Она нахмурилась. Не обращать внимания на отсутствие воспоминаний о детстве, не задавать себе вопроса "почему так?" было не менее странно, чем само отсутствие этих воспоминаний.

Все было очень странно. Можно было, конечно, углядеть за всем этим какую-нибудь сверхъестественную подоплеку, но она считала, что это глупо. Вероятно, это сны навели ее на подобные размышления, заставили ее увидеть во всем этом нечто необычное. На самом деле это совершенно естественная детская реакция - блокировать воспоминания о родителях, которые умерли на заре ее жизни.

Умерли?

Да, она была в этом уверена. Она не могла припомнить, как и почему, не могла восстановить ни малейших подробностей, но уверенность в этом была настолько сильна, что для подтверждения не требовалось никаких дополнительных доказательств.

Лори встала на углу, размышляя, не стоит ли перейти улицу, но решила повернуть направо. В состоянии легкого транса она подошла к уличному кафетерию, купила себе стаканчик кофе и двинулась дальше по тротуару.

Как умерли родители? У нее было чувство, что они умерли одновременно, стало быть, дело не в преклонном возрасте или болезни. Произошла какая-то катастрофа. Пожар? Авиакатастрофа? Убийство? Было ли это нечто простое или результатом сложного стечения невероятных обстоятельств? Может, отец застукал мать в интимных отношениях с другой женщиной, присоединился к ним и в результате все трое пали жертвами взревновавшего поклонника той, другой женщины? А может, родители были актерами, они приняли участие в одном из тех кошмарных порнографических фильмов, где сюжет заканчивается настоящим убийством актеров, и теперь кассету можно купить в ближайшем киоске?

Вероятно, этого ей никогда не узнать.

Она замедлила шаг у ряда газетных витрин. Прихлебывая кофе, она вглядывалась в притемненные пластиковые окна. Ее всегда привлекали сверхъестественные истории бульварных таблоидов[9], чем более вызывающие заголовки - тем лучше. Она убеждала себя, что это пошлятина, китч, постмодернистская ирония, что ей нравится читать эти истории лишь потому, что бездарность их просто забавна, что их шокирующие сюжеты уже развлекают, но суть заключалась в том, что эти невероятные истории ей были искренне интересны. Она чувствовала какую-то духовную близость к этим сюжетам и в данный момент не могла отделаться от мысли, что они каким-то образом способны помочь ей восстановить картину жизни ее родной семьи.

Взгляд упал на один из заголовков: "Семья министра в спешке покидает дом с привидениями".

Ребенком она жила в доме с привидениями.

Мысль пришла к ней не как откровение, не как внезапный прорыв в памяти, а совершенно естественно, спокойно, как нечто такое, о чем она знала всегда, неоднократно вспоминала, и таблоид просто в очередной раз напомнил ей об этом. Она перечитала заголовок, всмотрелась в откровенно смонтированную фотографию чиновника, его жены и дочки, в ужасе глядящих на ветхое жилище, над которым взгромоздился огромный рогатый дьявол.

Теперь, поскольку она начала активные поиски в закоулках собственной памяти, воспоминания о раннем детстве постепенно стали медленно просачиваться в сознание. При этом она до сих пор сомневалась, так ли уж нужны ей эти воспоминания о той жизни, которая была до момента удочерения. Разумеется, любопытство было, но его уравновешивало нарастающее чувство страха, складывалось впечатление, что в ее детстве были такие события, о которых лучше не знать вовсе.

Мысленно она уже могла восстановить внешний вид дома - мрачный особняк викторианского стиля, расположенный на поляне в лесу. Дом окружали гигантские старые красноствольные секвойи, значит, это могло быть в Вашингтоне, Орегоне или Северной Калифорнии. Однако каким образом в доме завелись привидения и каким образом они давали о себе знать - она понятия не имела. Ясно было одно: в доме этом было что-то пугающее, нечто такое, что она могла ощутить даже будучи ребенком.

