− Бросьте, кузина. Как говорил царь Соломон, и при смехе иногда болит сердце.
− Мы поражаемся глубине Ваших суждений, дорогой брат!
− Ну, наконец-то! Кстати, ум и наблюдательность не единственные качества, которыми я горжусь: если Вы пригласите меня в свою спальню, я готов продемонстрировать и другие таланты.
− О боже, монсеньор, прекратите свои дурацкие шутки! − простонала Ева-Мария. − Теперь мы понимаем, что было явной ошибкой доверить наши переживания придворному клоуну, который за всю жизнь не сказал ни одного умного слова!
− Как жестоко, кузина! Вы ко мне совершенно несправедливы.
− Подите прочь, мсьё Ральф!
− Прелестная королева, хотите, клоун даст полезный совет? Напишите письмо королю Мроака, попросите его вмешаться, и, я думаю, он не устоит перед мольбами такой красотки.
− А ничего глупее Вы не могли придумать? С какой стати мы должны умолять о чём-то мессира Хазара, и уж тем более, с чего Вы взяли, что он станет помогать нам?
− Да ладно тебе, сестрёнка: эти мроаконцы неплохие ребята, особенно когда узнаешь их получше, и если прекрасная Ева-Мария проливает слёзы, долг каждого благородного мужчины спасти её из лап тирана.
− Дорогой братец, у Вас совсем в голове помутилось, раз Вы считаете этих пиратов благородными людьми!
− Попробуйте, кузина. Убьёте сразу двух зайцев − точнее, одного зайца и одного осла. Хе-хе, хотел бы я увидеть лицо Лорита, когда со свадьбой ничего не выйдет.
Ральф продолжал болтать, но девушка уже не слушала: перед её мысленным взором забрезжила надежда.
Следующее утро началось с дворцового переполоха: приехал пиранийский король со свитой. Будущим супругам предстояло направиться в церковь, чтобы по старой традиции получить благословение епископа, но Ева-Мария сказала, что простудилась на прогулке и не может встать с постели. Советник был в ярости и требовал у придворного врача, чтоб тот немедленно сотворил чудо исцеления и поставил королеву на ноги − в противном случае назревал международный скандал. Доктор Лонгорий пожал плечами и ответил, что он не сын божий и не умеет творить чудес. Взбешённый канцлер-страж ушёл успокаивать Лорита; тем временем в спальню Её Величества запустили консилиум известнейших врачей. По всеобщему мнению этих господ, состояние мадонны было удовлетворительным, и, покапризничав ещё немного, Ева-Мария была вынуждена встать и облачиться в тяжёлое бархатное платье, отделанное золотом и малиновыми розами. Несмотря на то, что паре полагалось прибыть к священнику с видом скромности и смирения, на ней было множество ожерелий, золотых перстней и других украшений. Гофмейстерина пробовала выражать недовольство, но Ева-Мария объявила, что должна являть собой символ богатства и процветания Эридана, а не выглядеть оборванкой на фоне гостей из Пирании. Она оказалась права: Лорит явился в зал расфуфыренный по последней моде. На нём был благородный коричневый камзол, расшитый золотом, шёлковая рубашка, шёлковые панталоны с оборками, туфли с золотыми пряжками, позолоченная фамильная шпага; каштановые локоны тщательно уложены, на щеках следы пудры. Свита короля тоже блистала роскошью одежд, даже сир Орк выглядел сегодня несколько благородней, чем обычно: он надел пышный костюм елизаветинской эпохи, который скрывал его толстый живот, зато выставлял напоказ кривые ноги, но тем не менее, придавал облику бывшего короля вес и значительность, которыми не мог похвастать король нынешний, тем паче сир не поскупился на украшения. Эриданский двор был облачён в более скромные небесно-синие одежды и белые плащи с гербом Эридана. Лорит приветствовал Еву-Марию восторженной трелью, она с кислым видом выразила ответные восторги, и обе стороны чинно направились к экипажам.
