Вот вроде бы и не велик Франкфурт, как город. В два раза меньше моего Свердловска по населению, а живёт заметно веселее. Этот факт просто бросился в глаза сразу же, как только мы добрались до Музейной набережной. Ничего подобного в СССР мне увидеть не доводилось. Оба берега реки были украшены и иллюминированы, как новогодние ёлки. А вокруг десятки, а то и сотни тысяч празднично одетых немцев.
— Павел, мы тебя там подождём, — счастливая и уставшая Иринка показывает на ярко украшенный навес, с многочисленными столиками. Находились ребята. Оба берега, на восемь километров — один сплошной праздник. У меня запал ещё не кончился. Ношусь по стендам, лавкам и выступлениям музыкальных групп. Идти на фестиваль Майна сил уже ни у кого не осталось.
— Вы там место выберите, чтобы салюты оттуда можно было смотреть, — советую я ей, прикинув по времени, что до начала фейерверков осталось полчаса. Наши девчонки должны быть мне благодарны. Это я их убедил, что туфли на высоком каблуке — совсем не та обувь, в которой они смогут выжить до окончания массовых гуляний.
Слежку за собой я обнаружил перед самым салютом, когда совсем стемнело. Зрение у меня такое. Позволяет в темноте видеть не хуже, чем днём. А вот агенту пришлось ко мне приблизиться почти вплотную. После изучения мной стеклянных витрин, с экспонатами народных промыслов, нарисовался и его напарник. Не рассчитали они, что их неприметная одежда на празднике будет бросаться в глаза. Да и на темноту чересчур понадеялись, когда один лёгким кивком показал второму, где я нахожусь.
— Похоже, "Штази", — подумалось мне, когда я разглядывал агентов. Есть некоторые мелочи, которые вроде и не бросаются в глаза, но подсознательно фиксируются зрением. Кроме военной выправки и короткой стрижки, я отметил у одного из агентов высокий тугой воротник рубашки, который ему не мешал, что уже для меня странно, и ботинки у второго, очень похожие на офицерские. На западных немцев я за эти дни вдоволь насмотрелся. Тут такую обувь сейчас не носят.
Плохо дело. МГБ ГДР, в простонародье "Штази" — спецслужба очень серьёзная. Одна из лучших в мире. Понимаю, что им до меня никакого дела нет. Попросили их коллеги из КГБ за мной присмотреть, они и присматривают. А я, наивный уральский юноша, ещё удивился, что же это к нам не прицепили никакого сопровождающего. Оказывается, вот оно как.
— Кое-как для тебя стул сохранили. Тут кто только на него не покушался, — улыбаясь, сообщил мне Алексей, пока ребята разбирали со стула сумки, освобождая мне место за столиком.
— Что тут вкусного дают? — поинтересовался я, устраиваясь поудобнее, и в отражении на зеркалах бара, наблюдая за теми, кто за мной следит. Нет у меня желания их расстраивать. Уважаю я немцев из ГДР. По мне, так они самые надёжные союзники СССР. И где-то подспудно меня давит Память. Мы, русские, их предали. Вывели свои войска, а в поддержку друзей даже слова не сказали. В результате демократия сработала так же, как всегда. ГДР вошла в состав ФРГ (немцы это почему-то назвали воссоединением, но по факту — именно в состав) без всяких референдумов и прочей демократической чепухи, которую так любят самые демократичные на земле люди из самой демократической страны в мире. И никого это не удивило. А вот Крым… Да пофиг тем демократам, что там всё прошло по закону — это же не Германия, и не Югославия. Вот такая она, эта демократия… толерантная, когда надо…
— Попробуй штрудель с вишней, — советует мне Ольга, закатывая глаза к потолку, — Ничего вкуснее в жизни не ела.
