И восторг.

Боже! Алиса, ты с ума сошла!

Какой еще восторг? О чем это ты?

Не знаю, почему, но меня обдает странным жаром. Словно в комнате кто-то резко повысил отопление. Включил на полную мощность.

— Давай-ка проверим, как ты меня ненавидишь и презираешь.

Тимур дает свободу моим рукам, которые опускаю вдоль тела. Прижимается к моему боку. Бедром чувствую его эрекцию.

Застываю, как громом пораженная. Глазами гипнотизирую выход, словно по волшебству могу оказаться в коридоре и бежать, сломя голову.

Двумя пальцами дотрагивается до клитора. Трет его пару раз. Надавливает подушечкой большого пальца на лобок. Непроизвольно громко стону, прикусывая губу до крови.

— Пожалуйста, прекрати, — молю его остановиться.

А сама еще шире ноги расставляю, давая ему зеленый свет на похотливые вещи. Между ног очень влажно, горячо. Соски-предатели твердеют на радость Тимуру, который ехидно смеется. Проникает внутрь одним пальцем, вырывая из моего горла болезненный крик. К нему присоединяется второй.

Растягивает мышцы. Гладит пальцами внутри.

Боже, как хорошо. Тело все еще предательски помнит его руки.

— По-твоему, это не доказательство твоей лжи? — показывает мне пальцы, испачканные в моем вязком возбуждении.

Демонстративно облизывает досуха. Краска стыда покрывает щеки. Зажмуриваюсь, но Тимур приказывает мне смотреть на него. Не отводить взгляд.

Возвращается к ласкам. Не церемонится. Трахает двумя пальцами.

— Такая мокрая. Горячая. Тугая, — шепчет на ухо, прикусывая мочку. Табун мурашек бежит по коже. — Нагнуть бы тебя раком, Алиса, и как следует оттрахать. Готов поклясться, ты все так же будешь умолять меня не останавливаться. Просить еще и еще. Прыгнешь на мой член и будешь сама насаживаться на него, щипая свои миленькие соски. Ведь так, детка?

Мотаю головой из стороны в сторону. Отрицаю его слова.

Какие-то давно забытые чувства полностью мозги отключают. Мне бы сбежать, спрятаться, исчезнуть навсегда. Но вместо этого откидываю голову назад. Больно ударяюсь затылком.

Движения руки становятся интенсивнее и глубже. Проникает грубо, ускоряя темп пальцев. Дотрагивается до пульсирующей точки внутри моего тела. Заигрывает с ней, трет, надавливает.

Смотрит мне в глаза. Сейчас Тимур кажется таким родным. Без всей этой маски бесчувственности и отрешенности.

— Давай же, моя милая, — проводит ребром ладони по моей право груди, задевая чувствительный сосок. — Кончай, Алиска! Моя девочка…

Тугой комок взрывается внизу живота. Удовольствие разливается теплой волной по всему телу. Мышцы сокращаются вокруг его пальцев. Трясет. От оргазма. От блаженной истомы.

На губах стальной привкус крови. Ноги дрожат. Дыхание затруднённое. Ногтями впиваюсь в запястье Тимура. Затуманенным взором смотрю на его довольное… дьявольское лицо.

Съеживаюсь от резкого холода, который проникает под кожу и все внутренности в ледышку превращает. От былого веселого, нежного тона Воронцова не остается и следа.

Снова на нем непроницаемая маска отъявленного мерзавца. Скучающе разглядывает. Оценивает приобретенный на невольничьем рынке товар. Ощущаю себя грязной девкой, ставшей работницей публичного дома.

«Не будешь млеть от его пальцев, Алиса», — вновь осуждает меня внутренний голос.

Отходит к столику. Закуривает, выпуская сигаретный дым в мою сторону.

Кашляю. В носу щиплет, горло саднит. Знает, что я не переношу запаха сигарет. Нарочно курит при мне.

— Можешь валить в ванну, — дергаюсь от грозного, ледяного тона. — У тебя есть десять минут, чтобы привести себя в порядок. Ты сегодня же переезжаешь ко мне, дорогуша. Не вздумай перечить!!! Поняла? — молча киваю. — Время пошло, Задорожная, — наливает себе янтарной жидкости и залпом выпивает. Как сумасшедшая, завороженная дура наблюдаю за движением его горла. — Не заставляй меня ждать.

