Поскольку среди навязанных ей спутниц она должна была оставаться той, кто постоянно бросает вызов айло-хинам, она сочла за лучшее выглядеть и безобидной, и беззащитной, потому ее рост остался маленьким, кости хрупкими, груди небольшими. Она заострила черты своего лица и добавила в глаза янтарного пигмента. Волосы стали рыжими, короткими и шелковистыми, похожие на раковины уши плотно прилегали к черепу. Врагам айлохинов она со своей золотистой гладкой кожей показалась бы юной.
Этими изменениями она удовлетворилась, хоть и оказалась наименее изменившейся из всех членов когорты. Ни преподаватели, ни кто-либо из айлохинов, которые все чаще наблюдали за их обучением, не дали ей указаний добавить какие-то новые изменения, так что она приняла эту физическую форму как свою полную и окончательную.
«Явитесь ко мне», – еще раз повторила преподавательница философии.
Мысль оставалась такой же безмятежной, привкус меди не стал сильнее, чем прежде. Ничто не отличало этот вызов от бесчисленных тысяч предыдущих.
Если не считать того, что преподавательница философии еще никогда не вызывала их дважды на одно и то же занятие.
Именно в этот момент она поняла, что их вызывают не просто на контрольную по философии, но на третий Судный день – последний, который им предстоит пройти в качестве учениц.
Остальные, видимо, тоже увидели предостережение в этом втором вызове – и сделали собственные выводы. Действительно, две самых отважных ускорили шаги, стремясь поскорее встретиться с трудностями, а три самых задумчивых осмелились немного их замедлить.
Не будучи ни отважной, ни задумчивой, она шла с прежней скоростью, но чуть вышла из своей оболочки, постаравшись уравновесить себя и развернув по возможности свою защиту. Конечно, она не могла предугадать, какое испытание устроят им айлохины на этот раз. Однако опыт предыдущих двух Судных дней показывал, что стоит быть как хладнокровной, так и готовой на всех уровнях.
Позади двух сестер и впереди трех она свернула за угол в другой коридор. Босые ноги скользили по ледяным камням, в воздухе парили мельчайшие кристаллики льда. Вход в зал испытаний чернел впереди и, по ее ощущениям, был лишен какой бы то ни было энергии.
Состояние полного отсутствия энергии невозможно – так учили ее преподавательницы, каждая по-своему. Но преподавательница философии добавляла к этому: «Для айлохинов невозможного нет».
Две первые чуть замедлили шаги. Одна оправилась уже в следующее мгновение. Пылая энергиями, она вошла в пустоту и исчезла. Чувства оставшихся не позволяли определить, была ли она уничтожена или просто вышла за пределы их восприятия.
Пока не позволяли.
Вторая из отважных подошла к пустоте, плотно свернув и затаив свои энергии, и была в свою очередь проглочена, исчезла, словно никогда и не существовала.
Она, третья, не спеша и не замедляя шага, продолжала идти вперед, не снимая зашиты и чуть отдалив свою суть, удерживаясь за оболочку лишь тончайшей нитью мысли. Обледенелые камни рвали подошвы, легкие с трудом справлялись с густым воздухом. В самом глубоком и защищенном тайнике своей души она представила себе айлохин-байлеля, прекрасного и покоренного, своим танцем изменяющего пустоту.
А потом она вошла в тень, и все ее восприятие прекратилось.
«Пробудись».
Она послушалась, открыв свое восприятие на всех уровнях. На помосте перед ней стояла преподавательница философии, доминанта, пряча руки в рукавах серого одеяния. Подчиненный стоял на коленях подле нее, опустив голову и закрыв глаза.
Больше никого в Зале Испытаний не было.
«Благословенные айлохины, Мастера Уничтожения, довольны тем, что ты прошла в эту дверь, – прозвучала безмятежная мысль преподавательницы философии. – Тебе следует немедленно пройти в родильный зал и приготовить сосуд, который ты взлелеяла».
Сосуд был готов. Она сделала его аккуратным и гибким, с длинными рыжими волосами и гладкой золотистой кожей. Кисти его рук были продолговатыми, стопы небольшими, фигура стройной. Стоя, он должен был оказаться только чуть выше нее.
