− Мне не хочется убивать Вас. Предлагаю Вам сложить оружие и извиниться, − холодно сказал он.

Вместо ответа Ральф отступил назад и, танцуя, повертел кукишем.

− Убить меня? Ты шутишь, выскочка де Нэссаль! Это я тебя убью, пущу тебе немного крови, чтобы из тебя вышло немного дури. Не волнуйся, жёнушку твою будет кому утешить! − он засмеялся, но смех внезапно оборвался глухим вскриком: Кимболл, потеряв над собой контроль, сделал стремительный выпад, и его рапира прошила живот Ральфа, выйдя из спины. Принц быстро выдернул оружие, и Ральф мягко повалился на плиты − на лице у него застыло выражение удивления и детской обиды. Слабеющей рукой он зажимал обильно кровоточащую рану, потом его глаза закрылись. Принцы склонились над раненым. Кимболл потрясённо молчал, стыдясь своего поступка, а Гнейс, обретя голос, принялся истерично звать на помощь.

− Не говорите им правду, − сдавленно произнёс Кимболл. − Я не знал, что так получится. Я не владел собой.

− Вы ударили его до того, как он занял позицию! − взвизгнул Гнейс. − Это нарушение дуэльного кодекса!

− Никто не узнает.

− Я обязан сказать! Меня спросят! Это дело чести!

− Но Вы тоже окажетесь замешанным, − уговаривал принц.

− Вы дворянин и обязаны биться по правилам! Вы их не соблюдали! А вдруг он умрёт?!

− Да хватит ныть! − Кимболл уже пришёл в себя и схватил Гнейса за грудки. − Скажете всем, что он нападал, а я защищался, ясно? В конце концов, он был пьяницей и подонком. Ну же, возьмите себя в руки!

Гнейс висел перед ним, как беспомощная тряпка. Его широко открытые глаза с ужасом глядели на лужу крови. Наконец, он сглотнул и отвёл их в сторону.

− Можете рассчитывать на меня, монсир.

Сквозь синие шёлковые шторы в комнату пробивался нежный свет, лёгкий и умиротворяющий. Вместе с ним по комнате плыли пылинки − на потолке их было особенно много, и они беспрестанно роились, танцевали, складывались в причудливый калейдоскоп, иногда рассыпались с явственным хрустальным звоном и падали вниз, на горячие веки.

Звон пылинок становился сильнее и постепенно превратился в человеческие голоса. Двигаться не хотелось. С трудом разлепив глаза, он различил смутно знакомые очертания комнаты и два силуэта. Свет вдруг перестал быть нежным и ласковым: пришлось зажмуриться и немного подождать. Когда он вновь открыл глаза, перед ним стояла прекрасная девушка и высокий сутулый мужчина в белом халате.

− Пить… − выдавил принц пересохшими губами.

− Нельзя, голубчик, нельзя: ананасы с шампанским отныне под запретом, печень и так еле влезла на место, пришлось даже немного ушить, − шутливо произнёс мужчина, проверяя температуру и пульс.

Словно в подтверждение его слов, раненый уронил голову набок, и его стошнило в подставленный горшок. Доктор отвернул одеяло и занялся осмотром, а принцесса, прижимая к носу платок, отступила подальше.

− Милый кузен, как Ваше здоровье? − спросила она.

− Кхе-кхе, − он прочистил горло, но голос вышел слабым и хриплым. − Похоже, поездка на небеса откладывается.

− Ах, Вы, как всегда, острите! − воскликнула она.

− Вы будто и не рады, кузина?

− Трудно сказать, − пожала плечами девушка. − Вы только и ждёте, чтобы своими пьяными выходками испортить нам праздник.

− Кхм, − глубокомысленно изрёк Ральф.

− Мы отругаем Вас позже, − продолжала она, слегка склоняя голову на высокой стройной шейке. − Доктор Лонгорий сказал, что Вы потеряли много крови и плохо соображаете. Придётся Вам провести некоторое время в постели, мсьё де Випонт.

− Я не против, особенно с кем-то.

− Говорят, Вы подрались из-за миледи Торн? − уточнила принцесса. Мысль о том, что смазливая Элизочка на второй день своего присутствия в столице сумела рассорить множество кавалеров, не давала ей покоя.

