И лишь Милаэль с пузиком наперевес сидел на качалке в углу кухни, куда его все дружно затолкали, чтобы не мешался под ногами и не нервничал. Но зуд любопытства не давал супругу канцлера сидеть спокойно. Если бы не сунутая ему в руки огромная миска с мочеными грибами, Мил подскакивал бы от нетерпения, время от времени слыша мучительные стоны друга. А так только начинал судорожно работать челюстями, хрустя аппетитными груздями.

После пропажи Арэля бывший секретарь особенно сблизился с менестрелем и его ненормальной семейкой, частенько навещая домик в Заповедном лесу. Благо Нувар, беспокоясь о его безопасности, навесил на шею любимому дорогущий телепорт. Так что не приходилось более трястись в карете от самой столицы. Правда, свое сопровождение Милаэль предпочитал оставлять в крошечной деревенской гостинице — не дело тащить в дом друзей охрану. Да и что ему здесь может угрожать — вокруг полно егерей…

Промчавшийся мимо Ляшшарэль сунул коту ломоть вчерашнего хлеба, и Мил, увлеченный шумом в гостиной, даже не заметил, как потянул горбушку в набитый грибами рот.

— Да успокойся ты, — на диво мирно произнесла Сарата, входя в кухню. — Ничего с этим горем луковым не случится. Роды в срок, воды отошли вовремя. Вот-вот родит.

— Но он так стонет… — испуганно проблеял Милаэль, кося глазом на свой выпирающий под свободной туникой живот: до срока было еще не скоро, но все равно… как подумаешь…

Но рослая Медведица лишь хмыкнула, наливая себе травяного взвара, исходившего ароматным парком.

— Да не так уж ему и больно, — снисходительно сообщила она, шаря взглядом по столу в поисках чего бы съесть. — Не первородящий, чай. Хоть и тройню носит, но все закончится быстро. Вы, коты, всегда легко рожаете… не то что другие кланы…

Незаметно возникший подле стола Ляшшарэль подсунул повитухе поднос с завтраком. Глядя на ловко управляющегося с кухонной утварью крошечного нага, никто бы и не подумал, что это Защищающий.

Судя по звукам из гостиной Рихи, Шин и Шан дружно укладывали часто взмякивающего младшего папочку. Мил невольно хихикнул, вспомнив, каким умилительно неуклюжим стал менестрель в последние месяцы беременности. И как с ним носился старший наг, выполняя малейшие прихоти капризничавшего кота. Судя по тому, как себя ведет Нувар, Милаэля ожидает нечто подобное.

Интересно, Ар таким же кругленьким стал?

Вспомнил пропавшего друга, Мил даже жевать прекратил. Хорошо хоть Рихшан шепнул по секрету, что Арэль в безопасности и у деда, а то бы совсем плохо было. Правда, мучило желание рассказать обо всем Нувару, но… если узнает муж, то и король узнает. А Арэль этого не хотел. Его право, но… Впрочем, насколько Милаэль знал, эта тайна должна была сегодня раскрыться. Надо будет потом любимого супруга попытать — как там все прошло…

…Входная дверь как-то беззвучно распахнулась, впустив в уютную кухню запах сырого снега и звон весенней капели. И вместе с утренними сумерками внутрь проникли стремительные тени.

Милаэль вылупил глаза, чуть не подавившись особо крепеньким боровичком и узрев перед собой оскаленную морду нага в полной боевой сбруе Карателя.

И тонко завизжал, машинально отправляя содержимое своей миски в успевшего увернуться убийцу…

За окном танцевала метель. Хлопья снега косо неслись в сером сумраке нарождающегося дня; скручивались в спирали, а то вдруг принимались падать с неторопливой величавостью. И не скажешь, что на дворе середина весны. Нет, солнце с каждым днем светит все ярче, все жарче, беря дань обильной капелью. Но и зима не желает так просто уступать завоеванное. Вон как морозом расписала окно — только небольшой глазок и остался свободным от ледяных узоров.

