— Павел, а можно с этой гитарой тебя завтра к нам пригласить. Пойми, рассказывать я долго могу, а вот увидеть и почувствовать разницу, да и музыканта послушать — это для наших мастеров очень важно. Уверен, что после такого разговора, как ты мне сейчас всё объяснял, у них много чего в голове поменяется и отношение будет совсем другое.

— Лучше бы кто-то за мной на машине заехал. Я тогда усилитель прихвачу, — кивнул я на свой Регент, — Сразу буду показывать и объяснять откуда у гитары что в звуке берётся. А заодно и разницу в звучании послушаем. Было бы совсем здорово, если бы вы вот этот датчик на одной из Тоник развернуть успели, — постучал я по датчику у струнодержателя, или как его позже стали называть, бриджа, — Забавный эксперимент получится. Разницу сразу можно будет услышать. Гитара звонче станет и разборчивость улучшится. Но я только в три часа дня могу в ДК подъехать, до этого занят буду.

— Отлично, тогда завтра в три. Про форму гитары тоже интересно твоё мнение было бы узнать. Подумаешь? — явно с подначкой задал вопрос конструктор. Задело его, что я их Тонику назвал некрасивой. Хм, а я ведь ещё мягко высказался… Реально уродская у неё форма.

— А почему бы и нет. Сделаю пару набросков, — отозвался я, вспомнив свои фантазии на темы электрогитар. Всегда хотел посмотреть, как будет живьём выглядеть двурогий Телекастер. Его стандартная форма мне никогда не нравилась, а вот если сделать два пропорциональных рога, то должно получиться очень даже прилично и без лишнего выпендрёжа, — Только тогда уж и вы красное дерево на корпусе и клён на грифе не закрашивайте краской и головку грифа дешёвой пластмассой не обклеивайте. Оставьте красивое дерево под прозрачным лаком.

На следующий день был показ гитар в Красном уголке — зале мест на сто. Вместо планируемого часа просидели до шести вечера. Рабочий день давно закончился, а люди не расходились. Вопросы, порой самые неожиданные, разбирали тут же, на месте. Попутно выяснили, что изменение корпуса даст существенную экономию дорогого и дефицитного бука, а замена допотопного струнодержателя снизит вес гитары и её себестоимость. Оказывается пластик с «искрой» покупали за рубежом, за валюту от экспорта клавишных инструментов. Никто даже не задумывался над тем, что такое «украшение» давно вышло из моды. Изначальный скепсис о том, где брать комплектующие, удалось победить. Я пообещал, что переговорю с директором соседнего завода «Пневмостроймашина». За серийное производство не ручаюсь, но образцы нам точно сделают.

— А он тебе кто, родственник? — нехорошо улыбнулся один из мастеров, когда услышал от меня такое заявление.

— Нет, он просто мой директор. Я там работаю. Недавно назначен начальником отдела по разработке товаров народного потребления, — ответил я, не уточняя, что весь этот отдел состоит из меня одного. Так получилось, что после выставки меня повысили в должности. Комсомолка на весь завод растрепала про разговор с Ельциным, да ещё заказов мы притащили на полгода вперёд. Посторонней работой меня загружать не стали, но директор ясно дал мне понять, что минимум две-три новых идеи в месяц он ожидает. С чертежами и образцами. Вот и отрабатываю задание. Зачем голову зря ломать, если потенциальный заказчик у нас прямо за забором находится.

С замом по производству мы быстро общий язык нашли. Хватило одного моего вопроса про то, что у него из оборудования не загружено. Когда он сообразил, что я в своих проектах предлагаю отталкиваться от его трудностей, то диалог начался вполне продуктивный. Список станков, которые можно смело загружать работой, он мне за пять минут надиктовал.

— А седло-то зачем переделывать? Можно и наше оставить, — один из работников рассмотрел весьма похожую деталь на всех гитарах.