С Ольгой, одной из наших солисток, у меня сложные отношения. Я пообещал ей, что она станет звездой. Потенциал у девушки огромный. Я себя считаю неплохим музыкантом, но всё-таки я не настолько гениален, чтобы дать ей раскрыться полностью. Есть в музыке такое ощущение, что иногда ты исполнение другого человека воспринимаешь, как откровение, и в какие-то моменты понимаешь, насколько это круто. Словами передать это трудно, но я попробую.
Вот мог бы я в своей первой жизни писать такие тексты — стал бы самым матёрым рэпером в своей стране.
На музыку и аранжировку в этом стиле и моего таланта хватит. Главное — наглости побольше, и студию получше. В рэпе совсем не боги горшки обжигают, далеко не боги…
До начала салютов успеваем договориться, что сразу после них бежим на трамвай. Время уже позднее, а такси тут дорогие.
Номер в гостинице у нас с Николаем на двоих. Пока Коля был в душе, я, не включая свет, постоял у окна. Рассеянный облаками свет Луны позволяет мне видеть всё, словно днём. Я смотрел, как те двое, что за мной следили на набережной, пошли к телефонной будке. Минут через пять они вернулись к гостинице, сели в серый "Фольксваген Жук" и уехали в сторону выезда на автобан. Номер запоминаю машинально. Пригодится.
Утро. Сижу после тренировки и душа в кафе при гостинице. Тренирую Ольгу, нашу солистку, в правильном использовании немецких глаголов. Недели три назад мне всё-таки пришлось применить к ней заклинание Концентрации. Никак ей не давались ни тексты песен на английском, ни тот минимум немецкого, с которым она хотя бы не потеряется в этой стране. Зато теперь она бодро лопочет с персоналом студии и даже пробует читать немецкие газеты и журналы.
Вчера Ольга успела где-то купить журнал "Бурда Моден", и теперь, захлёбываясь от восторга, присела мне на уши, чтобы выплеснуть свои впечатления. Я заставляю её переводить свои восторги на немецкий язык, поправляю ошибки, и демонстративно затыкаю уши, когда она пробует перейти на русский. Полчаса уже забавляемся. Внезапно Ольга сбивается, а потом и совсем замолкает, глядя куда-то в сторону. Машинально повернувшись, вижу Ханса Баумгартнера, который тоже меня заметил и пробирается по залу к нашему столу.
— Представишь меня девушке? — спрашивает Ханс, после того, как мы с ним заканчиваем ритуал приветствий.
— Мм, даже не знаю. Ты всего-то лишь один из известных немецких спортсменов, а она — будущая мировая звезда эстрады, — задумчиво тяну я, и прыскаю в кулак, увидев озадаченные лица обоих. Немец, поняв, что его разыграли, хлопает меня по плечу и в голос хохочет, а Ольга, перестав краснеть и покрываться пятнами, начинает неуверенно улыбаться.
— После такой рекомендации я просто не могу не пригласить вас вечером в ресторан, — выдаёт Ханс, задумавшись на пару секунд, а потом решительно тряхнув головой. Он чему-то улыбается, и пытается состроить невинное выражение лица. Лицедействующий спортсмен — это забавное зрелище. Наверняка же что-то задумал. А то я не успел заметить, как он на мгновение даже глаза прикрыл, восторгаясь собственной хитростью и гениальностью.
— Ольга, ну что, объедим вечером зажравшегося капиталиста? — прихожу я на помощь девушке, которая явно тормозит. Она часто-часто кивает, заворожено глядя на немца.
Упс, а Ханс-то, с их, женской точки зрения ведь действительно хорош. Этакая почти двухметровая арийская бестия, в блондинистом варианте. Лицо, правда, топором рублено, но для мужика оно вполне нормальное. Вот немкам в этом плане не шибко везёт. Приличные фигурки у них ещё нет-нет, да наблюдаются, а вот мордашки… Вчера весь вечер высматривал, но так красивых женских лиц и не увидел, — Тогда иди, готовься. Мы тебя часов в семь заберём.
