Дэниэл почувствовал, как опять заколотилось сердце, но он взял себя в руки и постарался сохранить невозмутимость.

- Ваша дочь, - заговорил он, - предсказала смерть моей матери. Она некоторым образом в этом замешана. И вы, - поймал он взгляд Биллингсли, - полагаю, тоже.

- Нет, - покачал головой дворецкий.

- В таком случае почему вы заставили нас с отцом остаться?

- Я уже говорил тебе - Дому нужны обитатели.

- Но вы знали, что она умерла?

- Да, но отчего - нет.

- Кукла, кукла, слепленная из ниток и мусора, оберток для жвачки, влезла ей в глотку и задушила.

- Я не знал об этом, - недрогнувшим голосом ответил дворецкий.

- И вы также не знали, что я сам смастерил одну такую куклу? Вы не знали, что мой сын увидел ее и она научила его, как их делать?

- Очевидно, она хотела, чтобы ты не приближался к Дому, хотела напомнить, что здесь произошло, и испугать тебя, чтобы ты не возвращался.

- А вы? Тони говорил, что вас тоже видел.

- А я старался тебя вернуть.

- И вы ничего про нее не знали? Обо всем этом вы слышите впервые?

Биллингсли молча кивнул.

Дэниэл сердито хрустнул рогаликом и принялся поглощать яичницу с колбасой. Биллингсли ненавязчиво держался чуть поодаль, подливал кофе, уносил на кухню грязную посуду, и только когда он уже кончил завтракать, позволил себе задать вопрос.

- Ты занимался с этой... с этим существом сексом?

- Нет, - твердо заявил Дэниэл. - Она очень настаивала, но я отказался. Как я говорил, поэтому я и уехал. Биллингсли понимающе кивнул.

- Не знаю, кто она или что это такое, но уверяю тебя, что я никогда ее не видел и до сей минуты совершенно не подозревал о ее существовании.

Дворецкий говорит правду, подумал Дэниэл. Действительно, он никогда не видел их вместе. Он только предполагал, что Донин - дочь Биллингсли.

Или, возможно, она сама ему так сказала.

- Бесспорно, она преуспела в своем желании вытолкнуть тебя из Дома, - продолжал Биллингсли. - И тем самым ослабила барьер. Полагаю, ее цель - открыть границу. - Дворецкий успокаивающе улыбнулся. - Но если она и была здесь, ее больше нет, по крайней мере в прежнем виде. Ты вернулся. Дом снова вернулся в надлежащий статус, и все попытки помешать Дому исполнять свое предназначение обречены на провал.

- Мой сын ее видел, - напомнил Дэниэл. - Думаю, я тоже ее видел. Кроме того, сейчас, перед приездом, мне показалось, что я видел в окне одну из этих кукол... Уверен, что она по-прежнему здесь.

Биллингсли опять улыбнулся. Но в лице его проявилось нечто хищническое, сосредоточенная и холодная неестественная ярость, какой не может быть у человеческого существа. Дэниэл подумал, что впервые видит подлинный облик дворецкого; смотреть на это не было сил, и он отвернулся.

Биллингсли поставил на поднос кофейник и окинул стол взглядом.

- Мы закончили завтракать? - невиннейшим образом поинтересовался он.

Он вел себя так, словно все в порядке, словно не произошло и не сказано было ничего необычного, и Дэниэл не мог для себя решить, хорошо это или плохо.

- Пожалуй, да.

- Очень хорошо. Обед ровно в шесть. Ленч остается на твое усмотрение, можешь приходить, можешь - нет, но к обеду ты появиться обязан. - Взгляд его стал жестким. - Вовремя.

- Чем я могу заняться? Могу ли я выйти, прошвырнуться по магазинам?

Биллингсли рассмеялся. Очевидно, эти слова его искренне позабавили.

- Боюсь, что нет.

- Чем же еще?

- Чем хочешь, - пожал плечами Биллингсли, обходя вокруг стола. - Это твой дом, исследуй его. Познакомься с ним как следует.

- Я и так его знаю. Я провел тут полжизни, черт побери.

- Думаю, тебя ждут сюрпризы, - улыбнулся Биллингсли. Ни в словах, ни в интонации Биллингсли не прозвучало ни малейшей угрозы, но Дэниэл почувствовал холодок между лопаток.