Храм Святой Марии находился недалеко от дворца, и все подходы к нему были запружены толпами эриданцев. Несмотря на грязь под ногами, холодную морось и пасмурное небо, в столице был объявлен праздник, и лица граждан светились радостью и любопытством. Когда королевские экипажи подъехали к крыльцу и из них вышли Лорит и Ева-Мария, раздались громкие приветственные крики. Мессир подал мадонне руку, и пара поднялась по ступеням, где был расстелен красный ковёр. Следом шли члены королевских фамилий, затем самые важные сановники обеих стран, потом придворные, а за ними городская знать. Опять же, по традиции епископ не вышел на крыльцо встречать пару: это должно было символизировать, что перед ликом Бога все люди едины, что хвалы и почести здесь воздаются лишь Господу, а не смертным королям. Церковь была украшена цветами и свечами; торжественно глядели со стен лики святых, всюду были золотые кресты. Потолки и стены, расписанные кистью знаменитых художников, услаждали взоры гостей картинами библейского содержания, краски которых не потускнели до сих пор. Торжественные звуки хорового пения просачивались с невидимых балконов, наполняя пустые громады залов. Королева никогда не была в церкви, и теперь, оказавшись внутри, слегка растерялась и даже ощутила робость.
Епископ ждал их возле алтаря. Это был маленький седой человечек с тиарой на голове, облачённый в богатые ризы. Священник был растроган: давно ему не доводилось видеть в церкви столько людей разом. Он облобызал молодую пару, называя их "дети мои", потом спросил, что привело их в храм божий, как будто не был уведомлен об этом посещении ещё неделю назад. Лорд Альмас Юарт чинно ответил, что король и королева пришли испросить у Его Преосвященства благословения на брак. Епископ прослезился и торжественно благословил молодых, а те преклонили головы. На сем церемония закончилась, и под пение хора пара удалилась. Ева-Мария была слегка разочарована, но лорд Фин шепнул ей, что венчание будет гораздо более продолжительным и красочным действием, нежели эта формальная процедура.
Как только король и королева вышли на крыльцо, прокурор во всеуслышание объявил о предстоящей свадьбе, и толпы ликующих подданных выразили свою радость криками, хлопаньем и пением. Ева-Мария поспешно села в карету − визит был окончен, и во дворце в Главной зале их ждал роскошный обед. После обеда гостей пригласили в зал заседаний, где состоялось чтение стапятидесятистраничного брачного контракта, над составлением которого прокуроры и министры обоих государств трудились всю неделю. По занудству это могло сравниться разве что с лекциями гофмейстерины, несколько слабонервных дам даже упали в обморок. Королева стоически вытерпела всё до конца, за ужином была мила и прелестна, потом до полуночи танцевала, но по возвращении в свои покои вдруг рухнула без чувств. Вокруг засуетились служанки, королеву начали освобождать от тяжёлого платья; кто-то послал за доктором, и вскоре в будуар явился благородный джентльмен средних лет, одетый с иголочки, причёсанный и напудренный, с саквояжем из дорогой кожи в руках.
− Посторонним не положено входить в апартаменты Её Величества, − набросилась на мужчину модистка.
− Мне доложили, что королеве дурно.
− Доктор Лонгорий будет здесь с минуты на минуту. Выходите, сударь, выходите!
− Что Вы городите, мадам! Какой ещё Лонгорий? Я назначен придворным лекарем Её Величества.
− В самом деле? С каких это пор? − Шерлита Кастона смерила его нелюбезным взглядом. − Очень хотелось бы знать, кто Вы такой.
− Лорд Людвиг фон Майнер, профессор Ахернарского университета, член Академии медицинских наук, председатель Объединённого медицинского сообщества, член консилиума ведущих медицинских экспертов столицы. Я удостоен звания лучшего врача года и имею три почётных диплома, подтверждающих мои заслуги в различных областях медицины.
− Прошу прощения, сударь, мы этого не знали, − вмешалась статс-дама. − Значит, нам не ждать господина Лонгория?
− Я уже сказал, что следить за здоровьем Её Величества поручено мне, − в некотором раздражении заметил профессор, проходя в комнату. − Господин Лонгорий отбыл в неизвестном направлении.
− В самом деле? − Шерлита Кастона прищурила глаза. − Мне казалось, ещё утром он был во дворце и не собирался его покидать.