– Говорю я, пилот. Он склонил голову.

– Прошу меня простить.

– Так, – проговорила она после короткой паузы. – Ну, так уж получилось, что бездумность в данном случае я готова признать и – с некоторыми оговорками – даже соглашусь, что участвовала в драке, поскольку вы можете видеть, что я провела удар-другой… – Она приподняла с коленей руки с ободранными костяшками. – Но вот пьянство я отрицаю. – Она посмотрела на себя, потом – на него, и чуть наморщила нос. – Несмотря на свидетельства об обратном. Потому что мне не хотелось бы, чтобы вы, пилот, сочли меня настолько погибшей для цивилизованности, чтобы использовать «Калфер Шимни» подобным образом.

Он кашлянул.

– Что случилось? – спросил он, с горечью сказав себе, что это следовало бы сделать с самого начала. – Если это не секрет.

– Я встретилась в порту с Дядей и решила, что он может отвлечь меня от неприятных мыслей, – сказала она. – Так уж случилось, что на нем были смартнити, и местные их заметили, после чего весь бар на нас ополчился, а миротворцев вызвали для того, чтобы прекратить мятеж. – Она криво ухмыльнулась. – К этому времени Дядя скрылся, как мне и следовало бы ожидать. А я успела сделать всего три глотка из рюмки!

– Ваш дядя оставил вас… Она снова вскинула руку.

– Не мой дядя, – пояснила она. – А тот самый Дядя. Но славному и воспитанному мальчику из хорошей и законопослушной семьи не стоит знать такого об изнаночной стороне галактики.

Приложив ладони к краю фонтана, она поднялась на ноги и глубоко вздохнула.

– Идемте домой, – сказала она. – Пилот.

В ее комнатах на территории гарнизона имелся паровой очиститель, и этой сказочной роскошью она была счастлива воспользоваться, как только избавилась от мальчишки. Открытую насмешку на широком лице охранника в коридоре она решила не замечать.

Ей понадобилось три цикла паровой обработки, чтобы выгнать из пор кожи пот, спиртное и бешенство. Четвертый помог ей избавиться от острой боли от многочисленных царапин и ссадин. Включение пятого было уже чистым сибаритством, и она стояла, закрыв глаза, и представляла себе, как пар пробирается внутрь через ее уши и расправляет складочки в… в том, что заменяет ей мозги.

«Тебе было скучно, пилот?» – спросил Джела, который был одновременно слишком близко и слишком далеко.

– Мало мне было одного призрака? – ответила она, стараясь говорить сердито – без особого успеха.

И, по правде говоря, в его словах был смысл. Ей следовало бы знать, что с Дядей пить не следует, и она чертовски хорошо знала, что ему не следует оказывать услуги. С этой точки зрения можно было только радоваться, что местные оскорбились видом смартнитей и подняли крик раньше, чем она согласилась увести Далей и ее отряд из-под носа у Веллика.

Тем более что все это казалось в лучшем случае бессмысленным при том, что захваченная врагом зона расширяется экспоненциально, и простые смертные, будь они серийниками, Артикульными солдатами или природными людьми, ничем не могут ему помешать.

Одна только численность…

Она содрогнулась, снова увидев, как они выходят из шахт нескончаемой цепочкой черной, торжествующей смерти. И несмотря на всю свою мошь, они были почти людьми – а потому наименее опасными, из всего, чем располагал враг.

Она видела пожирателя миров вблизи и настолько четко, как ни одному психически нормальному человеку видеть не захочется. Ей знакомо было тошнотворное чувство, когда корабль выпадает из прыжка за многие световые годы до порта, в который уже никогда никому не прийти.

Джела утверждал, что враги когда-то принадлежали к человеческому роду, но даже если это и было так, сейчас они превратились в нечто совсем иное. В нечто сильное и всеобъемлющее.

В нечто непобедимое.

Даже Джела это признавал – и она по его лицу видела, чего ему стоили эти слова.

