— Ну что, очнулся наш второгодничек? — с ухмылкой спросил первый из них. Моя вспыхнувшая было радость при виде сородичей мгновенно угасла: похоже, им до этого не было никакого дела…

— Кайто, не надо так его называть, — с укоризной сказал второй, — он только-только сюда прибыл, будь хотя бы чуть-чуть…

— Вот именно, — прорычал таисиан по имени Кайто, — ты только посмотри, какой он здоровый! Где он всё это время был? Либо пьянствовал без просыху, и наконец-то удалось его застать в более-менее здравом уме, либо в Храме Аорташа он был один раз в жизни — когда родился! И вот таких удальцов мне больше всего нравится уму-разуму учить.

— Так, — возмущённо начал я, — во-первых, я не пьянствовал без просыху, — но закончить фразу мне не удалось. Кайто пнул меня ногой в живот, да так сильно, что боль заставила меня завалиться навзничь, свернувшись в позе эмбриона.

— Рот будешь раскрывать, когда тебе разрешат, понял, второгодник? — рыкнул он.

— Кайто, — укоризненно сказал второй, — ну ты перегибаешь палку. Ну, мало ли какие причины…

— Ой, Тойди, вечно ты со своей наивностью, готов объяснить что угодно. А вот пусть знает своё место! Нормальные приходят сюда в 11 лет, в 12, в 13, а этот уже скоро четверть века разменяет. Пусть скажет спасибо, что ему вообще сюда войти разрешили! Да ты посмотри на него: даже сил встать на ноги нет, зато рот готов открывать по поводу и без повода.

Я же, баюкая свой живот, лихорадочно соображал. Судя по всему, это какое-то место в мире духов. И, опять же, судя по их репликам, молодые таисианы приходят сюда, чтобы обрести мудрость и быть готовыми стать взрослыми. Своего рода инициация, посвящение. Да, Сайраш-что то такое упоминал, но кто же мог знать, что это коснётся и меня. А этим двум служакам откуда знать, кто я такой? Как видно, бывают случаи, что попадают сюда таисианы и в таком возрасте. По вышеуказанным причинам пьянства или атеизма.

— Так что поднимай свой хвост, второгодник, и тащи его сюда. Ждать тут тебя никто не будет!

— Да что ж ты злой такой? — ехидно спросил я, глядя на него снизу вверх, — или тебя при жизни сильно обидели? Дай угадаю: твой папаша пропадал на неопределённые и очень долгие сроки. А возвращался в пьяном угаре для того, чтобы выпороть любимого сынка, не так ли?

Слова вырвались помимо воли. Я знал, насколько сильную боль может вызвать такое оскорбление, как знал и то, что расплата последует незамедлительно, но уж очень унизительно было выслушивать все эти речи от служаки, который вообще непонятно как с таким кошмарным характером получил это место. И верно, не прошло и пары секунд, а его нога уже опустилась на мое горло, полностью перекрыв воздух.

— А ну повтори, что ты там протявкал, дрянной мальчишка, — прошипел он. Не могу вдохнуть. Перед глазами пошли тёмные круги, однако спустя пару секунд комнату озарила вспышка света, а через мгновение мне всё же удалось сделать спасительный вдох.

— Кайто, — голос второго ящера теперь был наполнен плохо сдерживаемым гневом, — ты хоть понимаешь, какие наживаешь нам неприятности?! Вот вечно тебе надо докапываться до бедняг, которые по тем или иным причинам пришли сюда позже! Сколько раз я просил Писчего, чтобы он не посылал нас к таким, а тебе все неймётся! А если бы ты его покалечил? Или, что хуже, убил? Особенно сейчас, когда он так уязвим! Ты что, забыл, каких трудов нам стоило получить эти места? Забыл, сколько мы унижались, пока…

— Да хватит тебе! — испуганно вскрикнул Кайто, — понял я, понял.

— А раз понял, — поднимай его, да потащили, нас ждут вообще-то, — гневно ответил Тойди. Зрение мне ещё плохо подчинялось, так что я не видел, как ко мне подошел Кайто. Понял лишь, что меня аккуратно подняли на ноги, а правую руку забросили на чьё-то плечо.

