По его расчётам, этот отряд должен был уйти на перевал Шаджань и только там совместно с силами Миргабского отряда дать бой, пытаясь удержать дорогу через горный хребет.
Однако русские поступили иначе. Они небольшим отрядом встали насмерть на перевале Шит-Рака. Меллор пишет, что их было больше полутысячи. Врёт, конечно, чтобы оправдаться за такие потери. Он же сам пишет, что русские не использовали артиллерии, а только пулеметы и стрелковое оружие. Кроме того, он вскользь упомянул, что на поле боя осталось больше десятка тел русских.
«Десятка!!! Всего десятка!!! Черт побери!!! А у нас пятьсот три убитых и двести шестнадцать раненых, из которых не выживет и половина, – подумал генерал и в сердцах грохнул кулаком по столу. – А раз русские не использовали артиллерии, значит, на перевале был заслон, может быть, из сотни стрелков, усиленных четырьмя станковыми и четырьмя ручными пулеметами, которые остались на поле боя. Опять бурская тактика. Где же русские этому научились?!»
Китченер взял следующий листок. На нем был доклад командующего британскими войсками, которые должны были через Мазари-Шариф идти на Самарканд.
Здесь британцы столкнулись при переправе через Амударью с русскими из бригады пограничной стражи. И опять огромные потери, причем в первую очередь противник выбивает офицеров и унтер-офицерский состав, плюс работа артиллерии с закрытых позиций. Два дня упорных боев, с трудом захваченный плацдарм в районе Патта-Гиссаре. И это в бой еще не вступили основные силы русских?!
Генерал отошел от стола и направился к небольшому столику, где стояла коробка с сигарами, но в этот момент в дверь кабинета постучали.
– Войдите, – громко произнес Китченер.
На пороге материализовался адъютант генерала.
– Сэр, срочная телеграмма от лорда Керзона, – вытянувшись в струнку, доложил офицер.
– Что там? – несколько недовольно произнес генерал, у которого с вице-королем Индии в последнее время не складывались отношения.
Барон Керзон считался крайним тори. В вопросе о защите границ Британской империи и интересов Англии в Азии он был горячим защитником теории буферных государств, поэтому прямого вторжения британских войск в Российскую империю не одобрял, считая политической и военной ошибкой. Хорошо хоть не мешал и не вставлял палки в колёса военной операции.
– Вице-король сообщает, что в загородном имении Джона Моргана вчера были найдены мертвыми без следов насильственной смерти сам хозяин, а также Джон Рокфеллер, Джордж Бейкер, Генри Фрик, Натан и Эдуард Ротшильды, Джейкоб Шифф, Пол Варбург, Джон Астор-четвертый, Эдвард Гарриман и Уильям Вандербильт.
Китченер, услышав это, аж присвистнул от удивления. Десяток самых богатых людей в мире. И именно они пытались заставить Рузвельта отправить в Жёлтое море американские броненосцы, чему президент противился.
– Что-то ещё? – уже спокойно спросил адъютанта генерал.
– Да, сэр. Лорд Керзон также сообщает о начавшейся панике на биржах Америки и Великобритании, а также о том, что американских кораблей можно не ждать, – с невозмутимым лицом доложил офицер.
Горацио мысленно усмехнулся про себя. Лорд не мог не ткнуть носом в то, что он оказался прав, когда говорил, что американцы не отправят свои корабли на помощь Японии.
– Это всё, Альберт?
– Да, сэр.
– Можете идти.
Когда адъютант покинул кабинет, Китченер тяжело подошел к столику, достал из коробки сигару, отрезал гильотиной её кончик и, прикурив от длинной спички, опустился в кресло.
«Это ещё одна плохая новость на сегодня, – подумал виконт, выпуская дым изо рта двумя большими кольцами. – Япония на днях капитулирует, и мы останемся с Российской империей один на один. Может быть, и прав был Керзон, когда говорил о том, что начало прямых боевых действий с русскими на суше – большая ошибка. Тем не менее приказ короля я обязан выполнить…»
Мысли генерала были прерваны стуком в дверь, которая открылась, и на пороге вновь застыл адъютант.
– Что ещё, Альберт?! – несколько раздраженно спросил Китченер.
– Сэр, прибыл полковник Виллиамс. Просит срочно принять его.