Когда цикл отключился и пар начал уходить, она подумала: а вообще говоря, что делает человечество особо достойным сохранения и продолжения? Если враги изготавливают биологические создания и умные устройства, которые выполняют тяжелые работы, почему это хуже, чем когда те же операции выполняют так называемые природные люди Ветви Спирали? Если враг жестоко обращается со своими созданиями… Ну, так вспомним жизнь обычного серийника! И если враг жесток, то измерим жестокость, которая создала человека – внимательного, умного и способного, чей вкус к жизни был шире самих Глубин – и при этом позаботилась о том, что он умрет прежде, чем успеет додуматься до того, как повредить своим создателям в такой степени, в какой они этого заслуживают!

Она содрогнулась. Пар исчез, плитки начали остывать. Она вытащила из шкафчика халат и набросила его, с удовольствием почувствовав прикосновение велюра к коже.

Завязывая пояс на талии, она вышла из ванной и остановилась, чувствуя, как у нее на руках топорщатся волоски, в груди перехватывает дыхание и сжимается сердце… И все это было лишь глупой женской слабостью.

– Ты! – сказала она и спрятала руки в карманы халата.

Ее пальцы сжались в кулаки, она ощутила боль в сбитых костяшках.

Руул Тайазан повернулся от окна и поклонился, низко и почтительно.

– Приветствую вас, госпожа.

Он выпрямился, гибкий и красивый. Рыжие локоны рассыпались по его щекам, лицо было нестареющим и гладким.

– Ты! – повторила она и сама услышала, каким резким стал ее голос. Она сделала один неспешный, глупый шаг вперед. – Ты позволил ему умереть!

Темно-синие глаза встретились с ее взглядом – и она прочла в них искреннюю печаль. Когда он ответил, его голос звучал мягко:

– Он выбрал, госпожа. Вы его слышали.

– Он сделал выбор из двух вариантов, которые ему предложили – но кто утаил третий? Вы могли дать ему хорошую, долгую жизнь…

– Нет. – Он поднял руку, и рубиновое сияние возникло вокруг черного кольца у него на указательном пальце. – Простите меня, госпожа, если то, что я скажу, еще сильнее вас ранит. Однако единственный, у кого есть возможность прожить хорошую долгую жизнь по окончании нашего нынешнего дела, – это… вы.

Она закрыла глаза и внезапно оказалась ближе к слезам, чем к нанесению физического ущерба.

– Мне это не нужно, – прошептала она.

– Знаю, – отозвался он мягко. – Удача кружит там, где захочет, и даже великие айлохины, которых вы называете шериксами, не могут навязать ей своей воли или прозреть сквозь нее то, что будет.

– Что делает ее ненадежным оружием, да? – огрызнулась она, снова открывая глаза, чтобы возмущенно посмотреть на него.

Он чуть поклонился, принимая вызов и нисколько не смущаясь.

– Действительно. Самым ненадежным из всех оружий. И если бы существовало другое, которое могло бы… – Он провел руками в странном жесте, словно успокаивая сам воздух. – Сейчас бесполезно обсуждать то, что могло бы быть. Курс задан. Шериксы наступают все быстрее. И мы очень скоро подойдем к решающему моменту.

– Поэтому ты здесь, – сказала она, вздохнула и обвела комнату внимательным взглядом. – И если уж речь идет о доказательствах и моментах, то где находится твоя собственная добрая госпожа?

– А! – Он наклонил голову. – Она пала во время нашего бегства от айлохинов, однако успела нанести удар, который останется в памяти.

Еще одна потеря в списке слишком многих ушедших. Хотя Кантра никогда не испытывала к этой даме симпатии или доверия, она поклонилась и отдала ей полную меру должного почтения.

– Мои соболезнования, – официально проговорила она, – в вашей потере.

– Потери не было, – ответил он, – ибо она со мной. Как Джела был с ней, да и Гарен тоже. Подумав об этом, Кантра повела плечом:

– Невеселое утешение, как сказала бы моя приемная мать.

– Однако все же утешение, которое я не стану отвергать.

– Ну что ж. – Она осторожно вытащила руки и карманов халата и размяла ноющие пальцы. – Тебе будет приятно узнать, что задание, которое ты нам дал, выполнено. Сам ученый, со всеми его идеями и работой в руках и голове, лежит в комнате, которая находится дальше по коридору. Я могу сообщить тебе, что Джела считал себя принесшим ему присягу, но, поскольку сам он не в состоянии закончить дело, возможно, ты найдешь какое-то полезное тебе применение – как для самого человека, так и для его работы.