Как ни странно, но Воронцов представил меня своей давней подругой, которая внезапно вернулась в Россию.

Что-то машинально отвечаю, мало вникая в разговоры. Скучные, в основном на тему работы каждого здесь собравшегося.

Мне так не интересно с ними беседовать, что нарушаю запрет Тимура — не отходить от него ни на шаг. Пока он объясняет прокурору какие-то детали строительства небоскреба, я отделяюсь от их компании и пробираюсь к бару.

Беру со столика стаканчик шампанского и делаю большой глоток. Газики приятно щекочут горло, а внутри тепло распространяется. Тело расслабляется. Уже нет напряжения и какого-то боязливого состояния.

Еще один глоток. Ммммм, как вкусно. Приятно и в голову не ударяет.

— Вам тоже скучно? — чуть грубоватый голос с легким акцентом.

Поворачиваюсь к рядом стоящему мужчине. Высокий, довольно симпатичный брюнет в черном костюме. Скулы покрывает стильная борода.

Темно-карие глаза пробегают по моему платью, надолго задерживаясь в районе открытого бедра. Интуитивно прикрываю кусочек кожи рукой, но это его лишь забавляет.

— Не стоит скрывать такую красоту, милая.

От него веет мужской силой. Дьявольской опасностью и нереальными проблемами. Эта широкая улыбка доброжелательного мужчины может маскироваться под оскал Джокера.

И от этого холодок по коже бежит. Мурашками покрываюсь, мечтая покинуть его общество, но он хватает меня за руку и чуть к себе прижимает.

Грудью ощущаю его мышцы, натянувшие ткань белоснежной рубашки. Того и гляди она порвется прямо на нем. В нос ударяет древесный запах, смешанный с запахом сигарет и виски.

Он вроде бы не выглядит пьяным. Так какого же фига руки свои распускает?

— Отпустите меня, мистер… — дергаюсь, но делаю себе только хуже.

Мужчина наглеет. Проводит носом по моей щеке и цепляет пальцем выбившийся локон. И это при всем честном народе. При Тимуре. Который не спешит вырывать меня из рук этого мерзавца.

Неужели, это то, о чем он говорил?

«Другие мужчины».

Передергивает от такой мысли. Не мог Воронцов говорить об этом всерьез. Сам же недавно предупреждал, чтобы с ним ходила. Как комнатная собачка, а сейчас дает другому мужику меня внаглую лапать.

— Ты мне сразу понравилась, крошка, — шепчет на ухо, от чего скреплю зубами и зажмуриваюсь. — Не похожа на всех баб на чертовой вечеринке. Думаю, Воронцов не прогадал, что привел тебя сюда.

Шокировано смотрю на него, упускаю из виду его руку на моем бедре. Все-таки Тимур меня решил передарить другому? Отдать как вещь?

Горючие слезы щиплют глаза, а внутри как будто черная дыра образуется. Медленно засасывая все чувства и эмоции. Полнейшая пустота.

— Я могу заплатить за ночь с тобой в два раза больше.

Для него я просто шлюха. Девка для траха, которую он готов приобрести по очень выгодной цене.

— Убери от нее свои ебучие руки! — орет Воронцов и дергает меня на себя.

Врезаюсь в его каменные мышцы, чуть лодыжку не подвернув. Пустым взглядом смотрю в его озлобленное лицо. Как дьявольская маска. Жуткий оскал хищника, готового убивать ухмыляющегося мужика, отсалютировавшего нам стаканом с виски.

В воздухе так сильно ощущается мужской тестостерон, что драка точно неминуема.

Тимур

Обычно на подобных вечеринках я стараюсь как можно больше общаться и находить новые, выгодные знакомства. Хотя на самом деле терпеть не могу эти сборища лицемеров. Это как террариум. Тебя либо сожрут, либо ты научишься жить в подобных условиях.

Здесь нет благородных людей. Всё, что делает каждый из них — определённый расчёт и выгода. Третьего не дано.

Но в этот вечер мне хочется поскорее свалить отсюда. У меня есть более приятные планы на вечер, чем тусить тут.

Конечно, эти светские беседы немного сбавляют мои аппетиты по поводу рядом стоящей Алисы. Раздразнившись в машине, я так сильно заведен, что способен был трахнуть ее прямо в густо-зелёном парке Селима. Необходимо было утянуть ее за собой, прижать к стене беседки, задрать подол и…

Машинально пытаюсь схватить ее за руку, но вместо этого ощущаю лишь воздух. Гребанную пустоту. Какого хрена происходит?

