— Я имею важное сообщение для короля! — воскликнул он безо всяких вступлений. — Проводите меня к Его Величеству!

— Сира нет во дворце, — ответил лорд Бастоне.

— Тогда к Его Превысочеству!

— У советника лёгкое расстройство, он не изволит принимать.

— Но как же быть?! — у посла был такой вид, будто его облили кипятком. — Вопрос не терпит отлагательств!

— Как Вы смеете врываться без позволения и устраивать суматоху в королевских покоях! — возмутилась Ева-Мария.

— Я должен сообщить королю срочные новости!

— Если Вы привезли письмо из Гебета, извольте передать его нам, — девушка требовательно протянула руку, изо всех сил стараясь не выдать своего волнения.

— Только представьте себе, дамы и господа — в Гебете переворот! — воскликнул Деблор, игнорируя королеву и обращаясь ко всем присутствующим. — Разбойники убивают друг друга!

— Что Вы сказали? — Ева-Мария внезапно почувствовала, как платье стянуло ей грудь и не даёт ни вздохнуть, ни пошевелиться. По залу пронёсся удивлённый гул голосов.

— Настоящая резня! Псы сцепились в схватке за гебетскую корону! — продолжал размахивать руками пиранийский посол. — Лучше держаться подальше от этого ядовитого гнезда, ведь не ровен час, вспыхнет война.

— Что случилось? — загалдели придворные.

— Император скоропостижно скончался, а принц Лотар то ли свергнут, то ли убит; говорят, престол занял его родственник.

— Как же так!

— Вот это новость!

— Что теперь будет?

— Он точно умер?

— Абсолютно! — воскликнул Деблор. — Мир наконец избавился от дьявола и его отродья!

— Пусть жарятся в аду, — проворчал кто-то из министров.

— Хвала Господу! Гебетцы хоть на время оставят Пиранию в покое, — с облегчением сказала пожилая матрона.

Веер выпал из ослабевших пальцев Евы-Марии, и из груди девушки вырвался слабый вздох, больше похожий на рыданье. Она поднялась, сделала шаг вперёд и рухнула без чувств.

Глава 23. Переписка

Умереть — это значит перестать думать, чувствовать, наслаждаться, страдать.

(Маркиз де Сад)

Мир перестал существовать.

Королева с отрешённым видом смотрела в никуда. Мик Литэш, отчаявшись достучаться до Её Величества, растерянно оглянулся на пиранийцев.

— Уже несколько дней так, — негромко пояснил обер-гофмейстер. — Известие о войне в Гебете оказало на Её Величество престранное действие.

— Война? Да, я что-то слышал о беспорядках.

— Что Вы такое придумываете, юноша! — вмешалась леди Спика. — Не беспорядки — настоящая бойня! Император мёртв, в стране воцарился хаос.

— Вы уверены? Откуда такие сведения?

— Наш посол не мог попасть в столицу: город был захвачен несколькими армиями, которые осаждали императорский дворец, — сказал пожилой господин. — Нам сообщили, что все наследники по мужской линии убиты, а на власть претендует дочь Денебара.

— Но гебетские принцессы не наследуют корону, — эриданец явно был в замешательстве. — Да и что может сделать одна женщина?

— Её поддерживают отряды храмовой стражи. Говорят, она публично клялась гебетцам отомстить за смерть брата, — ответил кто-то из свиты.

— А что случилось с принцем?

— Негодяя загрызли его же собственные псы, — злорадно сообщила леди Спика. — Небось, обнялись с дьяволом, как родные братья. И ведьме дорога туда же, в пекло!

— Тс-с! — лорд Бастоне приложил палец к губам, показывая на Еву-Марию, которая при этих словах вздрогнула, как от удара.

— Милорд Литэш, давайте побеседуем в кабинете. А бумаги оставьте здесь, королева подпишет позже, — холодно произнёс прокурор Ланцес: он-то давно уже понял, в чём дело.

