Изображение на мониторе не менялось. Уставшие глаза уже с трудом различали ритм ее спокойного дыхания. Уснула. Она могла спать вдали от него, даже в таком положении. А он сам — не мог.

Темнота комнаты рассеивалась слабым свечением светодиодов, оседая сумраком по стенам, очерчивая гибкие контуры распятого цепями тела. Такого гибкого, чувственного и чертовски желанного.

Пульс Марины давно замедлился до показателей глубокого сна. Но Крейн не мог заставить себя подняться с кресла. Заставить подавить внутри неуемное желание вновь взглянуть в ее глаза, которые так поспешно скрыл черной повязкой. Понимая одно: эта женщина по-прежнему имеет над ним власть. Пять лет — бессильны. Не месть и не ненависть отваляли его живым в этом хаосе вдали от нее, а именно они. Чувства, которые никуда не делись и уже вряд ли исчезнут.

Наконец-то он держал ее в своих руках. Упивался властью и триумфом и не понимал, что это станет отправной точкой уже его уничтожения. Что месть не принесет счастья и оставит после себя только пустоту. Но внутренний монстр требовал пусть не крови, то хотя бы абсолютного подчинения выбранной жертвы.

Ему нужен сон. Хотя бы немного, чтобы вдоволь насладиться всем тем, что он сотворит с Мариной за эти две недели. И даже они сейчас казались ему критическим сроком, ведь произойти может все, что угодно. Возможно, его тьма так и не насытится и отпустить Марину по прошествии срока окажется сложной задачей. Но пока…

Крейн даже не стал зажигать свет. Этот дом он знал как свои пять пальцев до каждого изгиба. Шел, глядя прямо перед собой. Ключ долго не хотел попадать в замок. Зачем он вообще ее закрыл, если выбраться из цепей без посторонней помощи невозможно?

Марина спала. Так глубоко, как никогда уже не уснуть ему. Как Александр Крейн сам засыпал когда-то, в прошлой жизни, рядом с ней. Настолько крепко и не чутко, что даже не пошевелилась, когда темная повязка спала с ее глаз.

Крейн долго вглядывался в любимое лицо. Он ожидал увидеть следы слез, но их не было — а ведь был уверен, что Марина даст им волю, стоит только остаться наедине с собой. Догадалась о камерах? Или осталась такой же сильной и несгибаемой, а годы в разлуке эту внутреннюю силу только приумножили?

Мысли грозили свернуть в запретную зону, когда он смотрел на нее, присев рядом, ощущая, как глухо стучит в виски пульс, а низ живота скручивает в спираль почти болезненного одержимого возбуждения с острым желанием прямо сейчас овладеть ею спящей, не дожидаясь пробуждения. Вбиваться в желанное тело до последнего крика и хрипа агонии убивающей тоски вдали от нее. Брать реванш за эти годы, добавившие шрамов сердцу.

Крейн ничего этого не сделал. А Марина почувствовала его мысли даже во сне, беспокойно зашевелилась, не понимая, откуда проникла в сны непрошенная тьма чужого безумия.

Это не сон, девочка. Ты действительно здесь, в ловушке серых стен и паутине цепей. Пусть и прогретых с помощью современных технологий почти до температуры тела — от дрожи это не спасет.

Марина открыла глаза в тот момент, когда Алекс разомкнул оковы вокруг ее щиколоток. Ее светлые глаза с остатками сна смотрели спокойно. Она как будто не видела различий между сном и явью. Скользнула затуманенным взглядом и вновь погрузилась в глубокий сон.

Цепи с глухим звоном разомкнулись, освобождая руки девушки. Желание все-таки разбудить ее и вновь поставить к стене в удобную позу едва ли не взяло верх над разумом, и Александр поспеши л накрыть ее одеялом. Пусть во сне, но Марина инстинктивно натянула его по самую шею и свернулась калачиком.

Алекс покидал ее комнату в этот раз поспешно, опасаясь, что не сдержится. Вернется и осуществит все то, о чем будет жалеть. Закрывал двери и предпочитал не замечать, как дрожат руки.

Ему нужен сон. Хотя бы на несколько оставшихся часов. Пока что придется довольствоваться его обрывками, но вскоре Крейн вдоволь напьется своим возмездием и сможет засыпать так же глубоко и безмятежно, как его пленница. Потому что так сладко спать, понимая, что тебя ожидает — уже само по себе бесстрашие на границе с безумием.

