- Убейте его! - визжала Донин с тротуара. - Убейте его!
Ошеломленный, он даже не успел встать на ноги, как банда уже налетела на него. Он понял, что они - с Другой Стороны. Он видел странные волосы, странные лица, видел невообразимого цвета глаза. Напрягшись, он постарался лягнуть ближайшего из нападавших, но тот без труда увернулся, и вся орава бросилась пинать, бить, царапать его. Дэниэл прежде всего старался защитить лицо и живот, поэтому плохо видел, что происходит.
Несколько сильных рук подняли его в воздух, и твари впились в тело зубами.
Острые как бритва клыки располосовали руку, разодрали лицо. Он заорал от невыносимой, нечеловеческой боли. Тут же боль пронзила бедро. Из перекушенной артерии сильными толчками хлынула горячая кровь.
Его поедали заживо. Несмотря на дикую боль, несмотря на льющуюся ручьями кровь и облепившую толпу хищников, он все еще видел Донин и ее лицо, расплывшееся в ухмылке. Если бы его спросили в этот миг о последнем желании, его единственным желанием было бы увидеть ее смерть.
Но никто не собирался интересоваться его последним желанием.
Он чувствовал гибель своего тела, чувствовал, как жизнь оставляет его с последними слабеющими ударами сердца, чувствовал, как отказывается работать мозг, но шок и боль отступали перед наступающим просветлением, ощущением невесомости по мере того, как душа освобождалась от своего тяжелого плотского обиталища и поднималась, ничем не отягощенная, в воздух. Переход от жизни к смерти не сопровождался какой-то трансформацией; не возникло ни малейшего провала в мыслях, никакого изменения в самоощущении. Все равно что сбросить обувь и пойти босиком Или раздеться донага. Различие оказалось сугубо внешним, потерей облачения, а не сущности.
Он уже видел под собой свое тело. Видел, как твари в плотных куртках поедают его останки, видел Донин, сияющую победной ухмылкой. Она тоже его видела. В тот момент, когда некая могучая сила вытягивала его, как магнитом, из телесной формы, она насмешливо помахала ему рукой. Он подумал о Марго и мгновенно оказался в ее спальне, в ее постели, рядом с ней. Между ними больше не существовало барьера. На долю секунды он успел почувствовать ее запах, прикоснуться к ее лицу, ощутить гладкую упругость ее груди.
Затем та же сила выдернула его обратно и пробросила сквозь Дом в Дом на Другой Стороне.
Это тоже произошло в мгновение ока. Не было никакого полета в пространстве, никакого мрака, сквозь который он бы промчался. Только ощущение вакуумной дыры, всосавшей его. Спальня превратилась в Дом, и тут же он обнаружил себя лежащим на полу на Другой Стороне.
Он быстро вскочил на ноги. Дом, в котором он оказался, был идентичен тому, в который он выходил из двери кабинета, когда в первый раз встретился с матерью. Никаких внутренних помещений, только одно огромное пространство со стенами того же непередаваемого цвета. Над головой кружились облачка - души, но теперь они казались ему индивидуальными существами, а не просто белыми комочками ваты. Очевидно, он еще не стал одним из них. Он не мог летать, парить в воздухе, поэтому пришлось просто идти в дальний угол помещения, где в том же самом гнезде на яйце сидела его мать, по-прежнему лысая.
Она улыбнулась при его приближении.
- Я умер! - крикнул он.
Она кивнула.
Он забрался в гнездо, обнял ее. Она оказалась плотной, реальной, и в этом было нечто успокаивающее - Марго вдова! Тони остался без отца!
- Здесь время идет быстро, - произнесла мать. - Скоро они будут с тобой.
Жесткие прутья гнезда кололи в бок, но руки матери были теплыми, мягкими, ее улыбка - приветливой. Миллион вопросов роился в мозгу. Он хотел спросить про отца, спросить, где находятся все остальные умершие, есть ли Бог, ад и рай, что ему самому предстоит - реинкарнация, пребывание здесь или перемещение куда-то в другое место, но сильнее всего его обуревала жажда мести, жгучее желание добраться до Донин и отомстить ей, заставить заплатить за все, что она сделала. Пускай он умер, но не утратил способности переживать человеческие эмоции. Ощущения покоя, любви и теплого чувства умиротворенности он не испытывал вовсе Он ненавидел эту суку.
Он жаждал ее смерти.
- Почему я здесь? - спросил он мать. - Здесь мне предстоит провести всю мою. , загробную жизнь?
