо. Неожиданно у самого тоннеля процессия столкнулась с Ёшей, которая возвращалась в Большую Тень на своем колючем скакуне.

— Ого, все отправились по домам! — прохрипела она. — Правильно, осень близко! Пора и честь знать. Давай подвезу.

— Да-да, домой. Папа, мама — волноваться. Ехать, ехать. — сказал Опп и улыбнулся бабуле.

Ёша подвинулась, приглашая его в попутчики. Опп забрался к ней в корзинку, прижимая к себе Сяпин самокат.

— Вперед! — скомандовала кыша.

Еж бодро стартовал и вскоре скрылся в темном тоннеле.

Сяпа потопал левой лапой, потом правой и чуть-чуть поморгал попеременно глазами, чтобы дорога друзей была легкой. Такая вот у кышей была хорошая примета.

Бибо не верил ни в привидения, ни в приметы. Но его лапы сами затопали, а глаза захлопали, пока он размышлял об этом.

Кышонок в доме — это счастье.

Что такое «Бу»?

У малыша Буки задатки гения.

Кормежка со смыслом.

С появлением кышонка в хижинку приходит кышье счастье. И что с того, что два приемных отца, Слюня и Хлюпа, сбились с лап, ухаживая за капризным существом? Они были счастливы оттого, что кому-то потребовалась их любовь и ласка. С восхода до заката братья кормили, купали, холили, лелеяли единственного в Маленькой Тени кышонка, будущего продолжателя дел и традиций кышьего племени.

Между собой кыши частенько спорили, каким окажется характер малыша и какое первое слово произнесет новорожденное существо. Первое слово очень много значило в судьбе каждого кыша. По Закону оно становилось его именем и определяло его судьбу.

Только на десятый день кышонок открыл рот. Глядя на парочку испуганных папаш, малыш сказал: «Бу-у-у». Близнецы переглянулись: что же такое это «бу»?

Бу — это когда баран бодает барана или когда Бешеный Шершень атакует жертву с лета. Бу, бу, бу — это когда толстый енот катится с горы, ударяясь о кочки то одним боком, то другим. А когда настырный дятел стучит по дереву до одурения, это сплошное бу-бу-бу-бу-бу-бу! Вот и ответ. Всем сразу стало совершенно ясно, что могло ожидать кышье сообщество с появлением малыша, носящего упрямо-настырное и бесстрашное имя Бу.

— Слушай, Слюня, давай назовем его лучше Фу, — предложил Хлюпа. — Ну, сложим начальные буквы имен Фуфы и Утики. А? По-моему, неплохо. Ведь без них бы и малыша не было.

— Нарушить традицию? Ты с ума сошел! К тому же полное имя от Фу — Фуфа, а два Фуфы — это чересчур.

Хлюпа развел лапами, показывая, что исчерпал все аргументы.

— Значит, будем звать его «малыш Бу»? — уточнил он.

— Бу, — твердо сказал Слюня.

— А когда вырастет?

— Бука. Мужественно и солидно.

— Ладно, от судьбы не уйдешь, пусть будет что будет. Но по мне, уж лучше Фуфа. Имя себялюбивое, зато очень спокойное. — Хлюпа тяжело вздохнул.

— Может, обойдется? — погладил брата по спинке Слюня, но Хлюпа только лапой махнул.

Тут из детской раздался грохот. Когда папы вбежали в Букину комнату, то увидели на полу сдернутый с сучков гамачок, а под ним распластавшегося кышонка. Бу шевельнулся и поднял мордочку. На его лбу красовалась огромная лиловая шишка.

— Вот и первое «бу», — прошептал Слюня. — Сколько же их будет?

В это время малыш завозился, пытаясь освободиться от нитей гамачка, старательно скрученных Прухом, но все больше и больше в них закукливаясь. Кокон с Бу качнулся влево, потом вправо и наконец рванул к папашам под их испуганные вопли. В последний момент Слюня успел шмыгнуть за сундук, в котором хранились орехи, а чуть промедливший Хлюпа с грохотом свалился на пол, сбитый с лап маленьким тараном, и, уже лежа на полу, простонал:

— Ты спросил, сколько раз нам грозит «бу»? Много, брат, ох как много! Не хватит пальчиков на всех наших восьми лапах.

День летел за днем. Одно «бу» следовало за другим. Хлюпа почти отчаялся, но Слюня надеялся на лучшее.

Он мотался взад и вперед, хватаясь то за одно дело, то за другое, при этом не забывая воспитывать малыша:

— Бу, ты хочешь перевернуться на живот? Так тебе не достать сосновую шишку? Дай я тебе помогу! Возьми, пожалуйста, Бу! О! О! О! Как же быстро ты ее съел?! Ну что ж, Бу… ты поступил правильно… все надо делать быстро… Бу, не бери любимый оранжевый шарф папы Хлюпы! Он несъедобный! А я говорю, несъедобный! Ты только попробуешь? Куснешь одним зубком? Да он у тебя один пока и есть. Съел? Ладно, Бу, видно, у тебя режутся другие зубки. А папе Хлюпе я отдам свой — желтый…

Хлюпа считал, что Бу подает большие надежды.

— Слюня! Бу свистит на пальцах задних лап — это признак неординарности! Завтра позовем Сверчка, пусть проверит у него слух и чувство ритма. Мне кажется, у Бу задатки гения!

— Я согласен с тобой, Хлюпонька! Бу очень умен! Это видно сразу.

— Что видно? — насторожился Хлюпа.

— Ну как же, как же! У него на лбу что?

Хлюпа обиделся:

— Ничего у него на лбу нет, я его лоб трижды мыл сегодня.

— Нет, есть! У него на лбу мозоль! Видишь? Она появилась оттого, что он обо все тюкается лбом.

— Вылитый я, — гордо заявил Хлюпа. — У него, как и у меня, голова набита мыслями до отказа. И она пе-ре-ве-ши-ва-ет! — На каждый слог Хлюпа выразительно бился лбом об пол, демонстрируя избыток ума. — Это естественно.

— Боюсь, Хлюпонька, эта мозоль всего-навсего результат его последнего «бу». И похоже, он уже затевает следующее!

Хлюпа, недоверчиво сморщив нос, переспросил:

— Новое «бу», говоришь? Ну-у-у… Я, помнится, хотел сходить к Сверчку. Уж не помню зачем. Там и пережду это «бу». — И он шмыгнул за дверь.

Слюня проводил брата понимающим взглядом, глубоко вздохнул и отправился в «детскую».

Шли дни. Бу рос, как гриб после дождя.

— Бу! — уговаривал малыша папа Слюня. — Открывай скорее рот, будем есть чмоку! Очень вкусную и полезную!

— Очень липкую и тягучую. Нет. Ешь ее сам, — отрезал Бу.

— Конечно, буду есть. Но сначала поешь, пожалуйста, ты. Чего ты ждешь? Открывай двери маленькой хижинки, туда едет ложка, полная чмоки.

Слюня сделал попытку прорваться к приоткрытому рту Бу. но «дверца» тут же захлопнулась.

— Ладно, — сказал папа Слюня, — давай есть не просто так. а со смыслом.

— Как это? — заинтересовался Бу.

— Увидишь! Открой рот.