– Это было спрятано под полом и запечатано чарами, – пояснил один из летописцев.

Наместник перевернул кошель и высыпал на пол его содержимое. Целая пригоршня звенящих слитков платины. Глаза наместника встретились с глазами Гриста, и на лице Флудда вспыхнуло такое сильное презрение, что у Ниша по коже поползли мурашки.

– А я-то гадал, как ты удовлетворяешь свою привычку к ниге на жалованье надзирателя!

Грист ничего не ответил, но его глаза беспокойно забегали.

– Ты неудачник, Грист. Ты был плохим надзирателем, никудышным сержантом, а потом снова паршивым надзирателем.

– Все против меня, лар. Люди всегда пытались меня унизить.

– И во всем этом виноват кто-то другой?

– Да, да, конечно!

– Что ты еще можешь сказать в свое оправдание, Грист?

– Чувствительница лжет, лар. Они все лгут. Они никогда меня не любили.

– Мне ты тоже никогда не нравился. Но ведь это не единственная твоя вина, не правда ли? Это ты испортил кристаллы Тианы. Ты отравил ее каллуной. Ты убил аптекаря, чтобы заткнуть ему рот.

Грист молчал.

– Предатель Грист, ты будешь казнен завтра на рассвете способом, который соответствует твоему ремеслу и занимаемой должности. Помощник, какой это будет способ казни?

Женщина что-то прошептала ему на ухо.

– Очень подходяще, – сказал наместник с дьявольской усмешкой. – Тебя сбросят в камнедробилку. Уведите его!

Солдаты уволокли кричащего и ругающегося Триста из комнаты.

– Мастер Иризис, – продолжал Флудд. – Все недоказанные обвинения сняты. Наказание за доказанные провинности откладывается на год. В случае надлежащего исполнения обязанностей мастера на производстве наказание может быть отменено. Судебное разбирательство на этом закончено.

Ниш поднялся со своего места.

– А как же быть с Моссом, лар? Нельзя позволить…

– Мосс был моим осведомителем на заводе последние семь лет, – негромко ответил наместник. – И, надо признать, очень хорошим осведомителем. Никто ни разу его не заподозрил. Ты мог бы у него многому научиться, мальчик. Но в этих краях он больше никогда не появится.

После шести недель каторжного труда напряжение ослабло. Люди были настолько измотаны, что участились ошибки и увеличилось количество несчастных случаев. Теперь они работали по шесть полных дней в неделю, а на седьмой – получали полдня отдыха. Во второй из этих урезанных выходных, когда Ниш сидел в затемненной комнатке чувствитель-ницы, Юлия внезапно подпрыгнула. Как обычно, на ней не было другой одежды, кроме штанишек и майки из паутинного шелка, сквозь который заманчиво просвечивала гладкая кожа.

– Я ВИЖУ ее!

– Юлия! – Ниш бросился к девушке с распростертыми объятиями, но она оттолкнула его. – Извини! – Ниш позабыл, какая чувствительная у нее кожа. – Я так обрадовался!

– Твоя одежда словно железными крючьями впивается в тело. Я тебя не ударила? Я так старалась ее увидеть, Ниш!

Юлия теперь стала чувствовать себя намного лучше. Она редко надевала маску, предпочитая защитные очки. Один или два раза она выходила из помещения без наушников и ушных затычек. Такой риск был для чувствительницы серьезным испытанием, но она выдержала. Ее мозг мог справиться с перегрузкой одного органа чувств, если все остальные были надежно защищены. Если уши были закрыты, дневной свет Юлию уже не раздражал так сильно, как прежде. Только обоняние оставалось все таким же сверхчувствительным. Может быть, даже чуточку больше, словно компенсируя остальные органы. Тончайшая струйка какого-то запаха, не ощутимого для нормальных людей, могла надолго вывести ее из себя. За пределами своей комнаты Юлия всегда ходила с затычками в ноздрях.

Ниш не раз гадал, что именно помогло Юлии приспособиться к резким переменам в ее жизни. Может, из-за его дружеского участия и покровительства Иризис? За последние месяцы девушка получила столько ласки и заботы, сколько не было во всей ее предыдущей жизни. Она поняла, что далеко не каждый человек готов распорядиться ею как вещью. Но уж Ниш точно хотел ее использовать, и в душе сам это признавал. Он ясно осознавал свои чувства. Ниш каждую ночь мечтал об обладании ее миниатюрным женственным телом, жаждал прикоснуться к мягким и почти невесомым волосам, к нежной, словно младенческой, коже, ласкать ее маленькие груди и пышные бедра. Больше всего на свете он хотел проникнуть в ее лоно, услышать крик наслаждения и ощутить ее тугую плоть.

