— И что? Подруги твои тоже так? — поторопил её Бай, словно её выстраданная и вынутая, как окровавленное сердце из груди, история только присказка.

— Не все мечтают о мальчиках… — обессилено протянула Юля. — Даже в моём возрасте. А кое-кто уже так обжёгся, что поостережётся в омут с головой нырять.

Она вспомнила историю Оляны с заколдованным одноклассником и совсем расхотела говорить о любви. Парни же словно потеряли интерес к разговору, и никаких ответных откровений не последовало. Юля даже на миг почувствовала себя глупо: рассказала незнакомцам про себя, а они просто приняли к сведению и молча переглядываются.

— Нам пора выходить, — внезапно сказал Бай, когда «Ласточка» начала затормаживать на станции Луга.

— Ой, а вы разве не до Питера? — удивилась Юля.

— Мы там будем, но чуть позже, — ответил ей Бай.

Они как-то так быстро попрощались и покинули вагон, что Юля чуточку пожалела, что не предложила обменяться телефонами, но не догонять же. Когда электричка остановилась в Луге, за окнами снова пошёл дождик. Чем ближе к Питеру, тем более непредсказуемой становилась погода. Поэтому Юля взяла с собой зонтик, не надеясь ни на какие хорошие прогнозы в интернете.

На этот раз Юля начертила руну отвода глаз прямо на свободных местах, чтобы даже разговаривать ни с кем не пришлось. Встреча с Баем и Хэем отбила желание ещё с кем-то делить места и откровенничать с попутчиками, и так их глупые вопросы разбередили всю душу.

— Ты всю дорогу прохандрила в одиночестве… Может, стоило подсесть к Ярославу, сыну Антонины Ивановны? — отвлекла от мыслей мама, когда они наконец приехали и вышли на перрон.

— Но я была не одна, — удивилась Юля, как мама могла пропустить такого красавчика, как Хэй, ну и Бая тоже. — Со мной два парня ехали от Струг до Луги.

— Ой, правда? — мама засмеялась. — Видимо, совсем меня Антонина Ивановна заболтала, даже не заметила. О, смотри, а это не твои подружки идут? — мама показала на четвёрку девчонок.

— Похоже, они, — улыбнулась Юля.

— А кто эта та рыженькая с ними? Не видела её раньше.

— А… Это Радмилла, — узнала спутницу подруг Юля. — Она… Э… вроде дальняя родственница девчонок.

Радмилла медленно перебирала амулеты, выданные тёткой, определяя, какие из них лучше всего подойдут для так пугающей её Яви. Выбирать стоило с умом: некоторые камни в оберегах могли мешать друг другу, некоторые талисманы слишком слабы и лишь вызовут вопросы.

Не хотелось Радмилле в Явь, но делать нечего — это её последний шанс отдать кровный Долг Древнему и спасти свой Род.

Все знали, что Род Кикимор брал своё начало от бога Морока. Когда-то жрицы Морока были и его жёнами, а Род состоял из прекрасных дочерей. Название же пошло от соединения слов «кика» — рогатого головного убора жриц и части имени бога. Золочёный молодой месяц венчал голову, а чёрные одежды, расшитые красными знаками Морока, покрывали тело. Возлечь с богом жрица могла лишь однажды, отдавая себя в Яви, а взамен получая прекрасную дочь. Безусловно, жрицами становились самые красивые девушки. О красоте Кикимор слагали песни и былины… Так было когда-то. А сейчас всем им приходится прибегать к уловкам, чтобы правда не вылезла наружу. Мерзкая, отвратительная правда о проклятье, наложенном на их Род последней женой Морока — богиней Кривдой — сразу после их свадьбы.

Сильны были жрицы Морока, имели они и свои божественные силы, пусть и заёмные у отца и господина их, так что смогли отложить проклятье Кривды на семь поколений. Но уже на третьем начали прослеживаться последствия, а после падения Прави ход в Явь был им заказан. А всем известно, что лишь в Яви женщины народов Нави могли понести.

Вот только если другие немного старели, то Кикиморы буквально разменивали жизнь и красоту на минуты нахождения в Яви — всё из-за проклятья.

