— Как ты в дом попала, Екатерина?

Тимур не зол, не выказывает недовольства. Он как будто… чего-то ждет. Неужели, будет наслаждаться нашей перепалкой с его невестой?

Невеста.

Это слово как ушат ледяной воды. Тут же отрезвляет. Возвращает в реальность. Становится обидно и мерзко. Я чуть было не занялась сексом с чужим мужиком. Да кто я как не шлюха после такого?

Отталкиваю от себя Тимура. Хватаю с пола рубашку. Не очень хочется стоять голой перед этой женщиной.

— Каково тебе стонать под чужим мужиком, шаболда? — она не слышит Тимура, не обращает на него внимания.

Весь ее гнев направлен в мою сторону. Тем более Воронцов дал ей возможность схватить меня за запястье и вытянуть на середину комнаты. Защиты от него не стоит ждать. Я сама по себе. Перед злющей фурией, готовой вцепиться мне ногтями в глаза.

— Следи за языком, — неуютно находиться рядом с этой девушкой. Тем более, когда она застала своего жениха рядом со мной.

— Пасть свою закрой, — шипит как змея, только ядом не брызгая. — Что трахнуть тебя больше некому, раз ты вешаешься на моего мужика, шалава?

— Не смей меня оскорблять! — не позволю какой-то накаченной барби поливать меня грязью. Достаточно того, что Воронцов меня постоянно унижает, указывая на низкое место рядом с ним. — Может если бы ты меньше времени у пластического хирурга проводила, то Тимуру бы не осточертело марать руки о твои надутые сиськи.

Зажмуриваюсь, готовясь к ее пощечине. Но ничего не происходит. Воронцов крепко держит Екатерину за запястье. Таким бешеным я его еще не видела. Кого-то сейчас ждут нереальные неприятности. И мне как-то совсем ее не жалко.

— Иди к себе в комнату, Алиса! — приказывает, отталкивая брюнетку от себя. Девушка потирает запястье и с трудом слезы сдерживает. Актриса из нее так себе. — Убирайся из моего дома, Смолина, пока твоя задница не получила от меня хороший пинок.

— Ну, Тимурик, — уже забывает про его грубость. Ластится к нему как кошка, издавая что-то похожее на урчание. — Я же хотела тебя порадовать после тяжелого вечера. Знаю, как ты устаешь после всех этих светских раутов.

Заводит руки за спину и одним ловким движением расстегивает лифчик. Чуть дергает плечами и скидывает его на пол. Воронцов все это время смотрит на нее как завороженный. Лишь слюнями не капает на пол как волк из мультика при виде сексуальной девки.

Не могу смотреть на этот спектакль. Невыносимо глядеть на развернувшуюся картину. С трудом подавляя приступ тошноты, позорно сбегаю из его спальни. Залетаю к себе в комнату. Закрываюсь на ключ, мечтая еще тумбочку в качестве баррикады использовать.

Почему же так больно? Глупое сердце. Как будто его голыми руками оттуда вырвали. Уничтожили за секунду. Втоптали в грязь. Показали мою полную ничтожность. Я для Тимура как запасной вариант. Ненужная вещь, которая пригодится для постельных утех, если рядом нет невесты.

— Он меня прогнал! — слышу в коридоре голос Катеньки, разговаривающей с кем-то явно по телефону. — Даже не стал слушать, — ей что-то отвечают, так как она мычи в ответ. — Само собой я это сделаю. Уже все готово. Нужно лишь…

Голос удаляется, а я просто улыбаюсь сквозь слезы, от того, что Тимур не оставил Катю на ночь.

Алиса

Где-то на подсознательном уровне я ждала, что Тимур заявится ко мне в комнату. Потребует уплату долга. В постель потащит, чтобы завершить начатое еще на вечеринке.

Я даже дверь оставила чуть открытой. Долго под душем стояла, потом ходила по комнате абсолютно голая. Какая-то темная сторона души хотела вновь его увидеть, ощутить его руки по всему телу. Поцелуи, ласки. Услышать пошлые слова вперемешку с приказами.

Да ты, Задорожная, точно сбрендила. Сначала шарахалась от него, как черт от ладана, а теперь жаждешь новой встречи. Похоже, кому-то стоит мозги проверить.

Глупые… Глупые мысли… Надеваю шелковую пижаму, выбрав ее из многочисленных покупок Тимура. Залезаю на кровать и укрываюсь практически с головой одеялом.

