Кострома ненадолго замолчала, грустно улыбнувшись, а в синих волосах мелькнули багровые всполохи.

— Окончательное падение Прави ощутили мы как обрыв сердечный, тьму в глазах и словно отрубили от нас половину вместе с родителями нашими, — почти прошептала Кострома, посмотрев на них невидящим взглядом. — Как будто берёшь в руки полные горсти воды, а она проливается сквозь пальцы, оставляя лишь капли малые. Осиротела я в один миг. Но, лишившись многих сил и отца своего, обрела я и нечто иное… — мягко улыбнулась прабабушка.

Озара нетерпеливо поёрзала, но перебивать не посмела, как и сёстры.

— После падения Прави служба Трифона закончилась, смог он обернуться из чудища трёхголового добрым молодцем и оказался моим суженым, — сказала Кострома. — Вот только цепи заколдованные, что ко дну его тянули и силу забирали, зачарованы были: уменьшились они под его размер и продолжали силу красть. Не смог бы он обернуться под водой, и в людском облике не протянул бы долго, даже с поддержкой моей. А надежда на избавление в лице родителей моих истаяла. Тогда обратилась я за помощью к брату моему старшему… Ящеру, которому по назначению отца досталось владычество над морями, — Кострома нахмурилась. — Но не стал он… помогать нам просто так.

— Тогда вы и заключили тот Договор? — предположила Озара, когда Кострома надолго умолкла, явно переживая события прошлого.

— Заключили, — тяжко вздохнула та. — Даровали Слово мы, что отдадим брату моему дочь нашу либо потомка Рода Горынычей деву о трёх головах за освобождение Трифона. Но посчитала я, что бесчестно брат мой воспользовался опасностью смертельной и затруднением моего суженого, потому, чтобы не случилось в роду девы о трёх головах, я уговорила любимого после освобождения пройти ритуал разделения силы. Чтобы у юдваргов в Роду Горынычей проявлялись только одноголовые Змеи. Три головы Змеевы в каждом поколении… Можно сказать, что этот Договор с братом моим Ящером Морским спас весь наш Род.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Оляна, коснувшись руки прабабушки. — Как тот Договор спас наш Род?

— Коротким вышел миг любви с моим суженым, — юный лик Костромы тронула неизъяснимая печаль. — Недолго нам пришлось вместе быть. Когда понесла я дитя, явился Трифону Последний божественный Наказ бога Правды. Оказался Трифон живым ключом, созданным из обломков Алатырь-камня Прави, и после принятия людского облика должен был произвести на свет потомка, часть нового мироустройства, которого требуется принести в жертву на троне богов, дабы остановить окончательное слияние миров и закрепить гармонию, не позволяя разрушенной Прави утянуть за собой Явь и Навь.

— Какой ужас… — ахнула Оляна, прикрыв рот, и Озара тоже ощутила жутковатый озноб. Она читала о «жертве Рода», но таких подробностей не знала.

— Кому многое дано, с того много и спрашивается, — усмехнулась Кострома. — Трифону ничего не оставалось делать, как принять последний наказ отца. Однако после ритуала разделения сил у нас родилась тройня. Трое сыновей. Огнедар, Огнеслав и Остромир. Старший из них — Огнедар — после Инициации стал обещанной жертвой, добровольно пошёл в разрушенную Правь, чтобы отдать всего себя ради всеобщего выживания, но трону богов оказалось мало такой жертвы, нужны были силы трёх… Но Трифон нашёл выход, чтобы… Род его мог жить. Сам он слился с Алатыр-камнем Нави, чтобы силой своей удерживать его от разрушения, — слёзы прочертили две дорожки по щекам Костромы, да и по самому лицу на миг прошла самая настоящая волна, но голос её не дрогнул. — А мы пришли к нынешнему положению Рода, который продолжили Огнеслав и Остромир. Мы живём и поддерживаем Беловодье и Завесу Сокрытия своей силой.

Озара судорожно выдохнула, смахивая навернувшиеся слёзы. Она знала о жертве предков, но от жены и матери слышать эту историю оказалось во сто крат тяжелее и страшнее. Ляна вот вовсю давилась всхлипами, не сдерживаясь.

— Значит, мы тоже должны стать жертвой для Ящера? — спросила Ожега, нарушив тишину.