Но это должно было произойти позже.
Сейчас сосуд лежал там, где она положила его на плитки пола. Она бережно закрепила голову в зажиме, а потом сосредоточилась на остальных путах, закрепив сначала правое запястье, затем левое, сплавляя цепь с полом. Точно так же она скрепила его щиколотки, а потом установила скобу на стройной талии. Усилием воли она прикоснулась к каждому из фиксаторов, проверяя, что они действуют, а потом опустилась на колени.
Плитки у нее под коленями были теплыми. Остальные чувства определили, что они гладкие и отражающие, специально чтобы никакой предприимчивый тумзалиат не смог закрепиться даже частично вне приготовленного для него обиталища.
Чуть отойдя от своей оболочки, она заглянула глубоко в сосуд, выискивая какие-либо пороки. Связующая фраза уже была запечатлена на клеточном уровне, биологические процессы подготовлены к физическому соединению. Автономная система функционировала безупречно и почти замурлыкала, переходя под ее управление.
Настало время.
Свернув свои энергии, она включила точку доступа, изменила фазу и вошла в малый эфириум.
Темная и скрытная, она парила в нем, а вокруг беззаботно резвились тумзалиаты. В процессе подготовки она изучила обитателей малого эфириума и остановилась на одном из них как на подходящем. Конечно, это не был великолепный дикий залиат, но для тумзалиата он был неплох. Немного менее неосторожный, чем остальные ему подобные, с приятно упорядоченными эманациями и прочной слитностью. Подходящий инструмент для такой, как она.
Она была терпелива. Она была хитроумна, а тумзалиат – нет. И наконец ее избранник в танце оказался рядом с ней.
Она стремительно развернула свои энергии, выбросив их наружу и кругом, твердо и властно. Она не играла с тумзалиатом, не позволяла ему питать ложную надежду на побег. Она не разрешила ему рисковать уничтожением при соприкосновении с полем удержания. Она просто продемонстрировала свое превосходство и не дала ему иного выхода, кроме как подчиниться ее воле.
Тумзалиат закружился, отпрянув к дальнему краю ее поля, испытывая ее силы. Эта демонстрация отваги порадовала ее, но не помешала сжать поле, неотвратимо направляя пленника к…
Энергии в эфириуме резко изменились, по вялым линиям силы прошла волна.
Внутри напряженных прядей ее сети тумзалиат закружился, усиливая свои энергии. Ее восприятие сбилось, она почувствовала, как нагреваются линии силы. Яростно сосредоточившись, напрягая волю, она толкала тумзалиата в поле выхода. Очевидно, линии реагируют в такт ее энергиям. Необходимо было уходить – и быстро.
Так! Ее избранник оказался внутри поля исхода. Она включила портал. Энергии вспыхнули и смешались: казалось, тумзалиат рванулся в отверстие, так что ей пришлось расширить свое поле – оно стало тоньше, чем ей хотелось бы, и почти не направляло его. Инерция вытянула ее наружу и бросила вниз.
Поспешной мыслью она закрыла за собой портал и упала в свою оболочку так стремительно, что ощутила вспышку боли, и тут же подавила ее, очищая свое восприятие.
Лежащий перед ней сосуд удерживал слабое свечение сущности тумзалиата. Автономная система на мгновение пошла вразнос. Она рассеянно выправила ее – и сосуд содрогнулся, пытаясь высвободиться из своих оков.
Его грудная клетка расширилась, рот судорожно открылся…
Но крика рождения не последовало.
Она поспешно проверила автономную систему. Заглянув глубоко в сосуд, она убедилась, что время настало, независимо от того, кричит он или нет. Она оседлала стройные бедра, глядя сверху вниз на замкнутое, суровое лицо…
Глаза стремительно открылись – кобальтово-синие и полные разума. Его взгляд встретился с ее взглядом и не дрогнул, хотя тело тяжело дышало, дрожа от силы этого неизданного крика. Она ощущала, как смятение тумзалиата растет, приближаясь к опасному уровню, от исчезновения привычного восприятия, сменившегося сигналами от незнакомых органов чувств.
