Но она тем не менее осталась, осталась в его сознании, и он возвращался к ней и за ужином, и по дороге домой, а к тому времени, когда пришла пора спать и он тихонько пристроился сбоку уже заснувшей Роберты, Сторми уже практически не сомневался, что когда-то у него самого была живая кукла.

Кристен умерла.

Марк сидел один в просторном угловом кабинете кафе "Деннис", в Индио, когда к нему пришло это понимание. Потребовалось некоторое время, чтобы зафиксировать информацию. Он сидел, держа в руке чашку и делая вид, что пьет давно остывший кофе, чтобы официантка не подошла и не предложила повторить заказ, и глядел в окно на ржавые гаражи у полотна железной дороги на противоположной стороне шоссе. Уже совсем рассвело; по бледно-голубому небу плыли легкие розоватые облачка. Недавно еще пустынное шоссе начали заполнять грузовики-дальнобойщики и случайные легковушки.

И в этот момент осознание поразило его.

Кристен умерла.

Он чуть не выронил чашку. Большим усилием воли ему удалось подавить дрожь в руках и опустить чашку на блюдце. За этим осознанием не стояло никакой конкретики; он не мог сказать, как она умерла и почему. Он только был абсолютно уверен, что ее больше нет.

Он остался один.

Они не виделись с сестрой больше десяти лет. Он уехал из дома, когда ей было шестнадцать. Она только-только вышла из возраста "гадкого утенка" и, судя по всему, через годик-другой должна была стать очень красивой молодой женщиной. Расставаться с Кристен было гораздо труднее, чем с родителями, друзьями и всеми остальными. Именно из-за нее он чуть было не остался. Он потратил все лето, уговаривая ее отправиться с ним, убеждая, что единственный способ спасения - вырвать себя с корнем и бежать как можно дальше от Драй Ривер, но она говорила, что не хочет спасаться, не чувствует нужды спасаться и что счастлива там, где есть.

А теперь она умерла.

В глубине души он понимал, что так и должно было случиться, и винил себя за то, что не предпринял больших усилий, чтобы спасти ее, за то, что не вернулся поговорить с ней. Разумеется, он писал письма, но это не одно и то же, и его письма всегда были о нем, а не о ней - о том, где он был, что делал и что собирается делать дальше.

Он совершенно спокойно пережил смерть отца. К нему поступила информация, он зафиксировал ее и продолжил жить своей обычной жизнью. В тот момент он должен был вернуться к Кристен. Он думал об этом. В то время он жил в Колорадо Спрингс, работал в торговом павильоне. Был обеденный перерыв. Он сидел на заднем крыльце, курил, смотрел на проплывающие облака, и в этот момент пришло осознание, что отец умер. Он понимал, что следовало бы опечалиться, какая-то часть души даже хотела опечалиться, но слишком много всего произошло за слишком долгий срок, и единственным возникшим чувством оказалось лишь легкое сожаление, что они с отцом так и не смогли установить более близких отношений между собой.

Он докурил сигарету, загасил окурок о подошву ботинка и вернулся в магазин продолжать работу.

Вот когда ему следовало вернуться домой. Вот когда ему надо было вернуться к Кристен.

Он размышлял об этом и в тот вечер, придя домой, даже набрал ее номер. Странно, как за все эти годы номер домашнего телефона не выветрился из памяти. Но после первого же гудка положил трубку и просидел весь вечер, глядя на телефонный аппарат. Он лелеял слабую надежду, что Кристен сама позвонит ему, но она, конечно, не позвонила. Даже если бы и почувствовала что-то, она не знала его нынешнего номера.

На следующий день он взял расчет в своем павильоне, получил деньги и послал Кристен открыточку, что направляется в Юту.

Кристен.

Он виноват перед ней. Больше всего на свете ему хотелось защитить ее, спасти ее, не дать ей оказаться в той ловушке, в которую попали все остальные, но ничего этого он так и не сделал. Он не оказался с ней рядом, когда она в этом нуждалась, он слишком боялся за себя, чтобы вернуться к ней.

Теперь самым разумным было бы двигаться дальше, не оглядываться, спрятать в душе боль о Кристен и продолжать жить своей жизнью. Если уж за все эти годы он не удосужился вернуться домой, то сейчас в этом нет нужды и подавно. Розыск его не даст никаких результатов, наследство выставят на аукцион недвижимости, распродадут, и на этом все кончится.