Она вытащила откуда-то из гнезда розу на длинном стебле и принялась задумчиво жевать ее.
- Ты все еще в Доме, - сказала мать. - Похоже, он не намерен тебя отпускать.
- Это хорошо или плохо?
- Это... интересно.
- Что было с тобой?
- После того, как меня убили? Он кивнул.
- Меня отпустили мгновенно.
- Ты... попала сюда?
Она рассмеялась и покачала головой. Смех ее был как музыка.
- На самом деле меня здесь нет.
- А где ты?
- На Другой Стороне.
- А мы сейчас где? Мне казалось, это уже Другая Сторона.
- На границе. На Другой Стороне границы, и тем не менее еще на границе. До тех пор, пока ты не окажешься полностью на Другой Стороне, ты можешь вернуться. Ты уже умер, но еще не совсем свободен... от того мира. В этом-то весь интерес.
- Я решил, что Дома уже полностью зарядились энергией. Решил, что барьер уже снова на месте и ты... мы не можем перемещаться туда-сюда.
- Ты все еще часть Дома. Барьер не мешает тебе. Очевидно, ты еще нужен Дому.
- Но барьер ведь действует, да? И оттуда уже ничто не может просочиться?
- Нет, - взъерошила она ему волосы.
- А как же те... твари, которые убили меня?
- Видимо, они застряли там, когда барьер был ослаблен.
- Боже, как же Марго и Тони!
Она успокаивающе положила ладонь ему на руку.
- Эти создания скорее всего спалили себя, сражаясь с тобой. Они там - как рыба на песке. Они не держатся долго. Миры на самом деле несовместимы, - с улыбкой закончила мать.
- Это хорошо.
- Да.
- А где Биллингс?
Улыбка на лице матери погасла, впервые она показалась Дэниэлу встревоженной.
- Его не стало.
- Я знаю, что он умер. Я о другом. Где его призрак, или душа, или...
- Его не стало, - с нажимом повторила мать. - От него ничего не осталось.
- Он...
- Дворецкий и девочка - не такие, как мы. И тут его осенило.
- Если он мог быть убит, значит, ее можно убить тоже! Мать кивнула.
- Поэтому я до сих пор остаюсь частью Дома?
- Возможно. - Подумав некоторое время, она сказала:
- Знаешь, ты можешь ее захватить.
- Могу я ее убить?
- Нет. Уже не можешь. Мог бы, если бы был жив. Мертвым ты можешь только поймать ее, задержать. Даже можешь вернуть ее. Вернуть в Дом и запереть там, лишить ее возможности добраться до твоей жены и твоего сына. - Она посмотрела на него и произнесла так, словно эта мысль только что пришла ей в голову:
- Твой сын. Мой внук.
- Тони, - улыбнулся он.
- Тони.
- Думаю, он бы тебе понравился, мам.
- Даже не сомневаюсь.
Яйцо вздрогнуло и начало поворачиваться. Дэниэл резко встал, теряя равновесие на ненадежной опоре из сплетенных веток. Мать вылетела из гнезда и помогла ему выбраться на пол.
Яйцо еще раз вздрогнуло, завибрировало, задергалось.
В следующий миг оно раскололось, и в нем оказалась... пустота.
Лицо матери озарила блаженная улыбка. Она начала таять. По мере того, как она становилась бесплотной, Дэниэл мог видеть, как возвращаются ее волосы и она все больше становится похожа на ту, которую он помнил живой. Он потянулся к ней, но руки прошли одна сквозь другую, не соприкоснувшись.
- Я тебя люблю, - сказала мать. - Мы все тебя любим.
- Я тоже тебя люблю.
- Мы встретимся... - начала она, но не успела закончить фразу, растаяв.
В Доме потемнело, словно вдруг повсюду выключили свет. Дэниэл почти ничего уже не видел вокруг. Он ударился в панику, не зная, что делать, но вспомнил Тони, вспомнил Марго - и оказался дома, в своей спальне, у изножья кровати, на которой спала Марго.
Он растерялся. В глубине души, несмотря на весь свой поверхностный скептицизм и прагматизм современной жизни, он полагал, что после смерти все становится явным. Он надеялся, что перед ним тут же раскроются все тайны мироздания и метафизики, над которыми бьется человечество на протяжении всей своей истории и которые лежат в основе всех религий, он станет мудрым, просветленным, любящим существом, во многом отличающимся и во многом превосходящим того обыкновенного среднего парня, каким он был при жизни.