- Не желаю я никаких сюрпризов, - негромко ответил он.

Но Биллингсли уже ушел на кухню и не слышал его.

Сторми решительным шагом перешел из столовой в гостиную. Он совершенно не намеревался подчиняться Биллингэму и действовать по его указаниям. С этим вездесущим слугой даже в детстве у него постоянно возникали трения. Он, конечно, его побаивался, но это раздражало еще больше. А уж теперь он и подавно не собирался капитулировать, поддаться, сдаться и слепо следовать приказаниям. Наоборот, он самым решительным образом был готов дать бой и дворецкому, и самому Дому.

Бойня.

Он продолжал думать об этом фильме.

Он продолжал думать о многих фильмах. Теперь, когда он понял, что мир не перевернется, больше всего ему хотелось выбраться отсюда к чертовой матери и вернуться к своей работе. Он не мог сказать, как долго уже здесь находится - судить о реальном течении времени в этой психушке не представлялось возможным, но даже если сутки или двое - пора возвращаться. Его ждут дела, его ждет фестиваль в Таосе, к которому надо готовиться.

Интересно, объявили ли его уже в розыск? Ищет ли его кто-нибудь? Смогут ли его найти?

Сомнительно. Он сам не знал, где находится. Перефразируя Дороти, такое ощущение, что он уже не в Чикаго.

Он думал, продолжают ли ожившие мертвецы шляться по резервации. Или его возвращение домой и тот факт, что Дом снова обрел обитателя, остановили их? Исчезли ли они, живые трупы? Может, просто попадали обратно в свои гробы? Или сгнили и превратились в прах, как Дракула?

Он надеялся, что Родману со своей кинокамерой удастся запечатлеть эти события. Это будет потрясающий фильм.

Надо выбираться отсюда, надо бежать.

Но что если дворецкий прав? Что если он действительно единственный, кто способен защитить мир, вселенную от демонов и монстров, от этой Другой Стороны? Не должен ли он ради... ради человечества сделать все от себя зависящее, чтобы, как говорил Биллингэм, "поддерживать барьер"?

Нет.

Нужно иметь определенный склад характера, чтобы добровольно жертвовать своей жизнью ради такого, чтобы целиком и полностью посвятить свою жизнь неким высоким целям. Есть же люди, которые вступают в Корпус мира и все свое свободное время тратят на помощь обездоленным.

Но он не из их числа.

Конечно, это эгоизм, но у него есть свои дела. У него своя жизнь. Пусть Биллингэм найдет кого-нибудь другого торчать в этом дурацком Доме. Насколько мог понять Сторми, все, что ему требуется, - это живое тело. Любой сгодится. Совершенно не обязательно ему лично. Что, у него какие-то особые заслуги или способности?

Сторми окинул взглядом столовую. Прежде всего он должен ответить себе на главный вопрос: верит он Биллингэму или нет по поводу Дома?

Да.

Это было нельзя объяснить, он не видел никаких доказательств в поддержку безумных заявлений дворецкого, но Сторми предположил, что это связано с теми фактами проникновения элементов потустороннего мира в реальный мир, свидетелем которых он оказался. А Биллингэм предложил легкое и доступное толкование.

В таком случае возникает следующий вопрос: кто такой Биллингэм? Что он собой представляет?

Может, он Бог.

Бог в качестве семейной прислуги? В это трудно поверить.

Однако на объективном уровне это вполне может быть. Если бы речь шла о фильме, девочка в таком случае, безусловно, олицетворяла бы дьявола, зло, искушение. Не надо быть Антониони, чтобы до такого додуматься.

А Биллингэм, следовательно, Бог.

Нет, поправил себя Сторми. Не сходится. Дворецкий понятия не имел о существовании девочки.

Но, может, не ему принадлежит здесь главная роль? Может, он просто хороший парень, но власть не в его руках. Может, и он, и девочка - всего лишь марионетки?

А Дом их дергает за веревочки.

Сторми перевел дух. Прежде всего надо определить, что он сам хочет делать. Уже ясно, что Биллингэм не больно-то сведущ в этих предметах. Скорее всего из него не вытащить существенно больше того, что тот уже рассказал. Стало быть, следует ли противостоять дворецкому или действовать с ним заодно? Смириться с судьбой и поступать, как тот скажет, или пытаться бежать?