Позже Настя поняла, что ревущий благим матом и палящий из своего большого черного пистолета Филипп Петрович напоминал медведя Балу из старого мультика про Маугли – в той серии, где Балу дрался с бандерлогами, яростно стряхивая их с себя, чтобы через секунду быть облепленным врагами снова.

Но это позже. Тогда ей было не до ассоциаций. Она приготовилась умирать, причем всеми возможными способами. Для начала Настя решила, что Филипп Петрович решил вышибить ей мозги. Она зажмурилась, еще мгновение чувствуя, как Лиза упрямо тащит ее к микроавтобусу… Потом раздалось: бам! бам! бам! бам! – выстрелы перекрыли непрекращающийся мат Филиппа Петровича, и Настя полетела на пол, чувствуя, что половина лица у нее стала мокрой и горячей. Настя испуганно заорала, но кто-то орал еще громче ее, потом снова началось – бам! бам! бам! – и Настя вжалась в пол что было силы. Правый глаз был залит кровью, но левый Настя все же открыла…

– Теперь я рада тебя видеть, – дрожащим голосом прошептала она. – Вот в таком виде я тебя просто обожаю…

Спутавшиеся рыжие волосы закрывали лицо Лизы, но и сквозь них, и сквозь кровь было видно черное отверстие над левой бровью.

Бам!

Настя вздрогнула, но продолжения не последовало. Вместо этого Настю схватили за шиворот и установили в вертикальном положении.

– Н-нор…

– …мально, – закончила за Филиппа Петровича Настя, но тот не успокоился, вытащил из кармана пальто носовой платок и осторожно вытирал с Настиного лица кровь, пока не убедился, что кровь – чужая. Сам Филипп Петрович так легко не отделался – Настя заметила порезы на шее и рассеченный лоб, и это, вероятно, было еще не все. На Настины расспросы Филипп Петрович застегнул пальто и отмахнулся.

– Сваливать надо, – сказал Филипп Петрович, глядя почему-то в пол. Настя подумала, что нужно как-то объяснить свое поведение, и промямлила:

– Я пошла в туалет…

– Да, сваливать надо, – повторил Филипп Петрович и вставил в пистолет новую обойму. Настя осмотрелась: два трупа у раскрытых дверей микроавтобуса, Лиза, еще двое за спиной Филиппа Петровича. И бог знает что еще в самом кафе.

– Думаете, их было больше?

Вместо ответа Филипп Петрович передернул затворную раму.

– Зачем вы…

Настя осеклась на полуслове, потому что, следуя за сосредоточенным взглядом Филиппа Петровича, она посмотрела на труп Лизы. Труп вздрогнул. Потом вздохнул. Потом сел, открыл глаза и убрал волосы с простреленного лба. Настя почувствовала, как в голове у нее становится холодно и пусто, и как в желудке сворачивается вязкий клубок, и как руки и ноги становятся ватными…

Она потеряла сознание в тот момент, когда Филипп Петрович выстрелил Лизе в сердце. Тело качнулось назад, но не упало. Лиза медленно поднесла палец к ране в своей груди, тронула разодранную опаленную ткань, посмотрела на темную кровь на подушечке пальца и как будто задумалась.

– И кто тебя учил так обращаться с девушками? – укоризненно сказала она, по-прежнему сидя на полу и, видимо, не замечая, как судорожно подрагивает ее подбородок, а пальцы левой руки с невероятной быстротой скребут грязный линолеум.

Филипп Петрович на секунду задумался, а потом выстрелил в Лизу еще четыре раза и отступил назад, ожидая результата. Лиза закашлялась, постучала ладонью по груди, потом подставила руку, и в нее из раны выпали два сплющенных кусочка металла.

– Больно, – недовольным тоном сказала Лиза. – Тебе бы так, а?