Чувствую полное расслабление мышц. Как испытанный за день стресс медленно отступает, приведя на свое место такой манящий, яркий сон… который вмиг становится кошмаром…

Белое помещение. Стены. Потолок. Пол. Чьи-то громкие голоса, режущие слух. Мое имя. Меня кто-то зовет по имени. Громко, протяжно, все больше приближаясь. Чувствую на запястье жесткую хватку. Вижу синий маникюр с блестками. Женщина тянет вперед, дергает как тряпичную куклу. Хочу вырваться, оказать сопротивление. Оттолкнуть эту незнакомку, ухмыляющуюся белоснежными зубами.

— Пустите! — беззвучно, глотая буквы. — Я не пойду!

Меня не слышат. Не реагируют. Не удерживают, но что-то не дает мне выбраться. Давит на плечи, вынуждая упасть на колени. Из-за чего воздух вышибают из легких. Трудно дышать. Крик застревает в горле.

Все тело пылает в агонии. Сердце барабанит как бешеное, с каждым ударом бьется об грудную клетку. Резкая боль внизу живота заставляет рухнуть на пол и принять позу эмбриона. Очень больно. Адски. Как будто режут раскаленным железом. На живую. Сдирая огромные кусочки кожи. Сильнее сжимаю ноги, которые охватывает странное тепло. Трогаю себя руками.

Кровь. На пальцах. Руке. На полу.

Она повсюду. Кажется, будто все в комнате ею окрасилось. Как будто тону в этом океане крови. Стальной запах, смешанный с чем-то более неприятным. Проникающим внутрь. Убивающим все. Отравляющим каждую клеточку. Забирающую душу. Куда-то вдаль. Туда, где никого и ничего нет.

Пустота. Черная, мерзкая, вызывающая страдания.

Перед глазами все расплывается. Оказываюсь в какой-то невесомости. Парю над землей. Резко падаю на холодный стол. Яркий свет слепит глаза. Жмурюсь, стараясь разглядеть все вокруг.

Стерильная операционная. Туда-сюда снуют несколько человек в белых халатах. Переговариваются, показывают на меня пальцами. Что-то достают из небольшого чемоданчика. Хирургические предметы. Много, разных размеров.

— Нет! Не надо! — снова слова растворяются в воздухе.

Не понимаю, что кричу. Чье-то имя. Громко, захлебываясь в слезах.

Руки тянут в разные стороны, чем-то крепят. Ноги сами по себе разъезжаются. Боль. Дикая. Невыносимая. Еще сильнее, чем была. Не могу ее выносить. Терпеть нет никаких сил. Лучше умереть. Покинуть этот мир. Стать невидимой оболочкой. Просто воспоминанием для всех вокруг. Сейчас. Навсегда. На веки вечные.

— Алиса! — голос издалека, так не похожий на шепот столпившихся передо мной людей. — Алиса, мать твою!

Еще громче. Где-то совсем близко ко мне. Фигуры дергаются, когда кто-то вламывается в помещение. Испаряются. Меня никто не держит. С болью я уже свыклась. Она мне стала родной.

— Алиса, просыпайся! — мужские руки встряхивают. — Открывай глаза, Задорожная! Ну же… давай.

Спина отрывается от стола. Голова дергается, словно держится на одной единственной ниточке. Полнейшая прострация. Вакуум, откуда нет выхода. Точка не возврата.

— Алиса!

Щеку обжигает резкая боль. Майка липнет к мокрому от пота и… воды телу. Не могу открыть глаза, словно кто-то клея в них налил. Руками шарю по простыне. Ноги упираются во что-то мягкое, судя по всему живое.

Не могу понять, где я. Кто со мной. Словно в другой реальности нахожусь. Далеко-далеко…

— Алиса!

Еще одна пощечина приводит в чувство. Развеивает густой туман в моем подсознании. Открываю глаза и оглядываюсь по сторонам. Это уже не сон. Реальность. Рядом Тимур Воронцов, обнимает меня за плечи и убаюкивает как маленького ребенка.

— Мне… я… — горло саднит, будто несколько часов беспрерывно кричала.

— Тебе кошмар приснился, — в голосе столько беспокойства, и даже нежности, что я теряюсь, не могу найти подходящих слов. — Ты так сильно кричала, что я в своей комнате услышал. Хорошо, что не спал, иначе тебя бы некому было разбудить.