Мне ужасно захотелось повертеть в руке длинную и внушительную шпагу, и проткнуть какого-нибудь жирного бургундца всего лишь за один только косой взгляд в мою сторону…

Оставалось только дождаться Гастона, и сходить за моей шпагой в торговые ряды к оружейникам…

Но Гастон в этот вечер не явился…

Когда стемнело, я вышел на балкон за водой, с подсознательной мыслью снова увидеть силуэт девушки с распущенными волосами…

Она была на своём месте – в том же окне; я и снова почувствовал воздействие электричества на свою кожу… Это становилось интересно – электрическая девушка. Я помахал ей рукой. Девушка не ответила… "Ещё бы она мне ответила… Электрическая принцесса живёт в этом замке" – подумал я и улыбнулся..

Жюль принёс мне ужин и сообщил, что сержант Гастон задерживается по важному делу и завтра его не будет на перекличке, но просил передать, чтобы я тренировался с утра в поединках со шпагами и ждал его….

Я поблагодарил оруженосца за ужин. Была свинина и тушёнвя капуста.

На следующее утро, в отличном настроении, я сидел на лавочке в новом своём камзоле и фетровой шляпе с длинным пером. Я смотрел на замок напротив. Он был в тридцати метрах от меня. Это было красивое готическое строение в три этажа, с изящными узкими окнами в большом количестве, и, с двумя видимыми с моего места, круглыми башнями, с бойницами и флагом. Рыцари из отряда Гастона выходили во двор, заметив меня, делали приветственный жест, я отвечал им и улыбался; они лихо выдёргивали шпаги из бочек и начинали с азартом фехтовать, обмениваясь краткими репликами.

Я всё ждал, не появится ли таинственная девушка в окне второго этажа, чтобы толком её разглядеть…

Но появилась Лексия в непременном своём берете с лилиями и шпагой на боку.

Увидев меня, она подошла ближе и попросила встать, чтобы лучше разглядеть камзол.

– Отличная работа, – сказала она. – Тебе очень идёт.

– Спасибо твоему отцу, – поблагодарил я.

Лексия улыбнулась.

Рыцари уже построились на перекличку.

В это время появился Гастон, и сразу подошёл ко мне.

– У тебя деньги есть? – спросил меня сержант с несколько виноватой физиономией.

– Нет, – ответил я, и глупо улыбнулся.

– А можешь что-нибудь продать из своего мешка? Жалованье давно не платили. В королевской казне денег нет. Всё уходит на войну с проклятыми англичанами. Сегодня – завтра сюда подъедет сам коннетабль, он пожелал тебя видеть, а ты предстанешь перед ним без приличной шпаги… Все шишки посыпятся на мою голову… Не брать же шпагу из этих бочек…Одолжить шпагу у моих ребят – дурная примета; а ты должен быть непременно при хорошей шпаге… Особый отряд лучшей роты гвардии короля! Не могли обеспечить… Как тебе такое нравится…

Гастон очень переживал.

"Почему я должен быть непременно при шпаге?" – думал я.

Словно читая мои мысли, Гастон сказал:

– Ты поймёшь потом, почему нужна шпага…

– У меня найдётся что продать, – сказал я, ювелиры есть в городе?

– Конечно есть, – оживился сержант, – бери, что хотел, и поехали в торговые ряды… Твой мешок никто не тронет… у нас благородные рыцари…

Я поднялся к себе, одел рюкзак на плечи, не внимая словам Гастона, и вышел во двор.

Сержант уже подводил мою смирную лошадь, точнее коня. Я погладил его по голове, конь признал меня и потянулся губами за рукой.

Гастон достал из своих больших карманов морковку и протянул мне.

– Его зовут Пилигрим, дай ему, он просит.

Но не успел я этого сделать, как Пилигрим взял своё сам…

Мы выехали за железную решётку замка графа Бернарда Дебюсси. Охранники салютовали нам шпагами…

– Нам нужно на правый берег, – сказал Гастон, – на рынок Шампо.

Проехав несколько улиц, мы приблизились к мосту.

– Остров Нотр – Дам, наша краса и гордость – Собор Парижской Богоматери, Нотр-Дам-де-Пари! – сказал Гастон возвышая голос и показывая рукой по левую сторону моста.

