— Гарри, Рон, неужели мы все это так и оставим? — спросила Джинни, провожая подругу глазами.

Гарри переглянулся с лучшим другом. Не было необходимости уточнять, что она имеет в виду; уж конечно, не Шляпу. На самом деле, это продолжалось уже достаточно долго, Гарри даже привык, хотя каждый раз, когда Гермиона отлучалась на эти встречи, он испытывал тревогу и раздражение. Он знал, что Рон тоже это чувствует. Пусть им и не пришлось обсуждать это между собой, и так было ясно: Рон тоже не ждал, что договоренность Гермионы с Малфоем примет такие формы. И — им обоим это не нравилось.

Однако менять что-либо по своей воле они были не властны, тем более что Гермиона из троих друзей всегда вела себя наиболее разумно.

— Я доверяю Гермионе! — лениво пробормотал Рон.

— А Малфою?! — парировала Джинни.

На сей раз последовала долгая пауза.

— Что ты предлагаешь? — спросил Рон.

— Необходимо убедиться, что он не вредит ей во время этих так называемых разговоров на отвлеченные темы, — убежденно отчеканила Джинни.

Гарри всерьез поддался тревоге. Он отлично знал, что Малфоям свойственно думать, прежде всего, о себе, и в этом смысле Гермиона, согласившись подыгрывать им, пусть и заключив магический контракт, все равно не могла предвидеть всех планов Драко. Гарри помнил, что в подслушанном ими в поместье Малфоев разговоре с родителями Драко особо напирал на необходимость выручить отца. И тут гриффиндорцу пришло в голову, не придумал ли слизеринец за прошедшее время еще что-нибудь, не входившее в первоначальную договоренность.

— Ну, вряд ли он сумеет настроить ее против нечистокровных, — усмехнулся Рон.

— Я серьезно! — рассердилась Джинни. — Надо проверить, чем они занимаются.

Гарри пожал плечами. На этот вопрос спокойно можно было ответить, поглядев в окно.

— Прохаживаются по улице и разговаривают. Или не разговаривают, — ответил он.

— Надо проследить за ними! — в сердцах воскликнул Джинни, удивляясь непонятливости мальчишек.

Нельзя сказать, чтобы Гарри был сильно шокирован. Ему уже приходилось подглядывать, подслушивать и выуживать у людей сведения, которыми те делиться вовсе не хотели. И, однако, мысль о том, чтобы подглядывать за Гермионой, казалась чем-то совершенно другим.

— Ну, хоть раз! — воскликнула Джинни. — Из самых лучших соображений. Мы же все желаем добра Гермионе, разве нет?

По мнению Гарри, Джинни снедало любопытство, во всяком случае, от ее уговоров складывалось именно такое впечатление. Гарри, с одной стороны, теперь лучше понимал, отчего Гермиона не пересказывает ей содержание своих прогулочных бесед; с другой, Гарри все-таки считал не совсем лишним знать об этом. Все-таки он временами следил по карте, чтобы к ним никто не подходил, но не обязан был следить и за собой.

— Я пойду сам, — твердо решил Гарри.

Он намеренно не стал назначать конкретное время, поскольку на самом деле к исполнению этой затеи душа у него не лежала. Прошло два дня, и он очень старался вести себя хорошо, ибо Амбридж была начеку.

Шляпу Малфой так и не вернул, заявив, что это рискованно. Гермиона, рассерженная его отказом, рассердилась еще больше, когда поздно вечером, после всех планов, как проучить слизеринцев, с ней связался Серый Кардинал и потребовал не делать глупостей. По словам Лаванды, Гермиона долго спорила с ним.

— Он утверждает, что в «Слизерине» есть возможность в случае чего все как следует спрятать, — объяснила староста девочек наутро. — Знаете, я ему еще все выскажу, но, если он знает, что делает, я готова потерпеть.

Словно в награду за это, пришло время для хороших новостей. Сообщение о том, что Фортескью освобожден, принес гриффиндорцам ни кто иной, как жутко гордый собой Кормак Маклаген. При виде его Гарри поначалу не поверил своим глазам. С недавних пор он стал появляться значительно реже и в башне, и даже в школе, и потом, до него могло дойти, что теперь слизеринцы несколько по-иному общаются с другими учениками. Но, если Маклаген и предполагал, что Драко Малфой не поленился раскрыть на него глаза своей невесте, то ничем не выдал своего беспокойства по этому поводу. Он лишь сообщил счастливую новость, а в конце добавил:

— Честно говоря, министр рвет и мечет из-за этого.

