— Я боюсь, Пармис. Моя мама не переживет…

— Не надо принимать решение прямо сейчас. Подумай.

Я закрыла глаза и обняла его еще крепче, не в силах оторваться даже на секунду.

Золотой резной трон возвышался над короной Хаамы и помпезно обрамлял ее статный образ. Она восседала за столом, сложив руки на корсете пышного зеленого платья, украшенного россыпью драгоценных пайеток. Спокойная, с первого взгляда, правительница перебирала пальцами и внимательно рассматривала тот самый портрет, который когда-то побудил ее остановить свой выбор на герцогине Астрид. Милое и юное личико. Открытое и светлое. Искренний взгляд бирюзовых глаз, в которых сквозило теплом и надеждой. Теперь портрет принцессы украшал ее кабинет наряду с другими значимыми для королевства кармазинами и висел рядом с портретом Хакона.

Хаама перевела взгляд на изображение сына и закатила глаза от недовольства. Битый час она вводила принца в курс всех важных дел королевства, а он в ответ зевал, не скрывая скуки. Постоянно пытался куда-то уйти и даже сейчас непозволительно долго сидел в уборной в то время, пока мать терпеливо ждала его появления. Никакой тяги и стремления к делам королевства в Хаконе она не видела. Он витал в облаках в то время, когда она учила его, как правильно строить внешние отношения, как проводить переговоры и распоряжаться казной. Всякий раз он с недовольством воспринимал ее наставления и подвергал политику матери сомнению. Она злилась, удивлялась, гневалась и даже терялась, когда принц предлагал всякие нелепости, но все же старалась спокойно донести до сына истину.

Хаама вновь взглянула на портрет Астрид и со всей тяжестью бытия вздохнула, осознавая, что наследник престола своей инфантильностью и несерьезностью может погубить Звинси. Разве можно вверять королевство в руки такого правителя?! В душе она надеялась на мудрое правление его жены. Уже смирилась с тем, что тайно завещает престол Астрид. Больно и обидно отдавать королевство земных драконов в руки блуасанки, но другого выхода она не видела. Давно уже перестала доверять сыну, который своей интимной жизнью интересовался больше, чем государственными делами.

— Я вас слушаю, ваше величество, — тишину кабинета прорезал задорный голос Хакона, который присел в кресло напротив матери и схватился за очередной кубок вина. — Что там со Стагмаром? Не нравятся мне огненные. Слишком много о себе думают. Видела их придворных? Разврат в чистом виде! — сокрушался принц, пригубил хмель и нахмурился.

Только благодаря королевской выдержке, которая складывалась годами, Хаама не перешла на крик и не бросилась на сына с кулаками.

— Стагмар — наше дружеское королевство. Испокон веков мы поддерживаем друг друга. Мы связаны крупными поставками древесины, которые экспортируются туда каждый день. Огромную часть казны составляет доход от продаж древесины, предметов мебели, эликсиров и лукавиц цветов. Стагмар — наш самый крупный покупатель, — процедила она сквозь зубы то, что уже не раз говорила принцу.

— Это пока, — ухмыльнулся Хакон. — Я считаю, что, в первую очередь, нужно наладить поставки в другие королевства.

Терпение королевы было на исходе. Чтобы унять негодование, она потянулась к своему кубку и сделала большой глоток. Перевела дух и посмотрела сыну в глаза. Тут же поняла, что разговор больше не будет таким спокойным, ведь Хакон откровенно посмеивался над серьезностью ее наставлений.

— Чем ты занимался в Драконьем Пределе?! — взорвалась злостью Хаама и подалась вперед, упираясь пышной грудью в край стола. — В Ариуме свое производство мебели из стекла! А в Дагайне каменные породы. Они не будут покупать у нас древесину в таких количествах! Хакон, ты вообще понимаешь, что наследуешь целое королевство, которым нужно править каждую секунду?!

— Конечно! — поставил он кубок на стол и подался вперед навстречу матери. — Я взойду на престол и изменю законы! Звинси будет процветать! И для этого нам не нужен Стагмар!

Хаама едва сдержала гневный всплеск. Прикрыла веки, а потом резко распахнула глаза, мысленно уговаривая себя быть сдержанной. Удобно устроилась на троне и сложила руки.

— Не просто в нашем мире быть королем. Часто приходится поступаться личной выгодой. И тебе придется, Хакон. А если не захочешь, тебе всегда найдется замена!