Но он не может так поступить. В этот раз - нет. У него долг перед Кристен. Он должен свести концы с концами. Должен вернуться.

И должен выяснить, как она умерла.

Рассвет перешел в утро. Силуэты деревьев за окном превратились в финиковые пальмы. Он взял чашку и допил последние капли холодного кофе. "Деннис" стал заполняться людьми. Два кабинета справа заняли путешествующие семейства; за стойкой завтракали строительные рабочие.

Марк потянулся за рюкзаком. В дверях кафе появилась пожилая женщина с девочкой-подростком, наверное, племянницей или внучкой. Смуглая девушка с длинными черными волосами чем-то напомнила Кристен. Внезапно захотелось заплакать.

Оставив на блюдце доллар - плату за кофе, включая чаевые, он быстро направился к выходу.

На улице он остановился, глубоко вдыхая теплый сухой воздух. Легкие жадно впитывали утреннюю свежесть. Каждый вдох загонял в глубину готовые уже навернуться на глаза слезы.

Он пытался представить Кристен взрослой. Стала ли она взрослой? Она дожила до двадцати шести лет, но годы ни о чем не говорят. Для него она оставалась такой же, как тогда, когда он ее оставил, - девчонкой, увлекающейся мальчиками, популярной музыкой и школьными девчоночьими сплетнями. Он помнил, как она плакала, когда он уезжал, и как он обещал, что вернется, помнил, как она крепко обхватила его обеими руками за шею, прильнув в последнем прощании.

Он заплакал.

Рассердившись на себя, он стер слезы ладонью, еще раз глубоко вдохнул, закинул на плечо рюкзак и двинулся в путь.

Большинство людей на его месте в этом состоянии предпочли бы общение. Чтобы было с кем поговорить, выплакаться на плече, но он был рад своему одиночеству. Горе, полагал он, это глубоко личное переживание, которое не полагается ни с кем делить. В этот момент ему не хотелось ни о ком думать, не думать, что может испортить своими слезами чью-то хорошую рубашку, не думать, что вынуждает их, например, откладывать назначенную встречу или опаздывать на ужин, не думать, что ведет себя слишком навязчиво, или слишком эмоционально, или, наоборот, недостаточно эмоционально. В данный момент ему хотелось быть абсолютно одному, абсолютно сосредоточенным на себе, чтобы иметь возможность почувствовать то, что должен почувствовать, и столько, сколько требуется, не ощущая влияния посторонних людей на собственные переживания.

Из открытого окна проезжающего мимо пикапа вылетел полупустой стакан от "Макдоналдса", остатки кофе расплескались и забрызгали штанины джинсов. Грубый хохот умчался вдаль.

- Козел, - буркнул Марк.

Однако случайный инцидент вернул его к реальной действительности, что было на пользу.

Немного подумав, он торопливо перебрался на противоположную обочину шоссе и встал лицом к движению, выставив вверх большой палец. Он собирался отправиться в Южную Калифорнию и попробовать подыскать работу на стройке в Лос-Анджелесе, но теперь планы изменились. Он решил выполнить наконец то, что должен был сделать давным-давно.

Он решил вернуться домой.

"Лендровер" катил по Шестидесятому шоссе, водитель хранил молчание, Марк думал о смерти Кристен. Прошлую ночь он провел в степи на окраине Кварцита и хотя думал, что вообще не сможет уснуть и будет вынужден всю ночь пялиться на звезды, отрубился почти в тот же миг, как забрался в спальный мешок, и проснулся, когда солнце уже поднялось над вершинами гор.

Сила таяла. Пока была жива Кристен, пока между ними существовала кровная связь, он мог подключаться к ней, подпитываться, но теперь Сила убывала с каждым часом, от нее оставалась лишь слабая пульсация, и скоро она совсем исчезнет. Уже сейчас он был вынужден использовать свою собственную память, полагаться только на свои собственные мысли и предчувствия. Было даже страшно подумать, насколько он привык полагаться на Силу, какую важную роль она играла в его жизни. Теперь, с ее исчезновением, он ощутил себя более изолированным от мира, чем когда-либо, словно лишился какого-то из основных чувств - зрения или слуха.