– Все в порядке, – сказал Смайли. – Это меньшее, что я могу для тебя сделать. Впрочем, еще я могу помочь с клубникой, – и он в мгновение ока проглотил еще одну ягоду. – Но вообще-то я тут по делу.

– Хотите заняться «настоящей работой»?

– Вот именно.

– Я готова. – Настя нажала на кнопку пульта, и экран телевизора погас. – Я смотрела новости, – пояснила она, – чтобы не отстать от жизни.

– Да, MTV – весьма информативный канал, – согласился Смайли. – Что касается действительно важных новостей, то мы нашли этот самый ресторан.

– «Три сестры»?

– Да. Дениса Андерсона там, конечно же, не было. Сам ресторан пуст, закрыт на зиму. Говорят, хозяйка уехала оттуда осенью, обещала вернуться к лету. Сейчас пытаемся узнать, куда она уехала… Ну и вообще собираем информацию об этом месте.

– Кхм, – осторожно сказала Настя.

– Да?

– Я не хочу такое говорить… Я даже думать про такое не хочу, но…

– Останков тоже не обнаружено.

– Там, по-моему, был подвал…

– И не только, – кивнул Смайли. – Это вообще занятное место. Там сейчас работают наши люди, и если обнаружится что-то интересное, мне позвонят. А пока давай-ка поговорим…

Он вытащил из внутреннего кармана цифровой диктофон и положил его на столик рядом с клубникой.

– Второе апреля, – сказал Смайли. – Восемнадцать часов сорок три минуты. Гостиница «Глория». Роберт Д. Смайли говорит с Настей о деле Дениса Андерсона. Настя…

– Да, я готова. – Она приняла удобную позу и на всякий случай улыбнулась.

– Настя, давай начнем с начала.

– Хорошо. Мы познакомились с Денисом в книжном магазине «Глобус», это было в мае…

– Нет, Настя. Я имею в виду – с самого начала.

– То есть?

– Когда и где ты родилась, кто твои родители, где ты учишься, кто твои друзья… – бесстрастной скороговоркой перечислял Смайли. – Зачем ты поехала в тот книжный магазин, бывала ли там раньше… Слышала ты раньше о существовании герцогства Лионейского, если слышала, то что это была за информация, откуда… Что ты так на меня смотришь? Вот это и есть начало, вот это и есть настоящая работа.

– Ничего себе, – только и могла ответить Настя. – А какое значение имеет, где я родилась и кто мои друзья, если Денис…

– Настя, – оборвал ее Смайли. – Я скажу тебе две вещи. Первая: я не верю в случайности вообще и в частности, я не верю, что простая русская девушка может познакомиться на улице с наследным принцем важнейшего государства в мире. Второе: у тебя могло сложиться насчет меня обманчивое впечатление, что я добрый маленький гномик, защитник обиженных и оскорбленных. Это не так. То есть я бываю маленьким добрым гномиком, но только две недели, во время моего отпуска. Остальные пятьдесят недель в году я исполняю обязанности сторожевого пса Большого Совета. Сторожевой пес, понимаешь? Зубы, хватка, злость, дурной характер. Это я. Поэтому хорошенько подумай, прежде чем мне врать…

– Я не собираюсь врать, – сердито ответила Настя, которую больше всего задела фраза насчет «простой русской девушки». – Насчет зубов и характера – это пусть ваша жена беспокоится, я на такие штуки уже не реагирую, насмотрелась и зубов, и всего остального. Одно непонятно – я считала, что важнейшее государство в мире – это США…

– Сильнейшее и важнейшее – это не одно и то же, – сказал Смайли. – Лионейский король – должность посерьезнее, чем Генеральный секретарь ООН.

– Да неужели?

– Спроси Генерального секретаря.

– Как только мы с ним снова пойдем пить пиво… Так что, начинать прямо с рождения?

– С родителей.

– Ох, – вздохнула Настя и с сожалением посмотрела на вазочку с клубникой. Аппетит пропал напрочь.

– Рассказывай, рассказывай, – подбодрил её Смайли и придвинул вазочку к себе.