Подавляя порыв поплакать вволю, поднимаю с пола вещи и на негнущихся ногах ухожу в ванную комнату. Сползаю по двери на пол и, прижав к груди колени, беззвучно рыдаю. Понимая, что теперь моя жизнь в руках Тимура.

Я подписала договор у самого Дьявола, став его игрушкой.

Но если этот Дьявол узнает о моих тайнах, превратит жизнь в ад. Хотя, я и так там!

Алиса

— Алиса, что случилось с нашими деньгами? Откуда у тебя вдруг появилась такая крупная сумма? И почему ты складываешь вещи?

Стою к маме спиной, закидывая платья в открытый чемодан. Руки трясутся. Глаза на мокром месте. А внутри… словно огромная черная дыра образовалась, готовая заживо меня поглотить.

— Я переезжаю, — охрипшим голосом, стараясь себя не выдать.

— Это еще куда? — ощущаю на себе удивленный взгляд мамы. — Дочка, у тебя что-то случилось?

Давай, Алиса, скажи ей что-нибудь!

Как именно ты достала деньги.

Кем теперь для своего бывшего парня будешь.

Вперед и с песней.

Да если я ей сейчас все расскажу, мама будет в шоке. Она меня не поймет. Сделает неправильные выводы.

— Я позвонила подруге в Америку, — придумываю на ходу. Даже для пущего эффекта натягиваю на лицо улыбку, повернувшись к обеспокоенной матери. — Это он… она дала мне денег на операцию отца. Взамен мне нужно несколько дней приглядывать за ее квартирой. Она хочет приехать погостить в Россию.

Алиска, ты ужасно врешь. Тебе не поверят.

— Оставишь меня одну, пока твой отец в больнице? — в голосе обида, от чего сердце на части рвется. Кровью обливается.

— Мамуль, — беру ее холодные руки в свои. — Понимаешь, Венди выручила меня. Я не могу отказать ей.

Лучше бы отказала. Лучше бы послала на хутора и отправилась искать деньги у кого-нибудь другого.

Хотя кто бы мне помог кроме Тимура?

Этот козёл поставил жесткие условия. Либо я еду к нему, когда соберу вещи. Либо… мой отец будет лечиться от святого духа. Даже увидеться с ним не дал. Просто адрес дома назвал и сказал приезжать в течение часа или двух.

— Отцу уже завтра могут сделать операцию, — кажется, будто мама приняла мой неожиданный «переезд». — В сознание он так и не пришел. Я так боюсь за него, — одинокая щека сползает по ее щеке.

— Мамуль, не переживай, — крепко обнимаю маму, чувствуя ее дрожь. Или это от меня? — Папа поправится. Он вернется из больницы живым и здоровым. Пережил же лихие 90-ые, — стараюсь как-то ее взбодрить, хотя сама только лютый холод ощущаю.

Особенно перед очередной встречей с Тимуром. Тем более на его территории.

— Ты на машине или с водителем? — вытирает слезы, помогая мне сложить еще парочку вещей в чемодан.

— На машине, — не хватало еще, чтобы Сергей увидел, к кому я поехала.

Доложит ведь сто процентов. Потом ошарашенная мама прибежит забирать дочь из лап негодяя, с которым когда-то рассталась. Ведь ей известны причины моего побега, хотя и не во всех подробностях.

— Я позвоню тебе, дочка, когда отца на операцию повезут.

Вместе спускаемся вниз. С комода забираю сумочку и ключи от машины. Сжимаю их так крепко, что ладони покалывает от боли.

Мне страшно. Жутко до ужаса. Я не знаю чего ожидать от Тимура. Он никогда не простит. Но я и так всю боль несу в себе. И у него есть все основания меня ненавидеть.

— Не волнуйся, мам, — запихиваю чемодан в багажник, — я надолго не задержусь у Венди. Ты даже не успеешь соскучиться.

Сажусь за руль. Кое-как включаю зажигание и выезжаю с территории особняка. Как умалишенная наблюдаю в зеркале заднего вида за стоящей на пороге мамой, махающей мне на прощание. Верящей, что я скоро вернусь в родной дом. И что все будет как прежде.

Нет, Задорожная, прежде уже ничего не будет. После этого месяца… рядом с Тимуром ты точно вернешься полностью опустошенной, разбитой и… униженной.

Плотину прорывает. Слезы градом текут из глаз, застилая весь обзор. Благо машин на дороге сейчас довольно мало, ни в кого не врежусь.