— Что⁈ Нет! Вы должны выйти замуж за моего брата, — сердито посмотрела на них Кострома. — Он хотел достойную супружницу.

— Чего? — одновременно разинули рты Озара и Оляна.

— Просто он как-то так сказал… Что мы решили, что он съесть нас хочет… Ну там… На Финском заливе, — бормотала всё тише Ожега под строгим взглядом Костромы.

— Явь с её страшными переиначенными сказаниями плохо на вас влияет, — покачала та головой.

Озара и сама подумала, что трёхголовый Ящер наверняка хотел связать себя с кем-то подходящим. Трёхголовая юдварга, дочь Змея Горыныча или его потомок, наверняка виделась ему хорошей партией.

— Но как же Радмилла? — неуверенно спросила Оляна. — Её же он…

— Не ведаю я, о чём Кикиморы с братом моим сговорились, — покачала головой Кострома. — Могу лишь предположить, что речь шла о проклятье их родовом. За снятие божественного проклятья заплатить придётся изрядно… Тут и выдумывать нечего. Могут быть и жертвы кровавые на благо Рода. Но спросим мы с главы Рода Кикимор, как так вышло, хотя и сами косвенно виновны, что с наследницей их такое приключилось. Разберёмся.

— Так, значит, нас отдадут Ящеру в жёны? — спросила Ожега, не давая прабабушке соскочить с темы.

— По Договору и Слову нашему должны мы Ящеру отдать в жёны трёхголовую Змеевну, что в Роду нашем первой появится… — помрачнела Кострома. — Ваше превращение…

Договорить прабабушка не успела. Так как прямо посреди гридницы появился полупрозрачно голубоватый посланец, похожий на очень крупную морскую ракушку. Посланец раскрыл ракушку, словно один большой рот, и оттуда донеслось язвительным басом:

«Сказано было Слово. Долго ты, сестрица, от нашего Договора бегала, да теперь все условия совпадают. Так что жду свою весту-Горыновну», — сказав это, ракушка-посланница разразилась громогласным победным хохотом и «взорвалась». Озара испуганно вскрикнула, когда на её руки попало что-то обжигающе-холодное, и она увидела светящиеся полосы браслетов, похожих на магические кандалы.

У Ожеги и Оляны появились такие же «браслеты», при виде которых Кострома побледнела.

Озара с ознобом поняла, что, по всему выходило, им от старого Долга никуда не деться. Все их мечты, желания разом перечёркнуты Словом, данным богами другому богу. От такого Слова можно бегать, но нарушить его не выйдет ни в коем разе. Да и Род на такое не пойдёт: отцы, похоже, смирились, а они с сёстрами уже напитали силой Завесу Сокрытия, так что даже этим не выпросишь хотя бы отсрочку…

В горле стало сухо от обиды и волнения. Сотни мыслей роились в голове, но она боялась даже рот открыть, чтобы попросту не разреветься, как малое дитё, которого поманили сахарным петушком, да дали другому.

— Государыня Кострома! — в гридницу ворвалась тётя Блага, за которой шли тёти Брана и Бояна. Все трое выглядели взволнованными и запыхавшимися, наверняка бежали от того места, где их Кострома выгрузила, как они вернулись все в Беловодье.

Тёти дружно уставились на их магические браслеты.

— Так это правда… — выдохнула Брана.

— Он уже потребовал Долг, — вторила ей Бояна.

Кострома только кивнула.

— Государыня Кострома, — Блага присела рядом с Озарой и коснулась её прохладными пальцами, разглядывая браслет. — Слово было сказано, но…

— Но оно будет не нарушено, если наши девушки отправятся к Ящеру и вызовут жениха на бой по заветам Рода Горгон. Если они триедины, то пусть это и касается лишь Ожеги, но будет касаться и всех остальных, — заявила Брана, рождая крошечный огонёк надежды.

— Вызвать на бой? — повторила Ожега. — Для чего?

— Слабый воин не может стать мужем Горгоны, — усмехнулась Брана. — Надо победить в бою. Наш муж победил нас обеих, чтобы заполучить в жёны.

— Но мы самую чуточку поддавались, — усмехнулась Бояна.

Озара только вытаращилась на тёть-близнецов, у которых оказалась триада.

— Нам не победить его, — помотала головой Ожега. — Да мы… Мы даже ходить не могли, не то что сражаться… Я и вообще оказалась совсем бес…