У Ральфа появилось подозрение, что она пришла сюда не из сострадания, а из любопытства, и он демонстративно промолчал. Не дождавшись ответа, Ева-Мария насупилась и уничижительно изрекла:

− Фи, кузен! Могли бы найти более достойный повод!

− Да ладно Вам, кузина.

− Вы дурак или изволите притворяться? Торжества в нашу честь едва не сорваны из-за какой-то фрейлины!

− Подумаешь, трагедия, − ответствовал принц: его совершенно не заботило, что происходит во дворце.

− Да, трагедия! И позначительней, чем чья-то дырка в животе! − Ева-Мария покраснела от возмущения. − Как только поправитесь − вон отсюда, и больше не появляйтесь в Эридане!

− А где же состраданье? − умирающим тоном проговорил молодой человек.

− Может, нам следует рыдать у Вашего изголовья? − надменно поинтересовалась она. − Целовать в лоб, перевязывать раны?

− Мечтаю об этом, дорогая кузина.

− Пусть этим занимается миледи Торн, − охладила его пыл Ева-Мария. − Мы пришлём её к Вам вместе с родителями. Семейство Торнов очень хочет знать, почему имя их ненаглядной дочки связывают со скандалом, в котором участвуют целых три принца.

− Мадонна, Вы же не отдадите меня им на растерзание? − обеспокоился Ральф: он живо вообразил себе все прелести подобного свиданья. − Я бедный больной человек… я ослаб… мне нужен покой…

− Ах, полноте притворяться! − фыркнула королева. − Разве Вас не радует встреча с предметом своего обожания?

− Не совсем.

− То есть Вам больше не нравится мисс Торн?

− Да к чёрту её, кузина! − завопил принц. − Я к ней и близко не подойду, обещаю!

Ева-Мария мило улыбнулась и вышла, оставив Ральфа де Випонт в бессильной злости созерцать потолок.

Вопреки ожиданиям, праздничный дух не исчез из дворца после вчерашнего инцидента. Поездка, конечно, была отложена на завтра, но уже вовсю шли приготовления к очередному балу: украшалась главная зала, натирались до блеска паркетные полы, плелись цветочные гирлянды, развешивались люстры. После завтрака была объявлена экскурсия в музей эриданской культуры, в ожидании которой гости прохаживались по дворцу и вели беседы. В галереях третьего этажа гуляла кучка фрейлин с Архипелага Дружбы, болтавших по-пиранийски и занятых рассматриванием картин и статуй. Все они, за исключением одной, были некрасивы и одеты в тяжёлые пиранийские платья одинакового фасона с корсетами. Красавицу звали Лианой − она была самой молоденькой, не старше 16 лет, невысокая блондинка с распущенными бледно-медовыми волосами до плеч, острым подбородком, хитрыми голубыми глазками и ангельским ротиком. Даже платье на ней сидело более изящно, чем на других. Бекки − востроносая высокая девушка с мелкими каштановыми кудряшками, перехваченными фероньеркой, − была старше Лианы на два года. Третья, Мария, являла собой пример монашеской девы с бледной кожей и гладкими чёрными волосами, туго стянутыми на затылке. Ей было 22 года. Наконец, последняя, Карлотта, была здесь самой старшей. Ей исполнилось 24 года, и в душе она тяжко переживала, что до сих пор не вышла замуж. Все переживания отражались на её большом, сердитом, простоватом лице с пробивающимися под носом русыми усиками; она вообще была крупной девушкой, с мощной талией и водопадом юбок на бёдрах.

− Никогда не видела таких роскошных галерей, − тонким голоском сказала Бекки, скользя взглядом вдоль широкого коридора с бордово-золотыми стенами и разрисованным потолком. − Музей, а не дворец, и ехать никуда не надо. Здесь даже на потолке картины!

− Роскошь отвлекает от самих полотен, − с унылым видом произнесла Мария.

− Вам так кажется с непривычки, − голос Лианы звенел как колокольчик. − Здесь много красивых картин, а в Нопле одни лишь старые портреты, да и те засижены мухами.

− И все такие скучные, − Бекки фыркнула, забавно морща нос. − Мне больше нравятся пейзажи, как здесь.

− Сколько ж денег надо было на всё это потратить, − проворчала Карлотта.

Фрейлины столпились вокруг старинного изображения: из глубины веков на них смотрела, сложив руки и чуть заметно улыбаясь, смуглая женщина на фоне гор.