30   Муж, супругу спаси! Брат, помоги же сестре!

        Отдал меня за тебя Тиндарей, над внучкою властный;

        Всей своей жизнью старик право решать заслужил.

        Но, не зная о том, отец обещал меня Пирру.

        Первым, однако, был дед; право пусть будет за ним.

35   Был не в ущерб никому наш с тобою свадебный факел,

        Пирру меня отдадут — будет обижен Орест.

        Нашу любовь мой отец Менелай простит: ведь глубоко

        Бог крылатый стрелой ранил его самого.

        Если себе он позволил любить — позволит и зятю:

40   Тут поможет ему собственной страсти пример.

        То же ты для меня, чем отец мой был для Елены,

        Есть и дарданский пришлец: роль его взял Эакид.

        Пусть делами отца похваляется он, сколько хочет, —

        Есть об отцовских делах что рассказать и тебе.

45   Все — в том числе и Ахилл — подчинялись внуку Тантала:[123]

        Был он вождем вождей, вел лишь отряд свой Пелид.

        Предки также тебе Пелоп и родитель Пелопа,

        И от Юпитера ты пятый, коль верен твой счет.

        Есть в тебе доблесть, хоть меч обнажил ты для страшного дела.[124]

50   Что оставалось тебе? Меч тот вручен был отцом.

        Лучше, когда бы в другом показал ты деле отвагу,

        Но ведь не ты выбирал — велено было тебе.

        Ты лишь исполнил приказ, и кровь из горла Эгисфа

        Снова дворец залила, кровью отца залитой.

55   Пирр обвиняет тебя, называет твой подвиг злодейством,

        И без стыда мне глядеть может при этом в глаза.

        Тут сдержаться нет сил, и лицо и сердце пылают,

        Больно жжет изнутри грудь мою скрытый огонь.

        При Гермионе вслух порицать посмели Ореста!

60   И ни меча под рукой нету, ни силы в руках.

        Я только плакать вольна; в слезах изливается ярость,

        Слезы обильной рекой льются и льются на грудь,

        Не иссякая, текут по щекам, о румянах забывшим,

        Есть везде и всегда только они у меня.

65   Рок родовой настигает и нас: в роду Танталидов

        Женщины были и встарь легкой добычей для всех.

        Что вспоминать про обман белоперой птицы потоков[125]

        И горевать, что в себе лебедь Юпитера скрыл?

        Там, где, простершись в длину, два моря Истм разделяет,

70   Мчал Гипподамию вдаль на колеснице пришлец.[126]

        Кастор, герой из Амикл, и Поллукс, герой амиклейский,

        Шли воевать, чтоб сестру город Мопсопа вернул.[127]

        Вскоре ее же увез за моря похититель идейский,

        И за оружье взялась Греция ради нее.

75   Помню хоть смутно, но все ж сама я помню, как в доме

        Страх, тревога и грусть сразу наполнили все.

        Леда молила богов, своего Громовержца молила,

        Плакали Феба-сестра,[128] дед, сыновья-близнецы.

        Я сама, растерзав едва отросшие кудри,

80   В голос кричала: «Куда, едешь куда без меня?»

        Не было только отца… Я тоже стала добычей

        Пирра, чтоб видели все: внучка Пелопу и я.

        О, когда бы Пелид избежал Аполлонова лука!

        Строго б отец осудил гнусные сына дела.

85   Ведь и тогда не стерпел, и теперь Ахилл не стерпел бы,

        Чтобы живую жену вдовый оплакивал муж.

        Чем на себя навлекла я вражду бессмертных? О горе!

        Из вредоносных светил мне на какое пенять?

        Рано без матери я осталась, отец был в походе, —

90   Живы оба, а дочь круглой росла сиротой.

        Губ неумелых моих младенчески ласковый лепет

        С первых достался лет, о моя мать, не тебе,

        Шею твою обвивать не пришлось мне ручонкой короткой

        И на коленях твоих ношей отрадной сидеть.

95   И наряжала меня не ты, и для дочки-невесты

        Не материнской рукой убран был брачный покой.

        Правду скажу: ты вернулась домой, я вышла навстречу —

        Но среди прочих в лицо мать не могла я узнать.

        Только твоя красота среди всех выдавала Елену,

100 Ты между тем начала спрашивать, кто твоя дочь.

        Только с Орестом одним и знала я счастье; но будет

        Отнят и он, если сам не постоит за себя.

        Пирр меня держит в плену, хоть с победой отец мой вернулся.

        Вот что, средь прочих даров, дал мне сожженный Пергам!

105 Стоит Титану погнать в небосвод коней лучезарных, —

        Тут отпускает меня, хоть ненадолго, тоска.

        Но когда ночь посылает меня в постылую спальню

        И заставляет лечь с горестным стоном в постель,

        Слезы глаза наполняют мои, а не сонная дрема,

110 И, как могу, не даюсь мужу я, словно врагу.

        Бедами оглушена, я себя забываю порою

        И прикасаюсь рукой к телу скиросскому вдруг,[129]

        Сразу отдернув ее, точно грех совершила, я каюсь,

        И оскверненною мне кажется долго рука.

115 Неоптолема назвать мне случается часто Орестом,

        И, как счастливый знак, мне оговорка мила.

        Родом несчастным тебе клянусь и предком бессмертным,

        Что потрясает моря, земли и царство свое,

        Прахом отца твоего (он и мне приходится дядей),

120 Что, отомщенный тобой, мирно в могиле лежит, —

        Либо в юных годах я до срока умру, либо стану,

        Внучка Танталова, вновь внуку Тантала женой.

Письмо девятое

ДЕЯНИРА — ГЕРКУЛЕСУ

        Взял Эхалию ты; поздравляю тебя, победитель,

        Хоть и горюю, что взят ты побежденною в плен.

        Грязный разносится слух по всем городам пеласгийским,

        Славе твоей от него не отпереться теперь:

5     Тот, кого ни труды, ни Юноны вражда не сломили,

        Дал ярмо на себя пленной царевне надеть.

        Будет рад Эврисфей, и рада сестра Громовержца, —

        Мачехе любо, коль ты жизнь опозоришь свою. —

        Только не тот, для кого (если этому верить рассказу)

10   Ночь оказалась мала — сына такого зачать.

        Больше Юноны тебе Венера вредит: возвышает

        Эта гоненьем тебя, та превращает в раба.

        Видишь, везде, где сушу Нерей омывает лазурный,

        Мир навсегда водворен мстящею силой твоей.

15   Море и суша тебе покоем обязаны прочным.

        Солнце в обоих домах[130] слышит о славе твоей.

        Примут тебя небеса, но и сам ты их принял на плечи,

        Звезды Атлант подпирал, сам опершись на тебя.

        Так неужели тебе лишь молвы не хватало постыдной?

20   Что ты прибавить спешишь к подвигам жалкий позор?

        Разве не ты задушил двух змей еще в колыбели.

        Разве младенцем не ты был уж достоин отца?

        Лучше ты начинал, чем кончаешь: последние первых

        Ниже дела, и несхож с мальчиком нынешний муж.

25   Не победили тебя ни Юнона, ни сотни чудовищ,

        Ни твой враг Сфенелид,[131] но победил Купидон.