Свита, удивлённо шушукаясь, вышла из будуара, и девушка осталась одна. Ах, как ей не хватало одиночества и тишины, которые стали её единственными друзьями, с тех пор как во дворец пришла ужасная весть! Не было ни одного человека, которому она посмела бы признаться в своём горе: никто не понял бы её, но все бы осудили. Жизнь в один миг потеряла смысл: в ней больше не было места ни робкой надежде, ни тайному ожиданию. Танцевальный зал пустовал, наряды пылились в кладовой, дни и ночи сливались в сплошную серую полосу, сквозь которую тянулась тонкая нить воспоминаний, которая связывала прошлое с настоящим.

Погружённая в свои размышления, Ева-Мария продолжала безучастно сидеть в кресле за столом. Перед ней лежали какие-то документы, существование которых было ей безразлично, и пачка непрочитанных писем. Часы на квадратной тумбочке с высокими ножками мелодично отбили полдень; встав из-за стола, принцесса вошла в туалетную комнату и не раздеваясь легла в ванну.

Когда туда вбежали служанки, все решили, что у королевы помутился рассудок. Немедленно был вызван личный доктор Лорита, который осмотрел девушку, покачал головой и запретил оставлять её одну. Отныне возле неё должны были находиться фрейлины, которым вменялось в обязанность дежурить у постели Её Величества даже по ночам.

Проходили дни. Ева-Мария была безучастна ко всему: ни с кем не говорила, ничего не ела. Тётки сбились с ног, пытаясь привлечь внимание девушки, медики испытывали на ней всевозможные лекарства, но всё впустую: королева таяла на глазах, и по столице ползли тревожные слухи, будто она вот-вот умрёт от неизвестной болезни.

Однажды ночью принцесса вдруг очнулась. Спальня казалась чужой и холодной: бледно мерцали ночники, неподвижно застыли кисточки балдахина, а четыре амура глядели на неё пустыми золотыми глазами и, усмехаясь, натягивали крошечные луки. Справа на стуле сидела девушка и напевала:

— Вижу ангела на небе -

Два раскинутых крыла.

Ты был смел и безрассуден,

А я глупою была.

У Евы-Марии перехватило дыхание, а красивый, тихий, чуть дребезжащий голос выводил:

— Я ждала тебя с надеждой,

Одна,

Пролетело много дней,

Ты исчез, я осталась

Одна,

Только с песней моей.

Одна, что может быть горче -

Нет тебя больше!

Нет тебя больше, любимый…

Королева села на кровати.

— О ком Вы поёте? — в смятении спросила она.

Элия Кельвин подняла глаза, и песня оборвалась.

— Вы не спите, Ваше Величество?

— Как можно спать под эти завывания! — холодным тоном произнесла принцесса.

— Вы очень бледны, сударыня. Пожалуйста, прилягте, Вам нельзя сейчас вставать, — фрейлина протянула руки, чтобы поддержать её, но Ева-Мария с негодованием оттолкнула девушку.

— Вы никто, чтобы поучать нас!

— Я знаю, — чуть слышно ответила Элия. — Но всё-таки позвольте мне помочь.

— Нам не нужна Ваша забота, миледи Кельвин!

Элия молча стояла рядом, теребя полотенце на плече.

— За что Вы так ненавидите меня? — робко спросила она, и по её щекам покатились слёзы.

— Подите прочь и больше не приходите сюда! — отозвалась Ева-Мария: она не желала делить своё горе с какой-то фрейлиной, мимоходом влюбившейся в принца.

— Хорошо, Ваше Величество, я позову миледи Стеллу.

Элия тихо вышла, а принцесса уронила голову на подушки; спасительный сон смежил ей веки, и больше в ту ночь она не просыпалась.

Утро принесло во дворец долгожданные перемены: впервые за много дней королева встала с постели и вышла к завтраку. Придворные толпились в приёмных покоях и с волнением ждали новостей; кто-то пустил слух, что она подурнела от лихорадки, другие утверждали, что это был летаргический сон, третьи говорили, что виной всему истерия.

Чтобы избежать назойливых церемоний пиранийского двора, Ева-Мария почти не покидала своих покоев. Войдя в библиотеку в сопровождении статс-дамы, она обнаружила, что за время её болезни на столе скопилось изрядное количество писем и донесений, которые требовали рассмотрения. Девушка со вздохом села в кресло и принялась разбирать бумаги. Большинство писем были от лорда Фина; советник сообщал, что в Эридане всё спокойно: законы соблюдаются, проблемы решаются, налоги взимаются.