Так мне стало ясно, что это соц. работник. Я почувствовал себя последним мерзавцем – был нужен брату, но снова облажался.

Я стоял между Джексом и женщиной, или, может, он прятался от нее за мной. Не знаю.

Мне было известно лишь одно – Джекс не хотел идти с ней. Гортань сдавило, застрявший в горле ком достиг таких размеров, что мне захотелось кому-нибудь сделать больно.

Тэйт.

Она всегда была моей излюбленной жертвой, но также присутствовала в каждом положительном воспоминании. В памяти всплыло единственное место, не затронутое ненавистью и безысходностью.

Наше дерево. Мое и Тэйт.

У меня мелькнула мысль, а есть ли у Джекса место, где он чувствовал себя в безопасности, тепле, чувствовал себя невинным? Сомневаюсь. Было ли? Будет ли когда-нибудь? 

Я понятия не имел, каково жилось моему брату. Конечно, кое-что мне удалось испытать на собственной шкуре тем летом, когда приехал к отцу, однако Джекс всю свою жизнь провел в этом дерьме. Не говоря уже о приемных семьях, в которые он попадал за последние два года. Брат смотрел на меня, словно я для него – центр вселенной, только мне нечего было ему ответить. Я был бессилен. Не в состоянии его защитить.

– Это мистер Донован тебя ударил? – спросила соц. работник у Джексона о его нынешнем приемном отце, Винсе.

Прежде чем ответить, Джекс посмотрел на меня, зная, что я пойму, если он соврет.

– Нет.

Мышцы в руках и ногах запылали.

Он соврал.

Джекс лгал не для того, чтобы защитить Винса. Ему известно, что я мог распознать его неискренность. Он всегда колебался, пристально глядя на меня, когда пытался обмануть. Я всегда знал.

Нет, брат вводил в заблуждение не меня. Он вводил в заблуждение ее. Мы с Джексом сводили счеты самостоятельно. 

– Хорошо, – отрезала леди с планшетной папкой, когда я развернулся, чтобы наконец-то посмотреть ей в глаза, – облегчу вам задачу. Мы предположим, что это его рук дело, и поместим тебя в приют до тех пор, пока не найдем новую семью.

Нет. Я закрыл глаза.

– Уроды хреновы, – выдавил, задыхаясь. Внутри стало пусто. Я пытался совладать с эмоциями ради Джекса.

Все свою жизнь мой брат спал в чужих постелях, жил с людьми, которым был не нужен. Наш отец таскал его из одной дыры в другую, бросал одного в сомнительных местах, пока Джекс рос. 

Достаточно. Джекс и я – мы одна команда. Вместе мы сильнее. Еще немного, и последние крупицы его наивности увянут, сердце очерствеет, в нем не останется места ничему хорошему.

Тогда он станет таким, как я. Мне хотелось проорать этим людям, что никто не любил брата сильнее меня. Детям нужны не только еда и ночлег. Им нужно чувствовать себя в безопасности, чувствовать себя желанными. Чувствовать доверие. 

Сегодня Винс не лишил моего брата этих вещей, потому что Джексон изначально на него не рассчитывал. Однако он постарался, чтобы Джекса вернули в приют, вновь поставив меня в положение, напомнившее, что я не мог помочь брату. Не мог его защитить.

Черт возьми, как же мне было ненавистно подобное чувство.

Выхватив пачку наличных из кармана, обнял брата, сунув деньги ему в руку. Не оглядываясь, развернулся и быстро вышел из смотровой.

Я недостоин смотреть ему в лицо.

Но одно знал точно. Я знал, как давать отпор.

– Мы направляемся туда, куда я думаю? – Мэдок поравнялся со мной. Меня даже не удивило, что он до сих пор находился здесь.

Мэдок хороший друг, а я обращался с ним не так, как он того заслуживал.

– Тебе не обязательно идти со мной, – предупредил его.

– Ты бы пошел ради меня? – поинтересовался Мэдок. Я глянул на него, дав понять, что вопрос идиотский.

– Да. – Он кивнул. – Я так и думал.

Полчаса спустя Мэдок подъехал к дому Донованов. Я выскочил из машины еще до того, как он затормозил. Было поздно, в доме не горел свет, улица казалась безжизненной. Единственным источником звука был гул мотора GTO.

Я обернулся, глядя на своего друга поверх крыши машины.

