— Загар? — переспросил Лэннет.

Зант улыбнулась:

— Это наш профессиональный жаргон. При взрыве ракетный снаряд вспыхивает, словно солнце, заливая все вокруг слепящими лучами, будто на пляже.

— Надо будет запомнить. Если вам что-нибудь потребуется, обращайтесь к интенданту. Если возникнут сложности, вам поможет первый сержант. — Зант не спешила уходить, и Лэннет чуть озадаченно приподнял бровь. — Что-нибудь еще?

Приземистая фигура Зант застыла в неподвижности, словно скала:

— Ракетометами управляют только женщины, сэр, — якобы потому, что Прародитель считал огнестрельное оружие недостойным мужчин и вообще хотел его запретить. Но я и мои девчонки гордимся своим призванием и считаем себя хорошими специалистами. Мы не подведем вас, сэр.

Лэннет встал и подался вперед, уперев кулаки в столешницу.

— Уж постарайтесь, сержант. Стрелки всегда отличались решительностью и отвагой, иначе нас давно постигла бы судьба всех слабых и малодушных. Делайте свое дело, а слова Прародителя… пусть остаются на его совести.

Едва Зант ушла, входной проем палатки заполнила высокая широкоплечая фигура мужчины в черных брюках и рубашке, башмаках и шапочке с козырьком. Над левым нагрудным кармашком были нашиты разноцветные ленты, на воротнике поблескивали золотые молнии, а на обоих рукавах чуть ниже плеча — трезубцы. Под трезубцами виднелись три горизонтальные полосы, еще ниже — три окружности. На поясе мужчины висел кинжал в ножнах. Он отдал честь:

— Командир воздушно-морской десантной группы Бендил, сэр. Прибыл в ваше распоряжение.

— Добро пожаловать. — Лэннет вскинул ладонь к виску. — Ваши люди уже здесь?

— Со всем снаряжением. Какова цель экспедиции, сэр?

— Учебные маневры, Бендил. Всего лишь маневры.

На лице Бендила отразилось уныние:

— Мне сообщили о беспорядках на этой… Паро.

— Да, мы летим на Паро. Но никаких беспорядков там нет. Мы отправляемся туда с учебной миссией.

Бендил задумался, поглаживая подбородок мясистой ладонью. Он просиял:

— Если мы им потребовались, значит, кто-то хочет устроить там заварушку.

Раздраженный его настойчивостью и оборотом, который приняла беседа, Лэннет сказал:

— Это не наше дело, Бендил. Доложите о своем прибытии первому сержанту и готовьте своих парашютистов к погрузке.

— Ныряльщиков, капитан. Мы — ныряльщики, хотя действуем не только на море, но и в воздухе. — Добродушное лицо Бендила превратилось в каменную маску. Темные глаза, до этого окруженные морщинками улыбки, с вызовом смотрели на Лэннета. До сих пор командир десантников казался веселым и едва ли не беспечным, но теперь в его облике читались достоинство и несокрушимая сила.

Лэннет поперхнулся. Сначала Зант, а теперь еще и Бендил. Сегодня все, с кем он встречался, казались особенно вспыльчивыми и раздражительными.

— Совершенно верно, Бендил. Ныряльщики.

Казалось, из-за туч вновь проглянуло солнце. Лицо десантника смягчилось, в глазах загорелся задорный огонек. Он отсалютовал капитану — на сей раз четким, безупречным движением.

Воспоминания Лэннета прервал далекий звук сирены. Длинный луч поискового прожектора рассек ночную тьму и замер, освещая борт одного из лихтеров. К люку корабля тянулся трап — казалось, прикованная к планете погрузочная башня завистливо прикасается пальцем к приятелю, отправляющемуся в глубины космоса.

Над горизонтом, слева от Лэннета, появился первый проблеск зари. Послышалось завывание электромобиля, который прижался к полю в отдалении от палатки, чтобы не сдуть ее с места, а потом осторожно приблизился, двигаясь боком. Из машины выпрыгнул Кейси, но Лэннет даже не пытался перекричать шум двигателей. Принц улыбнулся ему и, осторожно протянув руку, помог спуститься на поле второму человеку. Электромобиль тотчас скользнул в сторону. Спутник Кейси выпрямился и повернулся к палатке лицом.

Это была Нэн Бахальт. Поймав удивленный взгляд Лэннета, она сдержанно улыбнулась.

