— Откормишь!

— Лен… Ну, Лен, ну ты чего, но он же умный, а у меня два года ПТУ… — совсем уж жалобно пробормотала она.

Я пожала плечами и отрезала в лучших традициях темнолесных ведьм, которые все — что Искусницы, что Прекрасные, что Премудрые — как одна, змеищи:

— Решать, конечно, тебе. Но смотри — профукаешь, локти кусать будешь!

Я сидела, забившись в угол на собственном диване, и думала… Разное. Посиделки с Лялькой прошли хорошо, замечательно просто, а вернувшись домой, я провалилась в хандру.

За окном вечер торопливо дожирал дневной свет, с урчанием и чавканьем заглатывая последние солнечные лучи. Проглотил, развалился по всем поверхностям и начал выразительно синеть густыми сумерками, поглядывая нахально и вызывающе: ну, и что ты мне сделаешь?

Пришла ночь. Понюхала углы, потрогала лапой потолочные светильники: эй, включайтесь! Вздохнула всем усталым за день городом. И навалилась на плечи темнотой и тишиной, уютно навевая: не грусти. Всё будет хорошо

Очень хотелось в ответ рухнуть на пол, картинно раскинув руки, и по-детски зарыдать: у меня всё было хорошо! Было! (Нет, а чего рыдать-то, чего рыдать — Илья на руки брать, утешать-нянчить-по головушке погладить не придет, Гостемил Искрыч с вкусненьким не прибежит! Даже черный кот, оскорбленный до глубины души таким поведением двуногого, не придет разворачиваться подхвостьем в лицо, чтобы продемонстрировать всю глубину своего отношения к такому инфантилизму).

Господи! У меня в этом мире даже кота нет!

Я прошла на кухню, налила себе молока, постояла над ним, принюхиваясь и тоскуя — и с отвращением вылила в раковину.

Хмуро оглядевшись вокруг, вздохнула.

Приходилось признавать: мне здесь... невкусно.

Мне здесь не красиво!

Мне здесь тошно.

Ночь терлась черным боком об оконное стекло, сквозь световое городское загрязнение щурила глаза. Она мне сочувствовала, но решать мои проблемы не собиралась.

С работой всё вышло как-то… ну… черт его знает, до обидного просто.

Я-то готовилась, нервничала. Настраивалась!

Присланную Лялькиным женихом, Артемом, информацию шерстила, в надежде подобрать там аргументацию. А в итоге…

— Елена? Объявилась?

— Дмитрий Петрович, я…

— Даже не интересно. На ваше место мы уже подобрали сотрудника. Вы уволены. За документами можете подойти в любое время. Был о вас лучшего мнения.

— Благодарю вас, Дмитрий Петрович.

Во мне снова дала знать о себе ведьма (бывшая ведьма!): склонила голову, едва обозначив благодарственное движение, и голос как-то сам собой стал глубже, наполнился обертонами. Весомо растекся по кабинету непосредственного начальника (бывшего непосредственного начальника), не оставляя ему места и меняя смысл сказанного на диаметрально противоположный.

Зря я так с ним, конечно: это же не он пропал с радаров на несколько месяцев без предупреждения, а потом явился, как ни в чем ни бывало.

Но, с другой стороны — мог бы и выслушать. Раз уж поднял на уши полицию и заставил нервничать и переживать моего брата.

Я встала.

— В таком случае, я, пожалуй, воспользуюсь вашим разрешением, и заберу документы сразу же.

Начальник, которому явно стало неуютно, встал следом за мной. Он что-то еще говорил о том, что позвонит в отдел кадров, предупредит бухгалтерию, что ли…

Но я уже не слушала — вышла.

И, что интересно: я так тряслась насчет того, с какой формулировкой меня уволят, а получив документы на руки, даже не взглянула на записи в трудовой. Мне стало не интересно.

Визит к участковому я отложила на попозже: кто знает, какую бездну бюрократического ада откроет передо мной естественное желание уведомить родные органы, что я вернулась из пропадания без вести? А главное, мое нежелание давать по этому поводу какие-то объяснения.

И вот теперь, устроившись на потертом сиденье автобуса вполне уютно (запахи бензина, дорожной пыли, человеческих тел разной степени чистоты и мешанина из парфюмов и ароматических отдушек — не в счет), ехала к брату.

