Как вот сейчас, когда мимо прохожу. Стараюсь не обращать внимания на сплетников, которые сами ничего добиться не могут.

Мне плевать на них. Мне плевать на них.

Как мантру повторяю про себя. Скоро меня не будет заботить здание университета дизайна. Буду учиться онлайн. К тому же профессор Вильямс обещала помогать, если у меня возникнуть какие-то проблемы.

Добираюсь до серой многоэтажки недалеко от студенческого городка. Поднимаюсь на второй этаж. Захожу в свою одинокую, встречающую меня тишиной квартиру.

Кидаю сумку на пол в прихожей и, не разуваясь, прохожу в гостиную. Где сажусь на диван. Закрываю лицо ладошками и даю волю слезам.

Плачу навзрыд. Громко. Опустошая себя от накопившихся эмоций. Пытаясь избавиться от воспоминаний, что каждый вечер больно режут внутри похлеще самого острого в мире ножа.

Говорят, беременным нельзя нервничать, иначе это навредит ребенку, а я остановиться не могу. Память нельзя стереть просто по щелчку пальца. Меня каждую минуту душат мысли о том времени, когда еще все было чертовски хорошо. Когда мы были счастливы.

Обнимаю себя за плечи, почувствовав невероятный холод по всему телу. Как будто кто-то окно открыл, и оттуда подул ледяной ветер.

Осматриваюсь. Ничто не открыто. Это просто мои эмоции наружу лезут, превращаясь во что-то нехорошее.

— Уууффф, — выдуваю воздух сквозь сжатые зубы, почувствовав сильный толчок внутри живота. — Все хорошо, моя милая, — опять толчок. Еще сильнее предыдущего. — Сейчас мамочка успокоится. Не переживай.

Моя малышка сегодня слишком активная. Так и хочет вылезти на свет божий раньше положенного срока.

— Потерпи еще немного, — нежно глажу живот, начиная потихоньку успокаиваться. — Скоро ты родишься и сделаешь меня самой счастливой на свете, — грустно вздыхаю. — Жаль, твой папочка этого не увидит.

Снова слезы на глаза наворачиваются при одном лишь воспоминании мужчины, которого я до сих пор так сильно люблю. И по которому так сильно страдаю.

Тимур Воронцов. Мой первый парень. Мой первый мужчина. Моя самая сильная в мире боль. Моя самая большая любовь. Отец моей малышки Любочки.

Тот, кого я больше никогда не увижу.

Тот, кто обо мне скоро забудет. Возможно уже забыл.

«Ему карьеру нужно строить, а не детей чужих растить».

Слова Ирины Львовны эхом раздаются в ушах, заставляя поморщиться и задрожать от мелких мурашек. Словно она рядом стоит и вновь меня упрекает из-за беременности.

«Ты ему не пара».

«С тобой он ничего не добьется. А ведь у него такое перспективное будущее».

«Нам не нужен внук от гулящей девки. Ты же вполне могла его на стороне сделать, а с Тимура потом деньги трясти».

«Неблагодарная девка. Лучше сделай аборт. И больше не приходи к нам в дом. Забудь о семье Воронцовых. Тимура и Дины больше не будет с тобой рядом».

«Убирайся!»

Эти слова… эти безжалостные слова слышу как наяву. Снова и снова. Как заезженная пластинка. На репите.

Обвинения. Ненависть. Презрение.

С такими эмоциями предстала передо мной Ирина Львовна, практически выгнав из дома. Вслед посыпались угрозы, что она сможет доказать мое вранье. Ей удастся убедить Тимура, что я нагуляла ребенка. Что я — очередная охотница за деньгами, а не любящая его девушка.

Мама Тимура даже перед выбором меня поставила. Либо я исчезаю, не рассказав любимому о ребенке. Либо готовлюсь к неприятностям, которые она с удовольствием мне устроит. Прямым текстом сказала, что сделает все, чтобы я не выносила малышку.

Вздрагиваю и чуть не роняю тарелку с вишнёвым пирогом. Чувство страха вновь овладевает мной. Кажется, будто кто-то за горло схватил и душит со всей дури.

Хочу прокашляться, но не получается. Просто хлопаю ртом как выброшенная на берег рыба. Какая-то паника накрывает плотным черным одеялом и медленно уничтожает.

Не знаю, что со мной? Почему вдруг резко так поплохело? Может это воспоминания тому виной?