Зато в комнате тепло и уютно. По-домашнему гудит печка, облицованная расписной фаянсовой плиткой: здесь, на западе, почти не используют каминов, если только в парадных залах. Все-таки открытый огонь — это красиво. Но печка намного теплее. И почти как дома… на севере…

Арэль вздохнул, пряча руки в рукава свободной туники, отороченной горностаем. В комнате хорошо натоплено, но в теле непонятная зябкость. И усталость. Все-таки беременность его здорово вымотала. И стоять, и ходить было тяжело. Особенно сейчас, когда приближались роды. Высокий купол живота мешал нормально передвигаться, нарушив привычную координацию движений; поясницу вечно ломило, плечи затекали. Правда, каких-либо иных беспокойств не было. И Арэль искренне не понимал лекарских опасений и суеты прислуги: во владениях деда над ним тряслись словно над хрустальной вазой. В первое время это злило, настораживало, а потом начало смешить. Теперь же молодой Дарующий смирился с тотальной опекой, тем более, что продиктована она была любовью и заботой единственного родного существа — его деда.

Варрит Суанол Фиронг.

Его родной дед. Отец Дириса Варрита Фиронга, некогда давшему жизнь наследнику Изумрудных волков.

Ар все еще переваривал свое чудесное спасение из рук Крэйна и бегство от Гирр-Эстега. Тогда, на острове, он почти распрощался если не с жизнью, то со свободой уж точно. Но оказался в бережных объятиях едва не рыдающего от счастья высокого старика, назвавшего его внуком.

Потом была жизнь в тайне ото всех, пока новоявленный родич отвоевывал у мятежного сына корону и княжество. Для Арэля стало ударом узнать, что именно его дядя Гурран поспособствовал гибели младшего брата и победе Крэйна.

А потом дед привез его в княжеский дворец и поселил в покоях, некогда принадлежавших Дирису. К сожалению, ничего из прежней обстановки не сохранилось: Гурран в свое время уничтожил всю память о брате. Единственное, что удалось найти — это небольшой портрет, чудом сохранившийся в нежилой части дворца. Видимо кто-то из прежних слуг, преданных династии Фиронгов, перепрятал подальше изображение княжича, в надежде, что в служебных коридорах его не обнаружат.

И теперь Арэль смотрел на того, кто любил его мать. Юному Посреднику не раз говорили, что он вылитая копия отца. Действительно, Дирис был лицо в лицо со своим сыном. Только глаза у него оказались не зеленые, а темно-синие как у Варрита. Да не было изящной хрупкости Арэля. С портрета весело и открыто смотрел настоящий Защищающий — крупный, сильный, красивый и уверенный в себе. Воин и правитель.

— Вот и свиделись, наконец… — тихо прошептал Ар, в который раз рассматривая овальный медальон над столом.

Надо будет еще и мамин портрет найти…

— Господин, — вошедший слуга уважительно поклонился молодому Посреднику. — Ванна готова. Позвольте вам помочь.

Арэль тряхнул головой, возвращаясь в настоящее. И кивнул.

— Буду признателен, — ему, выросшему вне дворцовых стен, конечно же вдалбливали манеру обращения к нижестоящим. Но теория есть теория. Ар до сих пор не мог без скрытого смущения приказывать людям много старше себя. Одно дело обсуждать с соратниками планы на будущее, решать вопросы войны и торговли, а другое — принимать как должное чужую заботу. Чувство скованности не отпускало его ни на миг. Хорошо хоть ему прислуживали те, кто помнил и любил его отца. Соответственно и к сыну Дириса они относились с любовью.

…В купальне Арэль разделся, с помощью слуг опуская неповоротливое тело в теплую воду. И заметил в настенных зеркалах ставшую уже привычной серебряно-золотую вязь габраэлевой метки у себя на спине. Тонкие прихотливые усики магической татуировки, казалось, жили сами по себе, свиваясь в тугие спиральки, покачиваясь на невидимом ветру и переползая с места на место.

Крохотные искорки пробегали по всем изгибам рисунка, еще больше придавая ему живости. Эта метка, как и мерцающий брачный браслет на левом запястье (хотя официального брака между ним и королем Гирра не было!), говорили об Истинном супружестве. И это являлось правдой во всех своих смыслах. Как бы Ар ни пытался забыть Габраэла, он не мог этого сделать. Злость и обида никуда не делись. Как и решимость не видеть одного коронованного гада. Но от собственного сердца некуда было бежать.