Она не помнила, были ли у нее братья или сестры, но, кажется, с ними жил еще какой-то мужчина. Дядя, может? Или кто-нибудь из старых отцовских армейских приятелей? Она не могла вспомнить, что их с ним связывало, не могла вспомнить даже его имени, но в мозгу четко запечатлелся образ тщательно одетого мужчины с тонкими усиками. Она сомневалась, что он мог быть британцем, но что-то в его облике напоминало ей образ одного английского актера, фамилию которого она тоже забыла.

И там был еще один ребенок, девочка, она жила не с ними, она приходила откуда-то поиграть.

Дон.

Девочка с улицы.

Девочка, на которой она собиралась жениться.

Теперь Лори вспомнила ее, вспомнила имя, но внешний облик странно смешивался, путался с обликом девочки из переулка, девочки из ее снов. Дон оказалась одним из тех аспектов предыдущей жизни, которые не канули в вечность, не были заблокированы наглухо, но в воспоминаниях девочка казалась ей просто ребенком очередной семейной пары бывших хиппи, которые жили по соседству, на той улице, на которой она выросла, и Джош должен был тоже ее хорошо помнить. В этот момент она сообразила, что память переместила эту девочку из одного времени и места в другое. Дон была из другого времени. Из того времени, когда она еще жила со своими настоящими родителями.

В памяти возникла картинка Дон - вот она стоит между двумя секвойями, улыбается и манит за собой в лес.

По мере воссоздания подробностей размеры сцены постепенно увеличивались. Ей не разрешалось ходить в лес, окружающий дом. Родители внушили ей глубокий страх перед лесом, и с того момента, когда ее начали выпускать играть перед домом, она живо рисовала в своем воображении всяческие опасности, подстерегающие ее там, в темном лесу. Дон прекрасно знала, что Лори нельзя ходить в лес, но все равно манила ее, обещая веселье, развлечения и дружбу на всю жизнь.

Она не поддалась - в этот раз нет, - но Дон не оставляла усилий, и в душе Лори шла перманентная борьба между родительским запретом и дружеским желанием.

Имела ли Дон какое-нибудь отношение к смерти родителей?

По какой-то причине Лори считала, что да. Каким образом маленький ребенок мог иметь отношение к убийству двух взрослых, оставалось не совсем ясным, но тем не менее это ощущение не проходило.

Убийство двух взрослых?

Да.

Это становится уже немного слишком.

Лори допила кофе, выбросила пластиковый стаканчик в урну у входа в маленькое кафе и постаралась сосредоточиться на "здесь и сейчас", сконцентрировать внимание на улице, магазинах, идущих мимо людях и постараться не думать о вновь обретенных воспоминаниях.

Час назад, полчаса назад ей и в голову не могло прийти, что она - чья-то приемная дочь. А теперь она уже открыла для себя совершенно иную историю собственной жизни, историю, о существовании которой она и не подозревала и которая поворачивала всю ее судьбу под совершенно иным углом.

Нет, это слишком много, слишком много для нормального восприятия. Сейчас она уже не в состоянии это осмыслить. Нужно какое-то время, чтобы разобраться.

Лори решила вернуться в "Графство". Обойдя квартал, она толкнула входную дверь и оказалась в книжной лавке. Джош общался с посетителем, похожим на Дуга Хеннинга, но как только увидел ее, извинился и поспешил навстречу.

- С тобой все в порядке? - озабоченно спросил он.

- Да, все нормально, - улыбнулась она. - Занимайся покупателем.

- Подождет.

Она почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Биологически родственный или нет, он все равно был ее братом, единственным братом, которого она знала, и хотя Джош мог быть и занудой, и большим оригиналом в разных смыслах этого слова, она была счастлива, что он у нее есть. О лучшем или более заботливом брате она и мечтать не могла.

- Я тебя люблю, - произнесла она, обнимая его. По щекам катились крупные слезы. - Я люблю тебя, Джош.

- Я тоже тебя люблю, - стиснул он ее в своих объятиях.