Я увидел удивительно красивое и воздушное сооружение, наполовину скрытое утренним туманом. Этот собор, казалось, спустился с небес…

Охранники были у моста, но не обращали на нас внимание.

Мы поехали вдоль правого берега. На реке плыли несколько больших лодок с живой домашней птицей, с бочками, с древесиной…

Мы ехали по вымощенной булыжником площади. Попадались редкие экипажи.

– Женщины у нас в одиночку не ходят – много грабителей и насильников, – сказал Гастон.

Очень скоро перед нами открылся большой крытый рынок.

– Нам нужен ювелир, – сказал я.

Гастон остановился на минуту, что-то вспоминая, и тронулся в левом направлении от центрального входа. Покупателей было гораздо меньше, чем торговцев, и торговцы общались с покупателями через широкие прилавки – до двух метров…

Мы подъехали к ювелирному ряду. Здесь, в изобилии были развешаны перстни на проволоке, броши, браслеты, колье, дамские кинжалы с драгоценными камнями…

Продавцы начали нам улыбаться и расхваливать свой товар и свои цены.

Гастон спешился у самой большой и богатой по ассортименту лавки.

Я спешился следом и сказал ему негромко, на хорошем французском языке, чему Гастон, как казалось, не удивился:

– Скажи ювелиру, что эти украшения из древнего Египта и стоят они больших денег, но, так, как нам нужны быстрые деньги, то мы готовы уступить эти ценные вещи за половину их настоящей стоимости…

Он молча кивнул и заговорил с торговцем.

Я снял рюкзак, поставил его на край прилавка и вытащил из него пластиковую прозрачную коробку с блёснами.

Ювелир с огромным интересом взирал на мой рюкзак, на мои действия, и на саму коробку. Я открыл её двумя эффектными щелчками и ближе подвинул к ювелиру. Его глаза удивительным образом расширились до невероятных размеров, и чуть было не вылезли из своих орбит.

Мои блёсна сверкали гораздо ярче развешанных здесь брошек и перстней.

Как я и предполагал, ювелир клюнул на спиннербейт с двумя лепестками с голографическими наклейками на них, с силиконовой юбкой ярко-ядовитой расцветки, и крючком в виде головы рыбки с изумрудными глазками.

Торговец вытащил спиннербейт из коробки и вертел его в руках в полном восхищении.

Я взял у него спиннербейт, наколол его на камзол, и слегка встряхнул плечами… Силиконовая юбка пришла в движение. А лепестки издали мелодичный звук…

Затем я вырвал крючок из камзола, закрыл один лепесток ладонями с двух сторон и поднёс его ближе к ювелиру: лепесток ярко светился в темноте зелёным светом.

Восторгу ювелира не было предела…

– Дам два золотых, – сказал он, не выпуская наживку из своих цепких рук.

Я посмотрел на Гастона.

– Пять золотых и эта прелесть твоя, – заявил сержант, пронзая торговца взглядом своих чёрных глаз.

– Три, – сказал ювелир, – и по рукам.

– Поехали, Альбер, в другую лавку, – сказал Гастон и протянул руку за спиннербейтом.

Но ювелир уже крепко "заглотил приманку" и не мог её выпустить из рук.

– Бог с вами! Четыре золотых, – сказал он. – Это моё последнее слово.

– Четыре золотых, – сказал Гастон. – Это наше последнее слово.

– Согласен, – сказал ювелир, и выложил на прилавок четыре монеты из жёлтого металла. Две из них были с изображением трёх красивых лилий, точно таких, что были и у Гастона, на левом отвороте камзола; а две монеты – с изображением всадника, с короной на голове, и с обнажённым мечом…

– Забирай монеты в карман, – сказал Гастон.

Я сгрёб золотые монеты с прилавка и засунул их в накладной карман своего новенького камзола. Они были тяжёленькие…

Мы поехали дальше, к рядам оружейников.

Здесь было много различных ремесленников: это полировщики мечей, лучники, арбалетчики, кольчужники, точильщики… Многие знали Гастона, и загодя кланялись ему.

Гастон подъехал к могучему мужчине с красным лицом.