— Ну, ничего страшного, — ласково прошептал мне на ухо его голос, — новоприбывших, как правило, распределяют тем, кто их встретил. А когда ты окажешься у меня в обучении, уж я тебе язычок укорочу…

Шли мы довольно долго, даром что Кайто каждую минуту, желая убедиться, что я идти не в состоянии, отпускал меня и со злорадным удовлетворением смотрел, как я падаю к его ногам. Впрочем, надо отдать должное, после второго раза меня поднял уже Тойди, и дальше мы пошли без особых помех.

В конце концов, мы вышли в зал, где сидел ещё один таисиан, занятый заполнением лежащих перед ним бумаг. Тойди подвёл меня к креслу напротив и аккуратно усадил в него.

— Надо же, какой большой мальчик, — бесцветным голосом заметил писарь, возможно, тот самый Писчий, которого стражи упоминали, — что-то поздновато вы соизволили к нам заглянуть. Ну да что ж поделать, Аорташ в бесконечной милости всех своих детей принимает, когда бы они к нему не пришли, — при этих словах документы, с которыми он работал, отлетели в сторону, а перед писарем лег чистый лист бумаги, — имя!

— Мое?.. — спросил я. Мне всё ещё было трудно соображать.

— Своё я знаю, — так же без эмоций ответил писарь.

— Да… Дамиаш…

Вслед за этим мгновенно последовал звон: писарь, окунув перо в чернильницу, опрокинул её. За моей спиной тоже раздался шум: похоже, один из охранников уронил свою дубинку.

— Дамиаш?! Неужели тот самый Дамиаш?! А ну-ка, — он бережно взял меня за подбородок и приподнял голову, — и ведь верно, глаза-то синие. Ну, это, конечно, все объясняет. Да что ж вы вот так вот, — откинувшись, он полез в свой стол и буквально через пару мгновений дал мне стакан с пенящейся красной жидкостью, — пейте, пейте, вам лучше станет! Сам Дамиаш, да на испытание, ну надо же…

Писарь продолжал восторженно щебетать, пока я пил то, что мне дали. На вкус напиток напоминал газированную воду, и после первого глотка я, наконец, смог сконцентрироваться и собрать мысли в голове.

— Я надеюсь, с нашими проводниками проблем не было, — он строго глянул мне за спину, — вас встретили, как подобает?

Мне не надо было смотреть назад, чтобы понять, что двое несчастных охранников сейчас обливаются холодным потом. Часть меня, особенно до сих пор болевшие живот и горло, мстительно требовали рассказать всю правду. Но стоило ли?

Я не просто так читал откровения в своем мире, откровения, показывающие правду о нашем мире, вернее, о той его малой части, что доступна нашему пониманию. Коснулись они и устройства загробной жизни. И если я хоть что-то верно вынес из них, то души, проходящие службу, должны выполнять свой труд в срок, превышающий человеческую жизнь в десятки раз. Так неужели я позволю допустить, чтобы из-за моей обиды двоих бедняг вновь отправили на самые низы службы? Если я так поступлю, то уж точно заслужу ещё пару хороших пинков. Так что лучшим выходом было бы сказать часть правды.

— Ну… они, конечно, удивились, что я оказался здесь в таком возрасте…

— Иии? — требовательно спросил писарь.

— Ну, они спросили, не пьяница ли я или не атеист…

— Да, такие иногда у нас бывают, — он нетерпеливо дёрнул головой, — и что потом?

— Я сказал, что нет. Они… пожали плечами и отвели меня сюда.

Картинка поплыла перед моими глазами. А в памяти вспыхнул яркий образ:

— …Я не могу обманывать своего папу… — грустно говорит маленькая рыжеволосая девочка.

— А тебе не надо его обманывать, — отвечает ей высокая черноволосая колдунья, — ты просто ничего не говори, и все…

Я тряхнул головой, прогоняя наваждение. Странно, и, главное, как сильно! Словно я снова смотрю этот мультфильм вживую…

— …Понятно. То есть мы не знаем, у кого единственного из представителей нашей расы синие глаза? — донесся до меня зловещий голос Писчего.

— Боюсь, что ваше обвинение несколько несправедливо, — заметил я, решив, что раз начал выгораживать незадачливых проводников, то буду уже делать это до конца, — видите ли, я был так ошеломлён попаданием сюда и своей слабостью, что почти не раскрывал глаз, — я все-таки рискнул обернуться: несчастные Кайто и Тойди стояли по струнке, со страхом ожидая исхода беседы, — так что по глазам они меня точно узнать не могли. Да и представиться мне не хватило смекалки — я был слишком дезориентирован случившимся.