Покончив и с пирожным, и с многозначительным разговором, они вышли наружу; Денис сообщил, что у него есть неотложные дела, но вечером он постарается заехать к Насте в общежитие. Она не возражала; за сегодняшний день случилось так много всего, что было просто необходимо запереться одной в комнате, схватиться за голову и еще раз подумать на тему «Я и Денис: любовь до гроба или моя ошибка номер триста девяносто два». В предвкушении этого события, мысленно решая, стоит или нет приглашать Монахову в качестве независимого консультанта, Настя легко чмокнула Дениса и уже собралась прыгать в троллейбус, как вдруг почувствовала руки Дениса на своей талии. Он держал ее легко, только кончиками пальцев, но через это прикосновение Насте передался эмоциональный заряд, заставивший ее остановиться и обернуться. Она подняла глаза:

– Да? Ты что-то хочешь мне сказать?

– Я хочу сказать…

Он лишь чуть пошевелил пальцами, и ее тело, как будто поймав невидимую волну, подалось вперед.

– …что ты очень нужна мне.

Его поцелуй не был легким чмоком, он был долгим и в некотором смысле тяжелым, то есть таким поцелуем, от которого не отмахнешься, который является не просто касанием губ и языков, но неким знаком, ритуалом приобщения… Настя поначалу приняла этот поцелуй сдержанно, чуть приоткрыв губы и не касаясь Дениса руками, но затем ее словно затянуло в водоворот, и она неосознанно отработала весь набор кинематографических штампов для таких ситуаций – закрыла глаза, промычала что-то невнятное, но очень страстное, вцепилась Денису в шею и притянула его еще ближе к себе, хотя ближе уже было некуда…

Потом у нее закружилась голова – не притворно, а на полном серьезе; Настя изо всех сил держалась за Дениса, чтобы не упасть, а тот, наверное, воспринял это как порыв неудержимой страсти.

Именно так все это и было, и вряд ли кто-то смог бы упрекнуть Настю, что в данных обстоятельствах она допустила маленькую ошибку: она воспринимала происходящее как продолжение их начавшегося в мае романа. Между тем ей, возможно, стоило воспринимать случившийся с Денисом чувственный порыв как продолжение событий сегодняшнего дня. Тогда фраза «Ты очень нужна мне» принимала совсем иной смысл, и если хорошенько задуматься об этом, то получается, что Денис Андерсон не так уж и лукавил с Настей, не так уж и скрытничал.

Но чтобы рассуждать подобным образом, нужна была холодная голова, освобожденная от эмоций и отсоединенная от сердца; скорее уже не голова, а этакий биокалькулятор. Настя в эти мгновения была кем угодно, но не таким биокалькулятором; она состояла из губ, рук, ушей, глаз, прерывистого дыхания, но никаких чертовых калькуляторов там и рядом не стояло. И, наверное, это было естественно.

– «Я хочу сказать, что ты очень мне нужна», – с сомнением в голосе повторила Монахова. – Хм. Не могу сказать, что меня это сильно впечатляет…

– Тебя бы впечатлило, наверное, только бриллиантовое колье.

– Нет, начинать можно и не с этого. Для начала сошло бы и колечко с бриллиантом. По-моему, так, сказала Монахова и стряхнула пепел в раскрытое окно. – А слова… Это просто слова. Типа я не женат. Это тоже слова. А потом выясняется, что у него и жена, и трое детей… А главное, что за жену он держится, как за спасательный круг. Скотина. И ведь какие были честные глаза, когда он мне эти байки рассказывал!

Монахова нервно постучала кончиком сигареты по подоконнику, не рассчитала сил, и сигарета переломилась.

– Блин! – сказала Монахова и немедленно выщелкнула из пачки очередную сигарету. – Так что вот тебе урок, подруга: слова – это ерунда. Поцелуйчики всякие – тоже. Только серьезные капиталовложения гарантируют серьезные чувства.

– Колечко с бриллиантом? – спросила Настя. Ей с трудом удавалось сегодня вставить слово в пространные рассуждения Монаховой. Кризис на личном фронте сделал ту раздражительной и многословной. При этом она успевала дымить, как паровоз, нещадно расходуя свой запас тонких французских сигарет и выбрасывая окурки в открытое окно.

– Да, колечко с бриллиантом! Это тебе не поцелуйчик, это денег стоит. Мужик три раза подумает, прежде чем на такое раскошелится. А если уж он все равно окажется многодетной скотиной… тогда колечко будет моральной компенсацией. У тебя, подруга, в случае чего моральной компенсацией будет… что?