— Я практически выздоровел и прекрасно себя чувствую, — оживленно заговорил Кейси. — А ты выглядишь хуже некуда. Ты что, не выспался?

— Я никогда не сплю перед началом операции.

В разговор вступила Бахальт. В ее словах Лэннет уловил понимание, но голосу женщины не хватало дружеской теплоты:

— Капитана выводят из равновесия лишь особые обстоятельства. Когда приходит время для решительных поступков, все тревоги остаются позади. Действие всецело захватывает его, освобождая его душу от беспокойства. Но сейчас он боится забыть что-нибудь важное, боится даже сновидений.

Лэннету показалось, что его горло стиснула невидимая рука, и он заметил, что слова Бахальт ошеломили ее ничуть не меньше, чем его самого.

Антигравитационные лихтеры переправляли людей и снаряжение на борт звездолета, зависшего над Атиком на стационарной орбите. Ходовые огни и люки гигантского корабля сияли, словно звезды всей Галактики, собравшиеся в одном месте. Оробевшие солдаты, негромко переговариваясь, переходили из меньшего судна в большее. Смех слышался лишь изредка — нервный, полный благоговения. Лэннет радовался тому, что взял в экспедицию Клузанаманна. Работа с людьми была стихией сержанта. Он лично следил за порядком в туннеле переходного трапа, грубовато-добродушно подгоняя тех, кто задерживался у иллюминаторов. Впрочем, он отлично понимал молодых людей и не мешал им бросить взгляд-другой наружу.

Однако на близком расстоянии смотреть было не на что. Издали корабль притягивал взор, но, оказавшись рядом, превратился в мешанину холодных металлических панелей и плит. У дальнего конца короткого шлюзового туннеля прибывших ждали скучающие астронавты, готовясь развести по местам Стрелков, глядевших вокруг широко распахнутыми глазами. Уже через несколько минут их уложат по койкам, и им останется терпеливо ждать — таков удел солдата во все времена.

Вспыхнули дюзы маршевых двигателей. Корпус судна охватила едва уловимая дрожь. Мягко, почти незаметно звездолет «Аякс» тронулся с места, влекомый реактивной тягой, которая к этому времени превратилась в равномерные толчки, похожие на удары сердца.

Корабль ожил.

В глубинах его конструкции из металлов и композитов скрывалась душа, и в эту минуту она запела ликующую песнь свободы. Большинство пассажиров не слышали ничего, кроме натужного скрипа обшивки и переборок, сопротивлявшихся силам инерции, но Лэннет буквально физически ощущал нетерпение корабля, спешившего помериться силами с бездонным пространством. Находясь вблизи планеты, обреченный неумолимыми законами физики на вялое прозябание, корабль мог показаться уродливым. Но там, где над ним теряла власть сила трения, его угловатые формы являли собой пример безупречной функциональной целесообразности. Набирая ход, корабль превращался в могучую стремительную птицу.

Лэннет улегся на койку, мучимый тревогой. Восхищаясь кораблем, он все же понимал, что это — машина, сочетающая в себе достоинства и недостатки создавших ее людей. Судно во многом превосходило живые существа. Ее дублированные системы обладали многократным запасом прочности, а компьютеры ежесекундно следили за показаниями миллионов контрольных датчиков нечеловеческой чувствительности.

Однако порой звездолеты терпели аварии.

Оказавшись в роли пассажира, Лэннет почувствовал себя совершенно беспомощным. Он был лишен возможности принимать решения и влиять на события. Он превратился в пленника корабля. Когда звездолет двигался, вместе с ним двигалось все, что находилось внутри, — мужчины и женщины, запасные части и белье, хлеб и ветчина.

Лэннет ухватился одной рукой за край откидной койки, другой судорожно вцепился в одеяло, смяв его в комок. Вибрация усилилась, свидетельствуя о возрастании тяги двигателей. В их шуме Лэннету чудилось торжество. Он был готов поклясться, что корабль чуть покачнулся и вздрогнул, радуясь обретенной свободе.

Ускорение вдавило его в койку. Жалобно скрипнули пружины. В каюте был маленький круглый иллюминатор. Лэннет посмотрел в него и тут же отвел взгляд. Он еще не свыкся с переменой обстановки, и в пустоте, открывавшейся за бортом корабля, ему чудилось нечто враждебное.