Как ни старался замкнуть на замок Акрисий Данаю —

        Грех совершился, и стал дедом суровый отец.

        Так неужели теперь ревнивец удержит подругу,

        Если театры кипят, если пленяют бега,

635 Если желает она послушать Исидины систры

        И, несмотря на запрет, ходит сюда и туда,

        Если от взглядов мужчин идет она к Доброй Богине,

        Чтоб от немилых уйти, а кого надо — найти,

        Если, покуда приставленный раб сторожит ее платье,

640 В дальней купальне ее тайные радости ждут,

        Если умеет она, коли надо, сказаться больною,

        Чтобы на ложе своем полной хозяйкою быть,

        Если недаром отмычка у нас называется «сводней»,

        Если, кроме дверей, есть и иные пути?

645 Бдительный Аргус легко задремлет под бременем Вакха,

        Даже если вино — из иберийской лозы;[277]

        Есть и особые средства к тому, чтобы вызвать дремоту

        И навести на глаза оцепеняющий сон;

        Да и служанка твоя отвлечет ненавистного стража,

650 Если поманит к себе, и поманежит, и даст.

        Но для чего рассуждать о таких хитроумных уловках,

        Там, где любых сторожей можно подарком купить?

        Верь: и людей и богов подкупает хороший подарок,

        Даже Юпитер — и тот не отвергает даров.

655 Будь ты мудрец или будь ты простец, а подарок приятен,

        И, получив, что дано, Аргус останется нем.

        Но постарайся о том, чтоб купить его разом надолго:

        Тот, кто раз получил, рад и другой получить.

        Помнится, я говорил, что друзьям доверяться опасно, —

660 Что ж, как друг твой друзей, ты опасайся подруг.

        Если доверишься им — они перехватят добычу,

        И не тебе, а другим выпадет радость твоя.

        Та, что тебе для любви уступает и дом свой и ложе,

        Знай, не раз и не два их разделяла со мной.

665 Да и служанка твоя не слишком должна быть красива;

        Часто рабыня со мной вместо хозяйки спала.

        Ах, куда я несусь? Зачем с открытою грудью,

        Сам обличая себя, мчусь я на копья врагов?

        Птица птичьей беде не станет учить птицелова,

670 Лань не учит гоньбе лютую стаю собак.

        Пользе своей вопреки, продолжу я то, что я начал,

        Женам лемносским точа меч на себя самого.

        Сделайте так, чтобы вашей любви поверил влюбленный!

        Это нетрудно ничуть: рады мы верить мечте.

675 Нежно взглянуть да протяжно вздохнуть, увидевши друга,

        «Милый, — сказать, — почему ты все не шел и не шел?»

        Брызнуть горячей слезой, притворною ревностью вспыхнуть.

        Ногтем изранить лицо, — много ли надо еще?

        Вот он и верит тебе, вот и сам тебя первый жалеет,

680 Вот он и думает: «Ах, как она рвется ко мне!»

        Если притом он одет хорошо и следит за собою, —

        Как не поверить, что он влюбит в себя и богинь!

        Ты же, наоборот, не терзайся напрасной обидой,

        Не выходи из себя, слыша: «Соперница есть».

685 Верить не торопись: как пагубна быстрая вера,

        Этому горький пример — милой Прокриды судьба.

        Есть невдали от Гиметтских холмов, цветущих багрянцем,

        Ключ, посвященный богам; мягкая зелень вокруг.

        Роща сплела невысокий навес, блестит земляничник,

690 Дышат лавр, розмарин и темнолиственный мирт;

        Хрупкий растет тамариск и букс под густою листвою,

        Скромный ракитник растет или лесная сосна;

        Нежно веет Зефир дуновеньем целительно свежим,

        И пробегает волной трепет в листве и в траве.

695 Здесь — Кефала приют. Один, без собак и без ловчих,

        Часто усталый сидит здесь на зеленой земле.

        Часто, взывая, поет: «Приди к томимому жаром.

        Ах, прилети и на грудь, легкая, ляг мне, струя!»

        Кто-то подслушал такие слова, не к добру их запомнил

700 И поспешил передать робкому слуху жены.

        В слове «струя» угадав коварной соперницы имя.

        Пала Прокрида без чувств, скорбные смолкли уста,

        Стала бледна, как бывают бледны запоздалые листья

        На опустелой лозе при наступленье зимы.

705 Иль как айвовый плод, уже нагибающий ветви,

        Или незрелый кизил, кислый еще на язык.

        А как очнулась она — стала рвать на груди покрывало,

        Стала ногтями терзать нежные щеки свои;

        И, разметав волоса по плечам, как под Вакховым тирсом,

710 Буйная, мчится она, не разбирая дорог.

        Роща близка; оставив друзей в недалекой лощине,

        Тихой Прокрида стопой входит в дубравную сень.

        Ах, Прокрида, Прокрида, зачем неразумно таиться?

        Что за палящий огонь в бьющемся сердце горит?

715 Ты ожидала увидеть струю, не зная, какую,

        Ты ожидала застичь мужа в позорящий миг;

        Хочешь узнать и рада не знать, то вперед ты стремишься,

        То порываешься вспять: к разному клонит любовь.

        Как ей не верить, коль названо место и названо имя?

720 В то, что пугает, душа верить готова всегда.

        Вот она видит следы на траве от лежащего тела,

        Сердце неровно стучит, трепетно зыблется грудь, —

        А между тем уже солнце в пути от востока к закату

        Стало на верхний предел, коротко тени лежат.

725 Вот и Кефал, Киллениев[278] сын, возвращается в рощу,

        В жаркое плещет лицо хладом воды ключевой;

        Ты замираешь, Прокрида, а он, на траве простираясь,

        Молвит: «Повей мне, повей, свежего ветра струя!»

        Бедной Прокриде ясна причина счастливой ошибки,

730 Вновь она в чувство пришла, порозовела лицом,

        Встала и вот, колебля листву на пути торопливом,

        Радостно рвется жена к мужу в объятия пасть.

        Мнится Кефалу в кустах движение дикого зверя,

        Быстро хватает он лук, стрелы блеснули в руке.

735 Спрячь, несчастный, стрелу! Что ты делаешь? Это не хищник! —

        Горе! Пронзает стрела тело Прокриды твоей.

        «Ах! — восклицает она. — Сразил ты влюбленное сердце,

        Сердце, в котором давно точится рана твоя.

        Я молодою умру, но счастливой, не зная соперниц,

740 И оттого надо мной легкою будет земля.

        Вздох мой смешав со струей, о которой уже не волнуюсь,

        Я умираю; закрой веки мне милой рукой!»

        Сжал в объятьях Кефал помертвевшее тело супруги

        И омывает слезой рану на нежной груди.

745 Смерть подступает, и вздох, скользящий из уст неразумной,

        Принял устами, любя, скорбно склонившийся муж.

        Полно, за дело! Без всяких прикрас довершу я, что начал,

        К ближним ведя берегам путь утомленной ладьи.

        Нетерпеливо ты ждешь попасть на пиры и в застолья,

750 Хочешь узнать от меня и для застолий совет?

        Слушай! Заставь себя ждать: ожидание — лучшая сводня;

        Вам промедленье к лицу — дай загореться огням!

        Будь ты красива собой или нет, а станешь красива,

        Скравши ночной темнотой всякий досадный изъян.

755 В кончики пальцев кусочки бери, чтоб изящнее кушать,[279]

        И неопрятной рукой не утирай себе губ.