– Ну смотрела, ну и… Что?!

– Скажем так, – осторожно сформулировал Филипп Петрович, будто находился на судебном заседании по поводу чрезвычайно запутанного дела. – Эти произведения основаны на некоторых фактах из жизни… – Он кивнул на Иннокентия, а тот немедленно встрял с добавлениями:

– Кощей – это старое прозвище, не люблю, когда меня так называют. И еще вот эта история, где одно животное засовывают в другое, а другое потом в третье, а потом кладут все это в контейнер… Никакой моей смерти там нет, я сам проверял.

– Факты – это то, что он крал девушек из хороших семей, а потом вся их родня отправлялась его ловить, – уточнил Филипп Петрович.

– Иногда их и не надо было красть, они сами со мной убегали. Бывало и такое, причем очень часто. И насильно я никого не удерживал. Хочешь домой – поезжай домой. Но времена-то были дикие, у каждой девушки по сотне родственников, все они сразу бросаются мстить, вызывать на поединок… А поскольку убить меня невозможно, то приходилось убивать их всех. Испортил себе репутацию подчистую. В приличные дома уже и не приглашали…

Примечательно, что все это Иннокентий говорил без надрыва и без особых эмоций в голосе, как будто он рассказывал свою историю много-много раз, и хотя эта история не доставляла ему особого удовольствия, но другой истории он не знал, а потому раз за разом говорил об одном и том же.

Настя отставила чашку с остывшим чаем, откинулась на спинку стула и подумала, что все это довольно досадно. Вокруг сидят и приятно проводят время обычные люди, всякие там бухгалтеры, менеджеры, предприниматели, бандиты, шлюхи (хотя после краткого знакомства со Старыми Пряниками Настя с трудом представляла существование здесь бандитов и шлюх) и прочие достойные граждане. Сегодня они нормально проводят вечер, а завтра у них будет новый, абсолютно нормальный день.

Почему же тогда Настя вынуждена проводить время в компании шизофреника с манией величия (Кощей Бессмертный, конечно же, не Наполеон, но все-таки это из одной оперы)?

Почему она вынуждена думать о том, что ее ищет свора наемников, ищет за преступление, которого она не совершала (по крайней мере, она не помнит, чтобы его совершала)?

Почему она не уверена в своем прошлом и боится своего будущего (по сути дела, она боится и своего прошлого, потому что оно по непредсказуемости сродни минному полю – никогда не знаешь, сейчас под тобой рванет или двумя шагами позже)?

Почему она никак не может свернуть с той неверной колеи, куда заехала шестого сентября прошлого года на лихорадочно дрожавшем под ней мотоцикле? Она думала, что выбралась на нормальную дорогу, когда бежала по снегу из горящего коттеджа, оставив за спиной схлестнувшихся друг с другом Лизу, Иннокентия и Покровского, но оказалось, что она описала лишь круг и вернулась почти в то же самое место. Вот он, «бессмертный» Иннокентий, вот пульсирующий подарок от Лизы и Покровского под кожей, вот затерявшиеся где-то на краю вечности Старые Пряники, где Настя все равно не чувствует себя в безопасности (плакат с объявлением по-прежнему лежит на столе, напоминая, что безопасность – это чисто мифологическое понятие).

И еще этот Филипп Петрович, который невозмутимо сидит напротив и делает вид, что все так и должно быть. Он похож на опытного психотерапевта, который согласно кивает на любой бред пациента – лишь бы головой об стенку не бились и занавески не поджигали. Кощей Бессмертный. Чего только не…

– А что это за звуки такие странные? – спросила Настя. – Будто бы целая толпа сюда бежит…

– Пятьдесят тысяч евро – это немаленькая сумма, – рассудительно сказал Филипп Петрович за секунду до того, как ресторан перестал быть уютным, тихим и спокойным местом.

Наверное, в обычных обстоятельствах это вряд ли назвали бы толпой, но в не слишком просторном ресторане появление десятка серьезно настроенных мужчин производило впечатление массового нашествия. Тем более что эти быстро и сосредоточенно двигавшиеся фигуры появились с нескольких сторон – и через входную дверь, и со стороны кухни, и даже за спиной Насти, хотя там вроде бы никаких дверей не наблюдалось.

Никто не пытался их остановить, никто не осведомился о цели их прихода, все – и Настя в том числе – молча наблюдали, как они заполняют помещение ресторана, блокируют двери и окна. В конце концов они образовали некое построение, в центре которого неслучайно оказался столик Насти. В повисшей тишине проскрипела кожа ботинок, и возле Насти остановился коротко стриженный мужчина в камуфляжной куртке поверх черного свитера. Он холодно и пристально посмотрел на Настю, словно та была каким-то уродом, ошибочно выпущенным в мир людей и подлежащим насильственному возвращению в свою клетку. Закончив осмотр, он ткнул пальцем, едва не коснувшись Насте меж бровей, и сказал:

– Пошли.

Настя отвела голову назад, чтобы этот мерзкий чужой холодный палец не дай бог не коснулся ее и сказала первое, что пришло ей на ум:

– Пошел в жопу.

А потом произошло нечто такое, чего Настя просто не поняла. Наверное, все случилось слишком быстро, чтобы ее взгляд мог зафиксировать отдельные стадии происходящего, но, так или иначе, Настя моргнула, а когда ресницы ее разлепились, ситуация вокруг нее была совсем другой. Она была как солнце, вокруг которого планеты вдруг взяли и выстроились совершенно иначе.

Во-первых, один из этих ворвавшихся в ресторан парней лежал на полу, причем абсолютно непонятно было, что и когда с ним вдруг случилось.

Во-вторых, Иннокентий стоял напротив мужчины в камуфляжной куртке и целился ему в голову из большого черного пистолета. Другой рукой Иннокентий держал за горло еще одного пришельца, причем этот мужчина на глазах бледнел, ноги его подгибались, зрачки закатывались, и весь он представлял собой весьма жалкое зрелище. Кобура на поясе у несчастного была расстегнута, так что можно было догадаться, что большой черный пистолет Иннокентий позаимствовал именно оттуда.

В-третьих, между Иннокентием и мужчиной в камуфляжной куртке непонятным образом встрял официант, тот самый, что приносил Филиппу Петровичу кофе. Ладонь официанта находилась между лбом камуфляжного мужчины и дулом направленного в этот лоб пистолета, словно прокладка, чтобы на вспотевшем лбе не осталось следа от пистолетного дула. Лицо Иннокентия при этом выражало спокойную решимость, камуфляжный мужчина в свою очередь смотрел на него довольно скептически, но при этом продолжал потеть. Официант сохранял профессионально-вежливое лицо, и казалось, что сейчас он спросит, подавать горячее сейчас или же после выстрела.

В-четвертых, вся эта свора серьезно настроенных мужчин (не считая одного на полу, одного под рукой Иннокентия и одного у него же на мушке) дружно повытаскивала разнокалиберное оружие и как будто собралась перестрелять все живое в ресторане, поскольку под прицел попал не только Иннокентий, но и Настя, и выглянувший на шум повар, и притихшие посетители.

В-пятых, Настя заметила, что Филипп Петрович нацепил на нос очки. И это было самым главным из пяти вышеперечисленных обстоятельств.