По телевизору – всякая ерунда, к тому же на иностранных языках. Поэтому иногда ничего другого не остается, как включить ноутбук, вставить единственный имеющийся у меня диск и запустить фильм. Сначала у меня требуют пароль. Смешно, я смотрела этот фильм уже раз пять, а у меня все равно требуют пароль. Я стучу по клавишам, жму на ввод, и меня пускают в меню. «Уровень допуска – номер один», – любезно сообщает компьютер. На экране окошечки от одного до десяти, и моя галочка стоит в самом нижнем окошке. Надо сказать, меня это бесит. Хотя… Хотя я знаю больше, чем положено первому уровню. Я видела кое-что, выходящее за пределы своего ранга, причем видела не на экране монитора, а в реальной жизни. Я выбираю в настройках русский язык и кликаю на «Просмотр». Первые несколько секунд экран остается черным, потом звучит музыка. Это известная музыка; как я недавно узнала, ее написал Штраус, только не тот, который вальсыписал, а другой. Все знают эту музыку, и вот под её сопровождение из темноты в центре экрана появляется маленькая точка, которая затем увеличиваетсяв размерах и становится шаром, а шар становится планетой Земля. Для тех, кто ее не узнал, голос за кадром говорит:

– Земля, наша планета. Есть и другие планеты во Вселенной, но Земля имеет одно важное отличие – здесь есть жизнь, жизнь во всем разнообразии…

Голос за кадром продолжает вещать – глубокий и всезнающий. Самое смешное, что этот тип за кадром был уверен, что участвует в съемках фантастического фильма. И режиссер тоже. Режиссером был какой-то модный молодой американец, который в основном снимал рекламные ролики. Ему и всей этой кинокомпании заплатили хорошие деньги и попросили сделать фильм, не отступая ни на букву от сценария. Они все сделали и даже никаких вопросов не задавали – что будет дальше с этим фильмом? почему все копии вместе с негативом забрали и увезли в Европу? Я думаю, что им было наплевать. Срубили хорошие бабки за простую работенку и забыли об этом. Принялись снимать боевики про то, как прилетают инопланетяне и разносят в щепки Белый дом. Как будто инопланетянам делать больше нечего, как гоняться за американским президентом! Если вам приспичит уничтожить муравейник, вы что, будете искать там главного муравья? Нет, вы просто обольете муравейник бензином и чиркнете спичкой – геноцид так геноцид, без половых, расовых и социальных различий. Между прочим, слово «геноцид» здесь употреблено не потому, что я демонстрирую незаконченное высшее образование. Сейчас это популярное слово. Буквально вертится на языке.

Что у нас на экране? Достижения человеческой цивилизации – пирамиды, храмы, подводные лодки, небоскребы, компьютеры, космические корабли. Многотысячные толпы людей на каких-то площадях, потом несколько крупных планов – мужчина, женщина, ребенок, белые, негры, азиаты…

– Человек по праву чувствует себя хозяином Земли, – пафосно говорит голос за кадром.

Я улыбаюсь. Это один из моих любимых моментов в фильме. Когда я смотрела его впервые, то в этом месте у меня просто челюсть отвисла – при том, что я-то примерно представляла, что мне покажут.

– Человек по праву чувствует себя хозяином Земли, – повторяет голос за кадром. Поскольку я смотрю фильм не впервые, то могу заметить, что сейчас этот голос звучит не так торжественно. Там появилась малозаметная ирония…

– Но…

В секунду планета снова сжимается до размеров точки в середине экрана. Мы приближаемся к ней, но уже не так быстро.

– Но так думают не только люди.

Бам. Весь экран занимает широкое волосатое лицо с серой пористой кожей. Когда я говорю «волосатое» – я имею в виду не только усы и бороду.

– Гномы, подземные стражи, как они себя именуют, тоже считают себя хозяевами Земли.

Бам. Бледно-зеленое, почти прозрачное лицо с глазами навыкате холодно смотрит с экрана.

– Водяные считают, что Земля принадлежит им.

Бам. Это уже даже не лицо, это мохнатая морда свпечатляющими клыками, которые не помещаются в пасти.

– Оборотни, или двуликие, верят, что они избраны богами владеть Землей.

Бам. Узкое бледное лицо с красными зрачками.

– Вампиры, или дети ночи, знают, что Земля должна принадлежать только им.

Камера отъезжает назад, теперь видно не только лицо вампира, но и всю его тонкую, чуть сутулую фигуру. Камера отъезжает дальше, и теперь видно, что справа от вампира стоит оборотень, слева – человек. Дальше – гном, потом – водяной, потом еще кто-то, кого не удается толком рассмотреть, потому что в студийном павильоне частично гаснет свет и видны лишь силуэты – невероятные, немыслимые, но выстроившиеся бок о бок на фоне белого задника с изображением земного шара.