– Пусть зайдёт, – генерал поднялся с кресла, аккуратно затушил сигару в пепельнице и развернулся в сторону двери.
Джон Виллиамс отвечал в штабе генерала за разведку, и его внезапное прибытие на доклад означало, что произошло нечто неожиданное и важное. А если учесть, какие сведения приходили с утра, то, вернее всего, хорошего полковник не расскажет.
– Сэр, – полковник Виллиамс, зайдя в кабинет, принял стойку смирно и резко кивнул головой.
– Чем обрадуете, Джон, – с этим офицером, как и с адъютантом, Китченер мог быть несколько фамильярным, так как их связывали некоторые тайные дела, о которых не принято говорить в приличном обществе.
– Афганцы собрали Лойя-джирга в Дроше. Кроме старейшин в город прибыли князья северных и северо-восточных племён, а также тайно приехал Хабибулла-хан. Они собираются объявить нам джихад.
– Что-о-о!!! Этот грязный ублюдок взял деньги, подписал договор, а теперь хочет объявить джихад?! – лицо генерала побагровело, а усы, казалось, распушились и встали торчком, как хвост у кота, точнее хвосты двух полностью одинаковых котов.
– Афганцам нельзя верить, сэр. В отличие от вас, я давно служу в этих местах. Логику местных туземцев, особенно их кодекс чести – Пуштунвалай – тяжело понять цивилизованному человеку. Там столько всего противоречивого для нас и непонятного. Одним словом, дикари.
Слова полковника сбили волну гнева генерала. Китченер глубоко и резко вдохнул, а потом медленно выдохнул.
– То есть вас, Джон, не удивляет поведение эмира Афганистана? – уже спокойно и без эмоций спросил он. – И да, проходите и садитесь в кресло. Если хотите, курите. Мне хороших сигар с Кубы привезли.
Полковник со словами благодарности прошел к столику. Вооружился сигарой, раскурил её и опустился в предложенное кресло. В соседнее, с вновь раскуренной сигарой, сел генерал.
– Сэр, нам не понять, как мыслят эти туземцы. Приведу пример. Лет шесть назад один из наших штабных офицеров в сопровождении отделения солдат по служебным делам убыл из Равалпинди в Пешавар. По дороге они заночевали в одном из кишлаков. Их приветливо встретил старейшина этого селения, разместил в своём доме, угостил отличным и богатым ужином. Утром накормил плотным завтраком, дал много продуктов в дорогу, – полковник пыхнул сигарой, делая драматическую паузу и привлекая внимание генерала, который внимательно слушал своего подчиненного. – А милях в пяти от кишлака лейтенанта и его охрану расстреляли из засады, после чего, как потом выяснилось, всем отрезали головы. Удалось спастись старому и опытному солдату, который бросился в горную реку. Он и доложил о случившемся.
Китченер внимательно слушал полковника, так как его действительно заинтересовал его рассказ.
– Когда наша карательная рота захватила этот кишлак, так как его жители оказали упорное сопротивление, выяснилось, что причиной убийства офицера и его сопровождения стали слова лейтенанта, которыми он похвалил красоту младшей дочери старейшины, – Виллиамс замолчал и пыхнул сигарой.
Паузой воспользовался Китченер.
– И за что же здесь убивать? – недоуменно задал он вопрос.
– По их кодексу чести главными из качеств пуштунов являются бадал – бесстрашие и отвага, имандари – правдивость, преданность истине, независимо от последствий, и гаярат – честь. Честь имеет очень большое значение в обществе пуштунов, и большинство других положений, указов Пуштунвалай направлены к сохранению их чести и гордости. Слова офицера задели честь семьи старейшины. Его младшая дочь, несмотря на молодой возраст, уже была замужем и в доме своего отца оказалась в тот момент случайно, придя к матери за какой-то вещью, пока мужа не было дома, – полковник вновь пыхнул сигарой и продолжил: – Чтобы доказать факт супружеской измены, по шариату необходимы показания четырёх свидетелей. А в соответствии с Пуштунвалай, для доказательства достаточно обычных слухов, поскольку в данном случае речь идёт о чести всей семьи. В доме на совместном ужине находились и другие почетные жители кишлака, которые могли неправильно понять слова нашего офицера. Итогом стало исполнение долга гостеприимства, а потом убийство наших солдат. Кстати, дочь старейшины её большая семья лично забила камнями за мнимую измену.