Она кладет на заднее сиденье розовую сумку и куртку. Поворачивается ко мне. Глаза горят, а улыбка озаряет все вокруг.

Нет, я точно как непутёвый подросток. Пялюсь на девушку, как когда-то она на меня на кухне, и языком пошевелить не могу.

Воронцов, ты дурак! Оттаивай быстрее, иначе от тебя сбегут.

— Это тебе, — протягиваю ей букет, который Алиса покрепче сжимает и вдыхает аромат ромашек. Сегодня она выглядит веселее. Глазки светятся. Это радует.

Отъезжаю от особняка и вливаюсь в поток машин на главной дороге.

— Куда мы пойдем? — нарушает тишину Алиса через несколько минут, когда я сворачиваю в сторону развлекательного центра.

— Скоро сама все увидишь.

Останавливаемся. Выходим из машины, оставив там все вещи. Беру лишь телефон и паспорт.

— Ролики? — ахает Алиса при виде ограждения и катающихся людей. — Лет пять на них не каталась.

— Наверстаешь упущенное, — шепчу ей на ухо, от чего она дергается и очаровательно краснеет. — Будет весело. Обещаю.

И я не соврал. Так как и правда стоит нам выйти на корт, смех становится нашим постоянным спутником.

Сначала я еле-еле передвигаю ногами, стараясь не рухнуть мордой в пол. Последний раз рассекал корт в шестнадцатилетнем возрасте. Уже десять лет прошло, как не гоняю.

Потом Алиса обнималась с перилами, не решаясь двигаться дальше. Она выглядела еще неуклюжее, чем я. Как ребенок, впервые научившийся ходить.

Качала головой, когда я уговаривал ее подъехать ко мне и довериться моим крепким рукам. Смеялась от своей собственной неловкости.

— Иди-ка сюда, — под ее громкий визг на весь центр, хватаю Алису за талию и утягиваю на середину корта.

Боже! Пальцы покалывают мелкие импульсы. В нос ударяет цитрусовый аромат духов. Сердце так сильно бьется в груди, что сейчас выпрыгнет и пойдет гулять как в мультиках Warner Bros.

— Теперь тебе не страшно? — шепчу в макушку, наслаждаясь близостью ее миниатюрного тела.

Какая же она маленькая. Нежная, милая. Как невинный ангел, у которого…

— О Боже мой! Тимур! — морщусь от прикосновения чужой руки к плечу.

Если с Алисой сплошное удовольствие греет душу. То при виде рыжего силикона с красными губами отвращение вызывает приступ тошноты.

Хочется помыться, а одежду сжечь.

— Отпусти меня, пожалуйста.

Алиса дрожит, вырывается. Ей неприятно быть в обществе девки, с которой я наверняка когда-то спал, но даже имени ее не помню. Обычный одноразовый секс.

— Спокойно, кошечка, — еще крепче сжимаю, держа ее руки в своей, чтобы ногти в ход не пустила.

— Тимурчик, мой дорогой, — голос грубый. То ли пропитый, то ли прокуренный. Явно я трахал ее в далеком прошлом. — Давай как-нибудь встретимся. Вспомним былое. Я — Карина.

И что теперь? Дать ей медаль за смелость?

Эту идиотку совсем не смущает Алиса у меня в объятьях. Деваха просто выпячивает вперед грудь, предлагая себя на блюдечке.

Такое меню мне не интересно. Сыт по горло. Да и дружок никак не реагирует. Правильно, мальчик. Мы не бросаемся на силикон. Это ка-ка.

— Если нужен трахарь, советую поймать попутку и отсосать водителю. Рот у тебя явно рабочий, — там не рот, а огромная пасть. Как у акулы. — Всего доброго, Карина.

Подталкиваю Алиску вперед, оставляя охреневшую бабу позади.

Насрать! Она мне не интересна. А вот маленькая проказница, проехавшаяся мне по ноге, очень даже волнует. Что верхнюю голову, что нижнюю.

— Свидание еще не окончено, моя милая, — разворачиваю ее к себе, приподнимая голову за подборок.

Глаза на мокром месте, губки дрожат.

Вытираю тыльной стороной ладони слезы со щек, ощущая невероятную нежность к этой девчонке.

Крыша опять едет в далекие края. Мозг вообще плывет. Только интуиция что-то барахлит. Подкидывает странное предчувствие.

И если бы я к ней тогда прислушался, не получил бы мощнейший удар острым кинжалом прямо в районе сердца.