Обычно когда просыпаешься, не сразу вспоминаешь, где ты и в каких обстоятельствах. Есть до минуты неведения, и в моем положении стоило бы цепляться за эти временные обрывки, как за благодать. Но вся соль была как раз в том, что сознание лишило меня такой иллюзии.

Я прекрасно помнила, как здесь оказалась. На запястьях остался красный след от цепей. Когда меня освободили? Все это не было сном?

Думать о том, что Крейн (надеюсь, что именно он, что у него нет специально обученных людей снимать цепи с узниц) мог сделать что-то еще, кроме как освободить, не хотелось. Не настолько он упал в моих глазах, несмотря ни на что!

Вопреки ожиданиям, тело не затекло от неудобной позы. Но все равно сделала разминку. Да, даже новые условия содержания не заставили меня отказываться от подобных привычек. Пятьдесят приседаний с выпрыгиванием и упражнения на растяжку ног вернули тонус мышцам. Когда я обнаружила вполне себе уютный санузел за серой дверью, мой взгляд зацепился за едва заметный зрачок камеры на потолке.

Чего ты ожидала, Самохвалова? Что тебе дадут побыть одной? Может, еще и набор отмычек, чтобы сбежать? За тобой пять лет следили зорко и внимательно, ждали возможности прижать к стене. Думаешь, сейчас что-то изменилось?

Я досчитала до пяти, чтобы унять аритмию. Пусть следит. А то мало ли что мне стукнет в голову спустя пять лет, может я задушу себя этими цепями? И мстительно улыбнувшись, я облизала средний палец, глядя в равнодушный глазок камеры. Медленно, чувственно, а потом разомкнула губы, показав этот самый палец Алексу. Смотри, вуайерист с комплексом Дарта Вейдера!

Что не говори, а заключение и цепи так и не смогли меня сломать. В санузле отсутствовала задвижка и какой-либо замок. Только мне уже было плевать с высокой крыши на то, что сюда вломится Алекс. Я даже ждала того момента. Когда услышу его шаги. Сейчас у меня прекрасный шанс перевернуть ситуацию согласно своей выгоде. Я сама его соблазню прямо здесь.

Но то ли Алекс всего этого не видел, то ли просчитал мою игру — так и не появился. А я не имела представления о том, сколько же времени. Может, глубокая ночь и он спит? Хотя нет, я ощущаю себя выспавшейся. Точно утро. А свет в камеру заточения не проникает.

Ходить голой во власти обезумевшего монстра не хотелось. Но никакой одежды я здесь не нашла. Не то что собственная нагота вызвала дискомфорт, дома я привыкла принимать воздушные ванны. Мне просто не хотелось играть по чужим правилам. Поэтому я повязала влажное полотенце поверх груди наподобие туники, прикрывшей бедра. Волосы высохнут и так.

Почему я не услышала звук зам ка и шаги за шумом воды? Едва не прицепилась о порог, когда вернулась в комнату и уткнулась взглядом в широкую спину Крейна, который даже не повернул голову в мою сторону. Стоял, скрестив руки на груди и ждал, пока я вернусь. И честно — лучше бы он сорвал с петель двери ванной и вытащил меня оттуда за волосы, чем это многообещающее молчание.

Я скосила взгляд на кресло. Что будет, если я сейчас просто сяду в него, закинув ногу на ногу, продемонстрировав таким образом свое отношение к происходящему?

— Даже не думай, Марина. Подойди и сядь возле кресла. На колени.

Алекс повернул голову. Арктика ледяного взгляда рассыпала по спине озноб, но с места я так и не двинулась. Мой хозяин нахмурился.

— Если ты заставишь меня повторить приказ дважды, во-первых, ты останешься без завтрака и своего любимого кофе. Во-вторых, я просто прикую тебя к стене на весь день, и поверь, это совсем не так приятно, как твой ночной сон. Ну?

— Без завтрака? — не замечая, как усилился озноб от его слов, иронично переспросила я. — Когда заканчиваются иные аргументы, ты угрожаешь заморить меня голодом?

— Вижу, диктат этих стен только посильнее тебя завел? — вкрадчиво, но так проникновенно, что у меня внутри что-то оборвалось, спросил Алекс и сделал шаг вперед. — Объятия цепей пришлись по вкусу? Ты дерзишь мне потому, что уже успела за этим соскучиться?