За время моего отсутствия — не в смысле, “в этом мире”, а в смысле “на Сережкиной стройке” — братов долгострой похорошел, и снаружи выглядел уже совсем как дом-дом. Ну вот прям как настоящий: в прошлый раз, когда я здесь была, второй этаж только-только поднимался голыми стенами, а сейчас — крыша, окна, двери. Даже свет в окошке.

Разве что двор выглядит типичной смесью строительного склада и строительной же помойки, да вместо забора времянка из профнастила, а в остальном — настоящее семейное жилище.

Я осторожно прикрыла за собой калитку, и остановилась: навстречу мне выскочил здоровенный кудлатый пес неопределенной масти и породы. Выскочил — и тоже замер, вздыбив шерсть на загривке и недвусмысленно оскалив клыки: опознал во мне потенциальную угрозу. Брехать на ведьму он не решался, пропускать на подведомственную территорию не собирался. Дилемма, вставшая перед кобелем, выглядела нерешаемой. Передо мной, впрочем, тоже стоял непростой выбор: сунуть руку в карман, за телефоном , и, возможно, спровоцировать пса на нападение, или попробовать поладить с ним магией — но чем я потом буду доказывать брату что его сестра не рехнулась, если потрачусь на пса?

Страшно мне не было, себя защитить я смогу, но делать-то что? К тому же, принципиальная собачья позиция вызывала уважение, не хотелось бы ему навредить, в случае чего…

Стукнула дверь, из дома высунулась Оксанка, и вопрос отпал сам собой.

— Вы проходите! Ой, Лена? А мы тебя только к выходным ждали… Ты проходи, Кузьма не кусается!

Кузьма не сводил с меня глаз, убедительно сигнализируя взглядом: кусаюсь!

Ему я в этом вопросе верила больше, чем его хозяйке.

В итоге, в дом Оксана меня провожала лично, и то бдительный пес все старался втиснуться между ею и мной, оттереть меня от хозяйки мохнатым боком, умница такой.

Надо будет ему на здоровье перед отъездом пошептать, если после разговора с Серегой что-то останется.

Старший брат, увидев, кого привела в дом его жена, опешил. За доли секунды на его лице сменили друг друга радость, облегчение, неодобрение и, наконец, раздраженье. Я нервно поджала ягодичные мышцы, подозревая, что сейчас одной ведьме (бывшей ведьме!) прилетит. И даже догадываясь — по чем именно.

Сережка собрался было встать, но напоролся на сердитый взгляд жены, ее недовольно и упрямо поджатые губы — и сел ровно. Грозного старшего брата с него как сбрило!

— Лен, ты садись, сейчас чайку попьем! Зря ты не предупредила, что едешь, мы бы Сережку хоть в магазин сгоняла, а то и на стол поставить нечего, сама видишь, у нас тут толком никаких удобств!

Гостеприимная хозяйка суетилась, освобождая мне место на заваленной стройматериалами кухне, а я с трудом сдерживала улыбку: Оксанка, как нормальная Баба-Яга, знала, что сперва нужна гостя накормить-напоить, а уже потом вопросами пытать!

И, судя по реакции Сереги, в печке неугодного тоже могла запечь не хуже, чем любая Баба-Яга!

Впрочем, светская беседа не затянулась, Оксанкиного внушения надолго не хватило: брат дал мне выпить чашку чая, и встал. Я покорно проглотила печеньку и отодвинула стул: пойдем, я готова.

Тяни-не тяни, а от расправы не убежишь.

Хотя…

Эх, где там мой Булатик!

Несколько лет назад, когда Серега с женой решили строить свой собственный дом, место они для него выбрали очень удачное: с одной стороны, в двадцати минутах езды от города, с другой стороны — свежий воздух и лес под боком.

Вот в сторону этого леса брат меня и повел для серьезного разговора. Я медленно брела рядом с ним, загребая кроссовками прошлогодние сухие листья и свежую траву, и не зная с чего начать. Брат терпеливо ждал, только чем дольше я собиралась с духом — тем сильнее он хмурился.

Пока, наконец, не остановился, пристально и пытливо глядя мне в лицо.