– Тебе надо сматываться.

Он удивленно моргнул, вероятно, сомневаясь, что расслышал правильно.

За последний месяц я доставил ему больше проблем, чем следовало. Конечно, драться было весело. Терять себя в одной девчонке за другой – тоже в меру занимательно, только Мэдок никогда бы не прыгнул с обрыва, не возглавь я путь.

Подойдет ли он к краю? Обязательно.

Глянет вниз? Непременно.

Но никогда не сделает последний шаг. Это я постоянно подталкивал его, позволял ему упасть. Однажды Мэдок не сможет подняться, и виноват буду я.

– Нет, – ответил он решительно. – Я не уйду.

Я едва заметно улыбнулся, прекрасно зная, что будет практически нереально его переубедить.

– Ты хороший друг, но я не потяну тебя на дно вместе с собой.

Достав телефон из кармана джинсов, набрал 911.

– Здравствуйте. – Мой взгляд был прикован к Мэдоку во время разговора с департаментом полиции. – Я на улице Мунстоун Лэйн, номер 1248, в Уэстоне. Кто-то проник в наш дом, нам нужна полиция. И скорая.

Я сбросил вызов, наблюдая за шокированным Мэдоком.

– Они будут здесь минут через восемь. Поезжай, разбуди мою маму. Этим ты мне поможешь.

Кому-то, скорее всего законному опекуну, придется внести за меня залог.

Подходя к двухуровневому дому из красного и коричневого кирпича, я слышал работавший внутри телевизор. Перед ступеньками остановился, раздраженный тем, что Мэдок до сих пор не тронулся с места, в то же время гадая, почему мое сердце билось столь спокойно.

Почему я не нервничал? Не ощущал будоражащего кровь предвкушения? 

Все равно, что в кафе за молочным коктейлем шел.

С Тэйт я упивался даже малейшим нервным трепетом в ожидании нашего столкновения. Этого мне было достаточно для удовлетворения день ото дня. Сам не хотел признавать, но она неизменно присутствовала в моих мыслях. Я жил ради первого взгляда на нее утром и любого контакта с ней в течение дня.

От яркого отсвета экрана телевизора я прищурился и вздохнул.

Значит, сукин сын не спал.

Отлично.

Мы с Винсом Донованом общались редко, но каждый раз с взаимной неприязнью. Он говорил со мной словно с никчемным сопляком, и с Джексом обращался точно так же.

Поднявшись на крыльцо, услышал отъехавшую машину Мэдока. Я открыл входную дверь, прошел в гостиную и остановился, загородив дверной проем.

Винс глазом не моргнул, заорав:

– Какого черта ты тут делаешь?

Схватив стоявшую неподалеку напольную лампу на длинной деревянной подножке, выдернул шнур из розетки.

– Ты ударил моего брата, – ответил спокойно. – Я пришел рассчитаться.

– Вы не обязаны были вносить за меня залог. – Я провел языком по приятно саднившему порезу в углу рта.

– Я не вносил, – ответил Джеймс, отец Тэйт. – Твоя мать внесла.

Он вел машину по тихим улочкам, держа путь к нашему кварталу. Солнце уже выглядывало из-за деревьев, отчего красно-золотистая листва светилась, словно охваченная пламенем.

Моя мать? Она там была?

Мэдок и Джеймс всю ночь провели в полицейском участке, ожидая, когда меня отпустят. Я был арестован, внесен в базу данных, и в итоге проспал несколько часов в камере.

Мудрый совет тем, кто дожидается освобождения под залог: ничего не происходит до утра.

Но если мать вытащила меня из тюрьмы, где она сейчас?

– Она дома? – спросил я.

– Нет, ее там нет. – Джеймс свернул на перекрестке, понижая передачу на Бронко. – Твоя мама не в той форме, чтобы тебе помочь, Джаред. Думаю, ты сам это понимаешь. Мы с ней поговорили прошлой ночью в участке. Она решила, что ей пора на некоторое время отправиться в Центр Хэйвуд.

В его голубых глазах, устремленных в лобовое стекло, плескался океан слов, которые он никогда не произнесет. В этом аспекте они с Тэйт были похожи. Если Джеймс начинал орать, значит, тебе пора заткнуться и слушать. Он редко говорил не по делу, ненавидел пустую болтовню. Становилось предельно очевидно, когда Джеймс и Тэйт доходили до последней грани терпения.