Я передала только некоторые факты из истории борьбы антифашистов Белостока и Белостокского района за три кошмарных года немецкой оккупации. Я рассказала очень немногое из того, что видела собственными глазами как активный участник этой жизни и борьбы.

С Вами знакомится солдат Красной Армии, Киселев Залман Иоселевич, житель местечка Лиозно, Витебской области. Мне идет пятый десяток годов. И жизнь моя изломана, и кровавый сапог немца растоптал мои дни. Я учился долго в талмуд-торе — школе для детей бедняков, куда привели меня мои бедные родители. В 1929-30 годах учился в районном колхозфаке. Читал книги, читал Виктора Гюго, Шекспира, Жюля Верна в условиях труда и жизненных лишений. Теперь начинаю описывать мою жизненную трагедию, где героем являюсь я, автором — Отечественная война. Я родился в 1900 году в семье извозчика, счастье там было игрой, и лошадь подыхала каждый год. Как я писал, я учился в талмуд-торе, и один отставной студент давал мне бесплатные уроки. В 1920 году я поехал с матерью в гости в местечко Бабиновичи, и там мне понравилась девушка, моя троюродная сестра, — высокая, полная и довольно красивая лицом. Характер у нее был неплохой, и мне понравилось, что она была из небогатой семьи, и, зная мое бедное положение, не гнушалась мной. Наверно, я ей тоже понравился. Я получил в приданое корову, и мы справили свадьбу, а к свадьбе я имел 40 рублей, но нас это не смущало, потому что наша любовь была ценнее всего. Я был тогда гонщиком скота у купцов, и я пробился к жизни, ничто меня не смущало с любимым человеком, я работал днем и ночью, и я был счастлив. В 1928 году у меня были две девочки, действительно хорошенькие, а жена моя хорошела, и я считал себя самым счастливым на свете. Я пошел работать в Белмясторг и по вечерам учился и читал книги. 1934 год был тяжелым. Мне пришлось бросить учение и перейти на службу по заготовке продуктов. Меня поддержали хлебом, хотя в недостаточном количестве; но моя жена терпела вместе со мной и никогда не наталкивала меня на преступление. В общем, я считал себя счастливым и жил спокойно, хотя не богато, но невиноватый, и пользовался авторитетом среди соседей. К 1941 году у меня была корова, пара поросят, два домика пчел и огород. Жена работала, и я работал. Детей у нас было шесть: пять девочек и один хлопчик. Как известно, началась война, враг напал на нашу родину. 5 июля 1941 года меня направили в армию, а жена осталась в Лиозно с детьми и с моей матерью, которой было 75 лет. 12 июля немец захватил Лиозно. Я потерял связь с семьей. А в мае 1942 года я получил письмо от жены из Чкаловской области (город Саракташ). Она посылала мне привет от всех детей. Я обрадовался, и переписка с женой продолжалась больше года. Я видел, что письма жены полны скорби, и вот в июне 1943 года я получаю письмо, что ”ваша жена Фанюся Моисеевна заболела, приезжайте”. Мы стояли на Курской дуге, и положение было напряженное. Я не поехал, а две недели спустя получаю письмо, что ”ваша семья из Саракташа выбыла”. Мне сразу стало понятно, что значит слово ”выбыли” — это как у нас выбывают из строя. Я запросил хозяина квартиры, где жила моя жена, сколько детей с ней было. Хозяева мне ответили, что Фаня была одна, а детей она потеряла, когда переходила линию фронта. Дело было так. В первых числах марта 1942 г., после массовых убийств моих сородичей, моя семья и еще несколько семейств ушли с партизанами. Они дошли до передовых позиций. Жена оставила детей с моей матерью, а сама пошла за хлебом в соседнюю деревню. Там она заночевала, а ночью туда пришли наши части, и она не смогла пройти назад. Так без любимых детей и жила моя Фаня и не хотела меня огорчать и не писала об этом, унесла в могилу горе, а меня не огорчила. Это был, действительно, друг жизни. Прошу вас записать вашими словами об этой судьбе.