— Видишь в Астрид королеву?! — рассмеялся он, с иронией вспоминая образ глупой водной девчонки. Ублажать мужа и рожать детей — все, на что она способна! Но если первое ей возможно и удастся осуществить, то второе вряд ли. Хакон уже понял, что как только Астрид родит, королева всеми силами будет пытаться отлучить единственного сына от трона, возложив надежды на внука. Принц не мог этого допустить! Теперь идея зачать ребенка от Тори уже не казалась ему столь правильной. Да и что фрейлина может ему дать теперь, находясь на пороге смерти?! Он вообще пришел в кабинет матери вовсе не за тем, чтобы выслушивать наставления. Королева позвала его под предлогом того, что следственный отдел выяснил, откуда у Тори взялась страшная болезнь, а Верховный Маг должен появиться с минуты на минуту и сказать, выживет ли женщина.

— Почему бы и нет, если сын не подает надежд! — стиснула кулаки Хаама.

— Спасибо, ваше величество, за понимание, а главное за доверие, — картинно привстал с кресла и поклонился. Плюхнулся обратно и вновь припал к кубку. — Жаль отец этого не слышит!

— Хорошо, что он не видит, каким вырос его сын! Посмотри на себя, Хакон! Где твоя королевская стать?! Где выдержка? Где мудрость? Что ни день, то праздник! Утопаешь в вине! Оскорбляешь мать и жену! Возьмись за ум, наконец! Тебе выпала великая честь родиться наследником огромного королевства! Неужели не чувствуешь ответственности перед своим народом?!

— Хватит меня отчитывать! Я и без тебя знаю, что делать! — недовольно махнул он рукой и картинно осушил кубок до дна. С громким стуком поставил его на стол и заулыбался. — Говори, откуда у Тори болезнь?

Настал миг, когда королева с удовольствием издевательски ухмыльнусь. Достала из ящика стола доклад и пододвинула бумагу к сыну.

— Читай!

Хакон тут же схватил листок, и его пальцы нервно задрожали, пока он вчитывался в строки результата расследования. Прочел дважды, с первого раза не осознав всю правду случившегося. А потом опустил взгляд и медленно скомкал бумагу в шар. Молча начал катать его по столу, с ужасом понимая, что его любимая Тори изменила ему! И с кем?! Такое даже в голове не укладывалось! Как можно было променять принца на конюха?! Как?! Следом за растерянностью пришла злость, жгучая ненависть и боль от предательства. Он продолжал смотреть в одну точку с виду отрешенно, но на самом деле внутри Хакона извергался вулкан негодования. Как она могла так поступить?! Почему?! Чего ей не хватало? Вопросы не находили ответов и вскоре принц понял, что в ответах больше не нуждался. Взглянул на мать, которая продолжала улыбаться, и прошептал:

— Казнить эту тварь…

— Нет, сынок, она не жена тебе. В нашем королевстве любовниц за измены не казнят, — на миг ей стало жаль принца. Она видела боль в его глазах, чувствовала его переживания, ведь как никто знала, что такое предательство, но ему пойдет это на пользу. Он должен осознать, что его жизнь всегда будет наполнена предательствами, как близких, так и придворных. Чем ближе к престолу, тем больше лицемерия. А Тори невольно помогла встряхнуть Хакона и казнить фрейлину королева не собиралась, хотя при желании и могла бы найти причину.

— Она могла меня заразить! — стукнул он со злостью по столу и привстал, заглядывая матери в глаза.

— Могла, — развела Хаама руками. — Но не заразила.

Новость выбила Хакона из равновесия настолько, что ни о чем другом, кроме страшного предательства он думать не мог. Ему тут же захотелось вернуться в свои покои и в одиночестве утопить боль в вине, но его остановил стук в дверь. На пороге кабинета стоял Верховный Маг Звинси. Королева жестом предложила ему войти, и мужчина склонился в поклоне у стола. Капюшон темно-коричневой мантии, подпоясанной зеленой лентой, скрывал лицо Мага, но мужчина откинул его резким движением. Угловатые черты лица сразу бросались в глаза. Черные, будто сама ночь, волосы упали на плечи тяжелой косой. А голубые, словно бескрайнее небо, глаза расширились. Тонкие бледные губы растянулись в почтенной улыбке. Испещренные шрамами руки он сложил на груди.