— Почему? — удивился Гарри. — Ведь это достижение в борьбе с Темным лордом!

— Все не так просто, — со значением произнес Маклаген. — Дело в том, что Флориана Фортескью обменяли на очень опасный черномагический предмет.

Секунду Гарри разрывался, сомневаясь, какая реакция на эти слова будет выглядеть естественнее: равнодушие или заинтересованность. Гермиона изобразила второе, и он последовал ее примеру.

— А почему «Пророк» об этом ничего не написал? — поинтересовалась Джинни.

— А «Пророк» не пишет о том, чего не знает! И то, что это будет, если на каждого заложника выменивать, нет, я вам даже не буду говорить, что! Твой братец, Уизли, так возмущался по этому поводу! — снисходительно поморщился Кормак, — Но что он может с этим сделать? Не обижайся, но ты же сам понимаешь, что он помешан на бумажках.

Рону очень хотелось бы возразить; но он ограничил свое возмущение тем, что покраснел до корней волос.

Должно быть, появление Маклагена здорово разозлило Джинни. После его ухода она долго ворчала, жалуясь, что они, как дураки, связаны благоразумием, и ничего не могут сделать. И, конечно, когда Гермиона отправилась на свидание, это показалось ей прямым руководством к действию.

— Гарри, я сама пойду, если ты так будешь сидеть и наблюдать, как мир катится к черту! — заявила она…

Когда Гарри, в мантии-невидимке, шествовал в направлении лестницы, ему пришло в голову, что ей удалось задеть его больное место. Мантию он выбрал потому, что она защищала от холода, а также из нежелания применять заклинание, ведь Амбридж в любой момент могла под благовидным предлогом проверить палочку.

Внутренний дворик оказался настоящим царством сквозняков. Гарри сразу увидел подругу в компании слизеринского недруга, кутающихся в мантии и прячущих подбородки в шарфах. Следовать за ними, держась на расстоянии нескольких шагов, было нетрудно, хотя, на удивление, довольно много ребят желали подышать свежим воздухом.

Малфой заговорил с Гермионой, лишь когда они отдалились на приличное расстояние от других гуляющих, так, чтобы их не могли услышать. Само их желание уйти за пределы досягаемости выглядело так естественно, что Гарри ревниво подобрался. Определенно, Виктор Крам рядом с Гермионой понравился бы ему больше.

— Ты написала родителям? — спросил Малфой. Несмотря на то, что голос его звучал ровно, Гарри показалось, в него заранее встроено неодобрение.

— Слушай, — с натянутым миролюбием произнесла Гермиона, — не понимаю, что ты ко мне пристаешь с моими родителями. Это, все-таки, тебя не касается.

— С тех пор, как они стали жить с моими родителями и жаловаться на твое пренебрежение, касается, — теперь претензия в словах Драко смешивалась с превосходством. — Между прочим, они мне написали, немного, правда, — заметив, что краска заливает лицо Гермионы, он резко сменил интонацию, — справедливости ради, может, это они оттого, что видят, как часто я пишу домой. Между прочим, ты мне обещала, что будешь посылать им сову каждую неделю.

Гермиона явно не хотела развивать данную тему. Гарри предположил, что ему следует быть особенно осторожным; если сейчас она услышит любой шорох от его движения, то непременно обратит на это внимание, просто чтобы переключиться. А Гарри, свыкшись в некотором роде, что поступает ей во благо, ни за что на свете не захотел бы, чтобы подруга когда-либо узнала о том, что он позволил себе хоть несколько минут за ней шпионить. Между тем, пройдя более десятка шагов, Гермиона все же обратилась к недовольному собеседнику.

— До чего ты все усложняешь, — сказала она. — Наверное, у тебя натура такая.

— Я не понимаю, почему ты так напряжена, — заявил, в свою очередь, Малфой. — У тебя хорошие родители.