Буквально за сутки Явь Кикимор уродовала, высасывая красоту с лица, превращая в страшных образин, с которыми никто из женихов и потенциальных отцов, влюбившихся в красавицу, дел иметь потом не хотел. И это ещё было не самым страшным. Полбеды утратить красоту, настоящая беда — не вернуть её по возвращению в Навь или Беловодье. Никакие мороки после рождения дитя не могли даже вида приличного Кикиморам придать. Вот и приходилось многим век свой доживать во второй ипостаси, чтобы скрыть тайну Рода.

За время проклятья Кикиморы изобрели способ избежать столь страшной доли, и кому-то везло, как её тётке, что смогла соблюсти все правила, буквально написанные кровью, и остаться при своих. Но далеко не всем.

К удивлению Радмиллы, оказалось, что в Яви даже почти знали о том способе, что путём страшных жертв нашли для себя Кикиморы. Рассказала об этом та явовская девка — калечная сирина Юлка, с которой княжны всё вошкались да дружили зачем-то. Юлка эта, когда прознала, из какого Рода Радмилла, спросила:

— Ой, мне девочки многие наши легенды рассказывали, и что в Яви всё переиначили, а правда, что «Царевна-лягушка» — может быть сказкой про кикимору? Вы же, кажется, единственные, кто во всяких земноводных обращается, да?

— И что же рассказывают ваши явовские сказки? — еле сдержавшись, спросила Радмилла. Неприлично это — чужие ипостаси обсуждать. Особенно такие никчёмные, как у них после проклятья. Раньше они хотя бы говорящими были, а теперь просто гады бессловесные.

— Ну там было у царя три сына, и тот повелел им жён поискать, — пустилась в разъяснения Юлка. — Они там стрелы пускали. А стрела младшего попала на болото, и тот говорящую лягушку нашёл и женился на ней. Там царь задания всякие давал, лягушка их выполняла, а Иван-царевич потом подсмотрел, что лягушка обращается в красавицу, и сжёг её шкурку. Но жена его пропала, её вроде как Кощей Бессмертный заколдовал так, что Иван-царевич отправился его искать… Вроде бы это в этой сказке было. Ну там в целом, Кощея Иван нашёл и жену спас.

— И что это за Кощей такой? — усмехнулась Радмилла, отвернувшись.

— Ну это такой бессмертный, старый, страшный очень… — задумалась Юлка, и Радмилла постаралась, чтобы её лицо не дрогнуло.

— Вообще аналогов Кощея Бессмертного я у нас не встречала, — поддержала разговор княжна Озара. — До сих пор не знаю, кто это может быть. Хотя это может быть просто собирательный образ злодея. В Яви много что переиначено. «Кащей» — это же вообще просто ругательное «тёмный колдун». А потом что-то где-то кто-то услышал, и стало «Кощеем».

Ну да, кто там в жуткой образине со страху разглядит, он это или всё же она…

Когда жрицы Морока отвели беду от Рода на семь поколений, с трудом и жертвами, они получили лазейку от бывшего покровителя. Морок мог спрятать Кикимор от своей жены, но лишь с полночи до зауры, и в сумме его защита работала не дольше седьмицы. А в остальное время требовалось находиться в Яви во второй ипостаси, чтобы проклятье Кривды не нашло. То есть семь дней, точней, ночей, было у Кикиморы в Яви, чтобы зачать дитя без серьёзных последствий. Это было у первого поколения после проклятья. Второму поколению давалось лишь шесть ночей, с соблюдением тех же условий. Третьему — пять, четвёртому — четыре, пятому — три, шестому — два… Если и случится у Кикимор восьмое поколение, то они просто не смогут выйти в Явь даже на таких условиях.

Её мать — Балемила — пошла на поклон и принесла себя в жертву Древнему богу, чтобы у Радмиллы — родившейся в седьмое поколение старших жриц Морока, был шанс обмануть саму Кривду. Радмилла была последней, кто мог ещё хоть что-то сделать для всего Рода, прежде чем подтачивающее проклятье войдёт в полную силу и уничтожит и тень надежды.

Наверное, это стоило навек утраченной красоты, но Радмилла отчаянно трусила.

В Гнезде Рода Горынычей одним мигом пролетело больше двух лет, и в какой-то степени то, что княжны учились в Яви и совсем не часто с ней общались по причине того, что редко наведывались домой, и позволило Радмилле столь долгое времяпровождение в гостях, где никто не напоминал о её предназначении и долге.