Я напишу еще об одной трагедии: о краснопольской. Там погибло 1800 евреев и среди них моя семья: красавица дочка, больной сын и жена. Из всех евреев Краснополья чудом уцелела одна — Лида Высоцкая, она мне написала про все. Я узнал, что за день до казни, когда уже нельзя было выходить из гетто, моя жена, с позорной биркой на груди, пробралась в город, чтобы раздобыть сушеные яблоки для больного сына. Она хотела продлить его жизнь хотя бы на день, и сердце несчастной билось любовью к сыну. 20 октября 1941 года немцы согнали всех и расстреляли. А детей они мучили два месяца и потом убили. Мой сын давно болел, но его спасали доктора. Советская наука спасла его, а эти звери его убили из автомата.

Я муж без жены и отец без детей, и я уже немолод, но я третий год воюю, я мстил и буду мстить. Я сын великой родины и я солдат Красной Армии. Я вырастил младшего брата, он теперь воюет — он подполковник на 1-м Украинском фронте. Он тоже мстит. Я видел поля, усеянные трупами немцев, но этого мало. Сколько их должно погибнуть за каждого убитого ребенка! Передо мной, в лесу и в землянке, краснопольская трагедия,—там погибли дети, в других городах и деревнях, дети всех национальностей. И я клянусь, что буду мстить, пока рука сжимает оружие.

10 марта 1944 года.

Маленькая Хинка Врублевич рассказала командиру Красной Армии, своему спасителю, капитану В. Крапивину короткую, но страшную историю. Когда к капитану подвели это странное существо с длинными спутанными волосами, с босыми ногами, в грязных лохмотьях и с цыпками на кистях рук, капитан Крапивин не сразу определил, что перед ним ребенок, даже девочка.

Это одичавшее, утратившее всякий человеческий облик существо, начало говорить. Рассказ девочки шаг за шагом воссоздал весь путь страданий и одиночества.

Хинка Врублевич родилась в местечке Высокий Мазовецк. Там до 1941 года жил ее отец сапожник. Пришли немцы, и вся жизнь изменилась. Все несчастье семьи Врублевич заключалось в том, что они евреи. Первой заботой немцев было создать гетто в местечке. Семья Врублевич: отец 37 лет, мать 40 лет, три брата — 17, 10 и 7 лет и она, Хинка, прожили в гетто около года, если полуголодное, под вечным страхом смерти существование можно назвать жизнью. Но и это существование окончилось — всех евреев из близлежащих районов начали свозить в получившие за время оккупации мрачную известность Замбровские казармы. Там собирали тысячи, тысячи людей, затем их куда-то увозили, и больше никто не видел обреченных. Страх перед Замбровым был так велик, что вся семья, не доезжая его, сбежала в лес. Через две недели скитаний по лесам их встретили два поляка — немецкие пособники из Высокого Мазовецка: Высоцкий и Леонард Шикорский. Да, она их хорошо знает. Им удалось забрать и увести в местечко мать и двоих младших братьев. О дальнейшей судьбе несчастных ей известно лишь, что они были направлены в Замбров. Хинка убеждена, что их убили немцы.

Отец, уцелевший старший брат и она ушли глубоко в лес, выкопали себе яму и прожили там целый год, питаясь ягодами и подаянием, собираемым ночами по окрестным деревням. Вскоре отца проследили и убили на глазах маленькой Хинки и ее брата. Дети остались в яме одни... Кругом был лес, болота, глушь... Но через некоторое время к детям присоединился еще один еврей, также скрывавшийся в лесу от немцев, но он принес новое несчастье. За ним, очевидно, следили, и вскоре снова появились два неизвестных и отобрали у пришельца последние вещи. Они же сообщили немцам о местонахождении ямы. Настал самый страшный для Хинки день. Заслышав приближение немцев, все трое выскочили из ямы и бросились бежать. Вслед застрочил десяток автоматов. Бежавший рядом с девочкой брат был убит наповал. Третьего обитателя ямы она также больше не видела. Ползком она приползла обратно в свое опустевшее логово... И вот она одна в лесу. Теперь нет ни матери, ни отца, ни братьев, ни сородичей. Одна. Но если жутко в яме, в лесу, то еще страшнее узнать, что вокруг тебя убийцы и палачи — немцы. И все же одна надежда поддерживала Хинку: немцев прогонят! Это придавало ей силы, и по ночам она по-прежнему ходила в деревни, и сердобольные женщины давали ей украдкой кусок хлеба.