Никак меня не отпускают. Никак от них не избавиться. Да и как вытравить из сердца любовь, если она навечно там поселилась? Когда человек тебе очень дорог, ничто не способно его выдрать из сердца и мыслей.

Сглатываю ком в горле. Ставлю тарелку обратно на стол и на негнущихся ногах отправляюсь в постель. Надо отдохнуть, иначе будет только хуже.

Спокойствие, Алиса, только спокойствие. Завтра у тебя будет свободный от занятий день. Погуляешь. Подышишь свежим воздухом.

Да-да, именно так и сделаю. Закрываю глаза и погружаясь в сон без сновидений. Надеясь, что следующий день станет лучше предыдущего.

— Мама, у меня все хорошо, — вновь вру матери, дабы она не прилетала ко мне в Нью-Йорк.

Мне не хочется никого видеть из родни. Одной как-то легче переносить всю накопленную боль.

— Алиса, если ты мне врешь…

— Мамуль, не переживай. Мы с малышкой в полном порядке. Ждем тебя через две недели.

Кладу руку на огромный живот. Что-то Любочка сегодня тихая какая-то. Даже не толкнула меня ни разу. Может обиделась, что я об ее папочке перестала говорить? Или я в чем-то перед ней провинилась?

Ох, девочка моя, давай просыпайся! Не заставляй мамочку нервничать.

— Я все еще жалею, что одну тебя в Америку отпустила.

Пинаю небольшую шишку под ногами и вдыхаю полной грудью свежий воздух, наполненный запахом хвои. Все-таки прогулка по Центральному парку нереально расслабляет. Помогает выбросить из головы ненужные мысли.

— Так нужно было, мамуль, — снова глажу живот.

Странно. Такое ощущение, что Любочка даже не шевелится. Совсем притихла. Мне как-то не по себе. Вдруг что-то случилось, а я тревогу не бью.

— Мам, мне нужно бежать, — опять вру. — Скоро сдача курсовой. Необходимо подготовиться.

— Хорошо-хорошо. Удачи тебе, дорогая. Папе «привет» от тебя передам. Скоро увидимся.

— Конечно. Пока.

Заканчиваю разговор. Трясущимися пальцами набираю номер доктора Кинга. Его помощница говорит, что он готов меня принять.

Вызываю такси.

Поездка занимает от силы минут десять. Все это время тихо разговариваю с малышкой. Нежности, слова о любви. Обещания, что именно в Нью-Йорке я ей покажу. Рассказываю про игрушки в ее комнате. Что я купила, а что бабушка с дедушкой прислали.

Стараюсь хоть как-то ее расшевелить. Бесполезно.

А вот уже и клиника виднеется. Сейчас у доктора побываю, и все тут же наладится.

— Мисс Задорожная, добрый день! Рад вас видеть!

Сэм Кинг. Мужчина чуть за сорок. Черные волосы. Серые глаза. Полноват, низковат, но лучший специалист в городе. Возможно, один из лучших.

Приглашает меня на кушетку. Готовит аппарат по УЗИ. На экране что-то пищит. Мажет живот вязкой субстанцией, берет в руку прибор и начинает водить им по коже.

— Доктор Кинг, мне кажется, с малышкой что-то не так, — панически произношу эти страшные слова. — Она не шевелится. Я не… — пытаюсь слезы сдержать. — Почему не слышно стука ее сердечка?

И вот тут меня просто накрывает. Что-то происходит. Мне жутко страшно. Я вся как будто льдом покрываюсь.

Нет-нет! Боже! Пусть он скажет, что мне все кажется. Что это мои глупые переживания из-за предстоящих родов.

— Срочно готовьте операционную! — кричит молоденькой медсестре, тут же исчезающей за дверью. — Мисс Задорожная, — нервничает, явно не знает, что мне сказать. Впервые с ним такое.

— Да что такое случилось? — шепчу еле слышно, скованная страхом. — Что с моей Любочкой?!

Ну почему он так долго молчит? Господи, да скажи уже что-нибудь!

— Мисс… Алиса, я очень сожалею. У малышки отсутствует сердцебиение. Ребенок… не шевелится… Нужно как можно скорее вызвать искусственные роды.

Алиса

Разговор с мамой еще больше вскрыл старые, вроде бы зажившие раны. Вновь вернул меня в прошлое. В адское прошлое, где я не жила, а просто существовала. Как робот, как кукла, которую иной раз дергали за ниточки, чтобы хоть какие-то движения совершала.