— У вас струны проходят по мягкому железу. Плохой материал. Латунные сёдла дают хорошо сбалансированный тон с равными порциями высоких, средних и низких частот. Сталь холодной закатки ярче, чем латунь, придаёт звуку перкуссивность. Нержавейка даёт более ярко выраженную середину, чем латунь. Термически обработанная сталь похожа по свойствам на нержавейку, но гитары с такими бриджами звучат теплее. Титан очень похож на латунь, но отличается искристыми верхами. Алюминий — самый яркий сплав. Много верха, хороший низ, но немного провалена середина. Надо будет поэкспериментировать с материалами, заодно и вес бриджа увеличим, он на сустейн положительно влияет. Пусть гитара поёт, нам банджо изображать ни к чему.

— И когда соседи нам комплектующие сделают?

— Завтра смогу точно ответить, а если навскидку прикинуть, то за неделю должны управиться, — почти не задумываясь ответил я, собирая в кофр все причиндалы.

— Вот и хорошо, мы тогда через неделю новый корпус изготовим и варианты с другим креплением грифа проработаем, чтобы до двадцать четвёртого лада можно было играть, — вслух высказал Владимир Владимирович свои планы.

Интересная страна СССР. Только у нас музыкальные инструменты могут конструировать и совершенствовать люди, которые даже не имеют представления о том, как на них играть. Собственно, та же самая картина и с эстрадной аппаратурой, и с тренажёрами, да много с чем ещё. Джим Маршалл, руководитель и основатель известнейшей фирмы, производящей эстрадную аппаратуру, сам музыкант. Его инженеры разрабатывают аппаратуру именно под требования реальных исполнителей, а не под ГОСТы и показания приборов. Разница очевидна. Полвека Marshall стеной стоит на сцене в качестве инструментального усилителя у самых известных исполнителей. Внутреннее чутьё мне подсказывает, что из папуаса, который всю жизнь ходит в набедренной повязке, дизайнера верхней одежды не выйдет. Плохо получается что-то изобретать, когда не имеешь даже представления о том, что надо сделать, как и почему.

— Здравствуйте, а Юра дома? — спросил я у полной пожилой женщины, открывшей мне дверь. Юрина мама меня уже не раз видела, когда мы колдовали над микшером, поэтому узнала и пустила в квартиру.

— Дома-то дома, а толку-то. Хотя, если сегодня не продолжит гулянку, то может и прекратит пить, — глядя мне в глаза, сказала она.

— Попробую его в этом убедить, — пообещал я ей.

Юра мне нужен для решения двух вопросов сразу. Мне нужны усилители и я придумал, как снимать алкогольную зависимость. Заклинание пришлось изобретать самому. Когда ко мне вернулись зачатки магии, я озадачился её практическим применением. Ничего особенного я пока накастовать не могу, только самые простые заклинания с минимальным расходом энергии и их передачу исключительно контактным способом. Вчера с метра даже свечку не смог зажечь. Над каналами надо работать и работать, тогда может быть что-то и получится. А пока попробую проверить, что у меня получилось из симбиоза эльфийской магии и метода Довженко.

— Юра, привет. Как жизнь у творческой технической интеллигенции? — прикололся я, увидев его помятое серое лицо, с набрякшими мешками под глазами.

— Лучше бы я умер вчера… — откликнулся мой знакомый алкоголик.

— Вот ты мне ответь, только честно. Тебе самому пить нравится? Только подумай сначала. Мне правдивый ответ нужен.

— Нет. Точно нет, но тут дело такое… Организм иногда просто требует, а я устоять не могу, ну, или кампания соберётся подходящая, тогда тоже отказаться трудно, — высказался он после недолгих размышлений.

— А приляг-ка на диванчик. Я сейчас одну штуку проверю, и если получится, то потом поговорим, — я почти насильно утолкал Юру к дивану и подкинул ему одну из подушек-думочек, чтобы положил под голову, — Лежи, не дергайся. Тут дел на одну минуту.

Ладони положил на виски, пальцами оплёл затылок. Заклинание малого исцеления кастуется быстро. Руки отнял даже раньше, чем обещал — секунд через тридцать.

— А теперь как ощущения? — спросил я подопытного алкаша.

— Ух, блин… Как свежим ветром всего просквозило. Голова не болит, сердце не выскакивает, а вот привкус во рту остался, как будто там кошки нагадили, — заелозил он головой по маленькой подушечке, с явным недоумением фиксируя ощущения.