– Я вижу ее, – повторила Юлия, вырывая Ниша из сладких грез.

– Где она находится? Чувствительница указала на юго-запад.

– Ты уверена?

Юлия продолжала указывать в том же направлении.

– Как далеко отсюда?

– Не знаю. Далеко.

– Когда ты ее в первый раз увидела?

– Среди ночи. Ее не было несколько месяцев, а прошлой ночью она появилась, словно цветок раскрыл свои лепестки. Кристалл светил так ярко, что все остальные рядом с ним померкли. И еще я видела горы и озера.

Это уточнение мало чем могло помочь. На юго-западе горы и озера простирались на сотни лиг.

– Пойду-ка я лучше поищу наместника.

Флудд дважды за последний месяц был на заводе, а сегодня как раз собирался уезжать. Юлия настороженно отступила к самой стене.

– Твоего друга Ксервиша, – пояснил Ниш.

Юлия расслабилась и неуверенно улыбнулась. После недолгих поисков Ниш отыскал маленького человечка у главных ворот.

– Что такое? – нетерпеливо спросил его Флудд. – Докладывай покороче, механик. Погода портится, а к ночи я должен быть в Тикси. Еще один силовой узел иссяк, и никто не знает почему.

– Чувствительница видит Тиану. Наместник глубоко вздохнул:

– В каком направлении?

Любой другой на его месте задал бы вопрос: «Где?»

– На юго-западе. Далеко отсюда.

Наместник кивнул, нацарапал что-то на клочке бумаги и отдал записку капитану своей охраны. Тот отдал честь и торопливо удалился. Ксервиш направился к зданию завода. Его походка была какой-то вихляющейся и странной, словно большинство костей находились не на своих местах.

– Пойдем посмотрим, что мы можем из этого узнать. И никому ни слова!

Юлия радостно приветствовала наместника, но, несмотря на все старания и уговоры, не сообщила ничего нового. В конце концов она расстроилась и замкнулась в себе, и Ниш с Флуддом оставили ее в покое.

– Как бы мне хотелось иметь в своем распоряжении один из дальнеговорителей прошлых лет, – разочарованно заметил Флудд.

– А что это такое? – спросил Ниш, никогда не слышавший такого названия.

– С их помощью можно было разговаривать с человеком, находящимся на противоположном конце Лауралина. Безумный Голиас изобрел этот прибор около трех тысяч лет тому назад. Он использовал какие-то особые кристаллы и провода, которыми соединял их.

– И что с ним стало?

– Его предательски убили в надежде завладеть секретом, но вскоре кристаллы погасли, и уже никто не смог восстановить работу прибора или понять его устройство. Голиас был одним из самых могущественных мансеров и, без сомнения, управлял прибором при помощи какого-то заклинания. Но и заклинание, и секрет устройства умерли вместе с ним. Если бы мы обладали таким приспособлением…

– Я не понимаю, как это нам помогло бы, – сказал Ниш.

– А еще механик!

Ксервиш свернул к столовой, и Ниш последовал за ним. Наместник положил себе на тарелку печеные овощи, пшенную кашу и маленький кусочек отварной рыбы, потом залил все острым красным соусом и пошел к столу. Ниш недавно пообедал, так что он выбрал чай из розовых лепестков и засахаренные сливы.

– Если бы вы объяснили, лар, – попросил он, стоя рядом с наместником с чашками в руках.

– Садись, парень.

Ксервиш ел быстро, пользуясь старомодными палочками вместо ножа и вилки. Его манера поведения за столом несколько удивила Ниша, но он не подал вида. Еще будучи помощником купца, он убедился, что некоторые вещи, недопустимые в одних странах, могут быть вполне приемлемыми в других. Кроме того, Флудд принадлежал к другому поколению, да еще мог изменить судьбу Ниша одним движением руки. И все же Ниш чувствовал, что перед ним человек более гибкий, чем его отец, он всегда был готов выслушать чужое мнение.