Алиса, наше время

После встречи с Тимуром… Андреевичем хочется часами стоять под душем и тереть себя мочалкой до покрасневшей кожи. Чтобы смыть с себя его запах, который словно въелся внутрь.

Как серная кислота. Медленно убивающая и приносящая огромные страдания. Как пытка.

Даже в собственной машине в себя прийти не могу. До сих пор трясёт от его дерзкого, наглого предложения. Обхватываю себя руками за плечи и пытаюсь выровнять дыхание. Найти другой выход. Спасти нашу семью, не идя на такие огромные жертвы.

Я не могу стать его игрушкой. Не могу! Но, черт возьми, где мне взять денег, чтобы мы все не потеряли? Кто кроме Тимура согласиться помочь отцу?

Никто! Ни один его влиятельный «друг» не станет связываться с утопающим. Тем более оставшимся без денег.

Откидываюсь на спинку сиденья, чуть ли не плача от отчаяния. Я ничего не придумала. В голове сплошной сумбур.

Ещё раз, бросив напряженный взгляд на офис Тимура, завожу мотор и выезжаю с парковки. Пора возвращаться домой и разочаровывать родителей. Воронцов нам ничем не поможет.

Нужно искать альтернативу. И как можно скорее. Кредиторы способны нагрянуть в любой момент.

Дорога занимает минут двадцать. Оставляю машину Сергею, чтобы загнал ее в гараж. Захожу в особняк, кидая ключи от машины на столик. Настраиваюсь для неприятного разговора. Прокручиваю его в голове.

— Алиса, ты уже вернулась? — от неожиданности подпрыгиваю на месте, схватившись за сердце. — Как покаталась?

— Чудесно, — натягиваю на лицо искусственную улыбку, она не должна знать про финансовое положение отца. — Ты с фитнеса?

Нужно ее чем-то отвлечь. Иначе начнет расспрашивать, куда я ездила. Изменилось ли что-то спустя пять лет? Наврать не получится, так как ничего не видела.

Мама не переживет такого удара. Поэтому мы решили ей ничего не говорить.

— Конечно, — довольно улыбается, покрутившись вокруг своей оси. — Такое совершенное тело нужно всегда держать в тонусе, — шлепает себя по ягодице.

— Мама, — театрально закатываю глаза, смеясь над ее выходкой.

Марина Задорожная, моя любимая мамочка, и, правда, очень красивая, эффектная женщина. Светло-русые волосы до плеч, темно-карие глаза, стройная фигурка. Внешностью я пошла в нее.

Нас даже иногда сестрами называют, чего мы не опровергаем.

— Тебя, кстати, отец ждет в кабинете. Весь взволнован, словно скоро ему вручат очередную премию, — говорит из гостиной.

— Тогда пойду к нему, — сглатываю застрявший ком в горле.

Паника вновь берет власть над телом и разумом. Я боюсь встретиться с отцом, боюсь ему сказать, что все надежды напрасные.

Ноги становятся ватными. Не двигаются. Ладони потеют. По позвоночнику бежит мерзкий холодок.

Папа на меня так рассчитывал. Думал, что Тимур нам поможет. А он… он предложил лечь под него, чтобы долг закрыть.

— Проходи, дочка, — уставший голос отца режет по сердцу словно вилка по стеклу. — Ну как? Удалось поговорить с Тимуром?

Сажусь на диван, сцепив руки в «замок». Трясет. Голова раскалывается. В его глаза, горящие надеждой, смотреть не могу. Сердце в груди щемит. Невыносимо больно.

— Его… не было в офисе, — в горле пересыхает. Вру и не краснею. — Сказали, что он будет завтра вечером. И то не факт.

Отец сразу поникает. Серо-голубые глаза потухают, становясь совсем безжизненными. Плечи опускаются. Он становится похожим на призрака.

Михаил Задорожный не должен быть таким. В нем не может потухнуть сила духа, заставляющая всегда двигаться вперед. Черт возьми, я не оставлю его в таком состоянии. Что-нибудь придумаю.

— Воронцов был моей последней надеждой, — еле слышно. Как будто на последнем издыхании. — Он же не последний человек в городе. Многих подмял под себя. У него хватка…

Не выдерживаю. Бросаюсь к отцу, крепко его обнимая. Утыкаюсь носом ему в затылок, с трудом сдерживая слезы. Он замирает на месте. Хлопает меня по рукам, явно уже думая обо всем плохом.