Дергаюсь вправо, не видя Задорожную рядом. Влево — тоже никого. Только сраные собеседники, не понимающие моего поведения. Поднимаю глаза, впиваясь ими в спину Алисы… прижатой к груди брюнета, с которым я хочу создать совместный бизнес.

Даже не извинившись перед собеседниками, спешу к мини-бару. Руки сжаты в кулаки. Перед глазами пелена. Ярость несется по венам, как чертова гоночная машина по трассе. В ушах гул, а в голове лишь одна мысль. Превратить его турецкую морду в кровавое месиво.

— Убери от нее свои ебучие руки! — громко, явно привлекая к нам ненужное внимание.

Оттаскиваю Алису от Селима, с трудом дыша от неконтролируемой ярости. Не могу видеть эту дрянь рядом с другим мужиком. Бешусь. Каждая венка колотится от неимоверной злости и ненависти к Алисе. Турку. Да ко всем здесь собравшимся.

Моя самая плохая сторона рвется наружу, готовясь всех тут уничтожить, а Задорожную оставить на сладкое.

— Твоя девка, — Селим пробегает сальным взглядом по моей кукле, — такой лакомый кусочек, — облизывается, отчего хочется язык ему на хуй отрезать. — Может, поделишься красоткой? Я заплачу за пару часиков с ней в постели целое состояние.

Чувствую, как Алиса дергается в моих руках. Ей явно неприятны эти слова, а меня они просто бесят. До такой степени, что готов просрать к ебеням наше будущее сотрудничество по строительству в Турции.

— Она не продается, господин Аталай, — еле себя сдерживаю. — Не смей даже смотреть на нее своими ебучими глазенками.

— Вай-вай, — усмехается, рассматривая стакан в руке, словно на нем есть что-то интересное. — Неужели, ты, Воронцов, девушкой обзавелся? Не ожидал от тебя такого. Обычно со шлюхами на мои вечеринки приходишь, а тут… — кивает в сторону Алисы, — настоящую леди, что ли притащил?

— Не твое собачье дело, Селим.

Надо валить из этой богадельни, пока меня не снесло и я не превратил его харю в кровавый форшмак.

Мне не нужны лишние проблемы. Я уже вышел из того возраста, когда махал кулаками без разбора. Только сейчас весь мой самоконтроль готов свалить в тартары.

Тяну Алису за собой как на буксире, стараясь не слышать ее возмущенный вопль. Сама виновата, нечего было перед турком жопой крутить. Стояла бы рядом со мной, никто бы ее не лапал. Не шептал чего-то на ухо…

Блядь!

Сучья ревность живьем сжирает. Обжигает серной кислотой. Уничтожает за одну секунду. Мозги нахрен отключает. Перестаю себя контролировать. Хватаю Алису как можно крепче за запястье, чем вызываю болезненный стон, режущий по ушам.

— Ай, Тимур! Охренел совсем?! Отпусти!

Бьет маленьким кулачком в плечо. Кричит в порыве ненависти. А я как будто в прострации какой-то. Мышцы каменеют, того и гляди одежда разойдется.

Напряжен. Взвинчен. Раздражен. Под властью ярости, которую теперь никому не обуздать.

— Я же, блядь, сказал около меня стоять, — дергаю Алису на себя за декольте, слыша громкий треск, — а не крутить жопой перед турецким ублюдком.

— Я тебе не дрессированная собачка, прыгающая перед тобой на задних лапах, Воронцов.

Твою же мать! У кого-то, смотрю, голосок прорезался. С чего это вдруг?

Присматриваюсь. Глаза блестят, щеки раскраснелись. Сучка явно выпила для храбрости, уж больно много языком трепать стала.

Что же. Я смогу закатать его обратно. Нужно лишь домой добраться. Не понимает по-хорошему, покажем по-другому. В следующий раз подумает дважды, прежде чем дразнить во мне дикого зверя. Пусть не думает, что я все это молча сожру и спущу ей с рук.

— Нет, ты не собачка, — сжимаю ее волосы в кулак и тяну вниз. В глаза смотрит, боится, дрожит. — Ты игрушка. Моя кукла, готовая мне услужить в любой момент. Когда я захочу. Где я захочу. И как я захочу. Если ты все еще надеешься вить из меня веревки, то очень ошибаешься. Либо ты подчиняешься и проживание в моем доме будет более сносным, либо ты дальше брыкаешься как овечка, а я… я тебя ломаю.